Сказки Бурого Медведя
Шрифт:
— Поклон вам, люди добрые! — Едва голову наклонил. На что люди ему тоже едва кивнули. Нечего спины гнуть, коли тебе уважение не кажут. — Делал я много для княжества, да всё не то получалось. Теперь нашлось средство верное и для всех полезное. Служители сломанного древа принесли нам мудрость великую! Мудрость, во всём просвещённом мире известную, и только у нас тьма кромешная да старина несусветная.
— Так ить били ж мы их завсегда с их мудростями своей стариной и дань с них брали! — крикнул кто-то из толпы, но князь вроде как и не слышал.
— А потому
— А может, они на моём дворе захотят? — опять раздалось в толпе, и народ зашумел, но князь вроде опять не услышал.
— Будут они школы создавать да детей ваших грамоте учить! Будут они больницы строить, где лечиться вы будете от скорбей своих. Тот же, кто будет мешать сим полезнейшим нововведениям, будет считаться подлым разбойником и вором, коие подлежат немедленному убиению!
Сказали мне, что ведьм в вашем городе споймали, которые вред великий творили и отца Патона извели. Завтра суд судить буду, и коли вина их доказана будет, так сказним проклятых, на костре спалив прилюдно.
Сказав такую речь, князь сошёл с лобного места, вскочил на коня и отправился на храмовое подворье — благодарить сломанное древо за лёгкий путь да побеседовать с отцом Мигобием.
Привёз князь с собой ещё одного великого просветителя сломанного древа — отца Николия, который заменит отца Патона.
Знал его отец Мигобий. Хорошо знал. А потому сразу понял, что их с отцом Патоном сюда отправили для начала дела, чтобы самую трудную работу своротить и своими жизнями рисковать. А как готово всё будет, так отец Николий и вступит в должность наместника великого хранителя сломанного древа. Вот уж чего-чего, а чтобы его трудами так нагло пользовались, отец Мигобий никогда не позволит. А потому — надо наперво его быстренько с ведьмой свести, да чтобы она его на место поставила. Может, и сбежит. Не любят все эти неженки-любимчики трудностей. А коли нет, так что-то ещё придумывать надо.
Разговор состоялся недолгий. Князь с дороги решил отдохнуть, а отец Николий, расспросив о том, сколько ведьм сожжено, и узнав, что ни одной, насупился. Отец Мигобий посоветовал ему поговорить с ведьмой, что в башне, потому что сильна она. Никогда он таких не встречал. А с людоедкой — что говорить? Она уже во всём созналась. И пытать её особо не пришлось, так, немного. По поводу же малого количества сожжённых тварей — подите и попробуйте. Народ тут дикий, непросвещённый, а потому и князю не даст просто так кого-то казнить, а уж вам-то, чужаку, и подавно.
Сходил отец Николий к ведьме в башню, но ничего в ней, кроме девки молодой, не увидел. Хороша конечно, можно было бы с ней поиграться, но надо как можно больше работы показать. Значит, в ближайшее время, пока князь тут, сжечь её придётся. Вторая вообще впечатления не произвела. Грязная, запуганная,
На следующий день начался княжий суд. На лобное место поставили кресло, красным сукном укрытое. Рядом стол для судей и столик для писца. Вокруг встала храмовая стража и княжие кмети. Яробой знал, что Ясну сегодня судить будут, да уверился, что ничего с ней не сделают, ибо сильно верил в её невиновность. Он стоял не в карауле, а в толпе, на всякий случай, чтобы вовремя распознать начало бунта, коли тот случится.
Сначала вывели Неленю и принесли девочку с ожогами, красную от лихорадки, чуть живую.
— Читаем обвинение! — прокричал бирюч, развернул свиток и начал читать…
Вчера все как-то пропустили, что сказал князь относительно письменности, а теперь уже и прочувствовали. Обвинение было составлено и написано на ботовом языке, а значит, никто ничего не понял.
— Ты нам эту тарабарщину не калякай! Ты по-человечески читай!
— Или дай сами прочтём!
— Выйдите кто да читайте! — прокричал в ответ бирюч. — Вам же вчера сказано было, что теперь будет только богова грамота, а всё что до этого было — это ничего не стоящие каракули! Вы оглохли что ли? А поскольку вы все темнота, грамоте не обученная, так и быть, переведу вам!
«Вдова Неленя, бесами и прочими тёмными силами соблазняемая, дочь свою Лисуню хотела в печи изжарить и съесть! Но сломанное древо невинного ребёнка в обиду не дало и направило к ней святейшего отца Карлиона, здесь присутствующего, который её за сим делом и застал, и злые замыслы её разоблачил! После, на дознании, и сама она созналась в злодействе своём! Теперь выносим приговор на суд княжий. Пусть он и решит, что с людоедкой делать».
Посмотрел народ на дикий Неленин вид, на девочку обожжённую, зашумел, заволновался, но что тут скажешь? Неленя же лишь плакала да мычала что-то, то ли от страха, то ли от безумия.
Князь выждал некоторое время и сказал кратко: «Виновна. Сжечь на костре!». Стражники тут же схватили несчастную и утащили обратно в темницу, а отец Мигобий взял Лисуню и прокричал:
— Приговор произнесён, но надо посмотрет, как сломанное древо отнесётся к дефочке! Коли исцелит её, то будет жить она! Коли нет, то тоже в костёр с матерью пойдёт, ибо тогда будет ясно, что колдовство и в неё проникло! Вот смотрите! Заворачиваю я её в покривало со знаком сломанного древа и тепер отнесу её в храм ненадолго, под чудодейственное его изображение!
Прошествовал он торжественно в храм, к фигуре сломанного древа, положил покрывало, незаметно вынув из него девочку и спрятав её под своим широким платьем, и быстро пошёл к Ясне.
— Вот смотри, ведьма, дефочка страдает. Сможешь её исцелить?
— Смогу, да вот только опять это всё планы ваши подложные! Уходите отсюда!
— Если ти её не вилечишь, то сгорит она вместе с матерью! — сказал так отец Мигобий, и положив девочку на стол рядом с Ясной, вышел из камеры дверью хлопнув.