Сказки Бурого Медведя
Шрифт:
— На ведьму показал сам отец Карлион! — сказал отец Мигобий.
— Ну, тогда я ему не только нос расквасил, а и голову снёс, — развёл руками Яробой.
— Готов ли ты клятвой подтвердить слова свои?
— Клянусь! А коли кто сомневается в честности моей, так пусть на суд божий выходит!
— Не сомневаемся ми в честности твоей, но может ти и отца Патона гусиным пером нечаянно задел? — вставил отец Мигобий.
— Про отца Патона я ничего не скажу. Пусть про то говорит тот, кто знает, — ответил Яробой, слезая с помоста.
— Кто ещё
— Не верим в виновность её! — зашумела толпа. — Всё наветы! Отпустите девку! Дайте ей слово молвить! Точно, пусть она слово скажет! Никаких доказательств у вас нету! Пусть говорит! Пусть говорит!
Отец Мигобий сделал знак, и стражники выпихнули Ясну на середину помоста, но прежде чем она начала говорить, к ней подошёл князь и негромко сказал:
— Красна ты, девка! Будь моей, и жить станешь в парче и золоте. А коли не согласишься, так на костёр пойдёшь… Ну?
— На костёр пойду, — так же тихо ответила Ясна, даже не взглянув в его сторону.
— Жаль такую красоту жечь! Ты ведь там почернеешь, высохнешь, будешь страшная, как сама Смерть.
— Пусть.
Отошёл князь расстроенный, в кресло уселся, стал по подлокотникам пальцами колотить, а Ясна голову подняла, на людей глянула и говорит, обращаясь к Яробою:
— Благодарю тебя, воин, за честность твою! — склонила она голову. — Обелил ты меня в одном обвинении неправедном, показал, что честен ты. Благодарю вас, люди добрые, за поддержку вашу да любовь! — поклонилась в пояс. — Только нет больше тех, кто наверное доказательства невиновности моей предоставит. Так пусть Боги рассудят тяжбу нашу со слугами сломанного древа!
Яробой, услышав это, повернулся и стал подниматься обратно на помост.
— Нет, воин! Ты и так для правды много сделал. Другим будет мой божий суд. Пусть привяжут меня рядом с Неленей на костре её!
— Да ты что, девка, рехнулась? — ахнул народ. — Ты нам пригодисся ещё! Так отстоим! Не дадим в обиду!
— Пусть видят в нашу землю со своим уставом пришедшие, что сила Земли нашей с нами неразлучна! — вновь заговорила Ясна. — Что Огонь в нас, а не снаружи! А что Огонь Огню сделает, коли совесть чиста? Пусть знают, что Вода-государыня нас поит и питает, молодость да силы даёт! Пусть убедятся, что отец Небо не покинул детей своих! Коли верны слова мои, коли нет вины на мне, так ничего со мной и не случится! А коли вы, люди добрые, в правде нашей крепки будете, чем мне сил придадите, так и ещё краше стану! Ну что? — повернулась она к отцу Мигобию. — Готовы вы таким способом правду проверить?
Так сильны и уверенны слова её были, что заколебался отец Мигобий. Кто знает силу этой проклятой ведьмы? Наука наукой, а она уже столько наворотила, что и не разберёшь, где тут наука, а где ещё что-то совсем непонятное. Но тут опять встал князь:
— Готовы, и сгоришь ты, ведьма, ясным пламенем! Готовьте костёр, да побольше, и масла не жалейте!
Забегали слуги, стали дрова носить, маслом их поливать, и скоро уже большой костёр со
— Успокойся! Держи его в руке крепко. Я тебя не оставлю, только думай о дочери и ничего не бойся! Коли сделаешь так, ни одной мыслью не сомневаясь в жизни своей, так и жива останешься. Хорошо слышишь меня?
— Это ты Лисуню исцелила, я знаю! Не жарить я её хотела, а…
— Знаю я всё! Не о том думай! Держи руку мою и не отпускай ни в коем случае!
Народ на площади волновался, Яробой зубами скрипел — аж люди вокруг шарахались. Стражники храмовые и кмети Князевы за оружие взялись, только вынуть и осталось.
Вот отец Мигобий подошёл к костру, и вся площадь замерла в ожидании.
— Раскайтесь, ведьми! И спасёт души ваши сломанное древо!
— Не в чем нам раскаиваться.
— По закону вашему должен я спросить о последнем желании вашем. Каково твоё желание, лудоедка Нелена?
— Чтобы дочь моя жива была и воспитывалась по нашей вере!
— Жива она будет, а на воспитание ми её Калине отдадим, — ответил отец Мигобий.
Улыбнулась Неленя в первый раз за всё время своего несчастья.
— Видишь, я всё виполняю, — повернулся отец Мигобий к Ясне. — Твоё какое желание будет?
— Пусть положат на вашем помосте одежду женскую, Моя-то сгорит, а не хочется мне перед людом нагишом срамиться, — опять удивила Ясна отца Мигобия, и тот лишь кивнул в ответ.
Отошёл отец Мигобий, знак подал, и набежали слуги с факелами, запалили хворост. Вспыхнул костёр почти сразу высоким пламенем, загородив обе фигуры, к столбу привязанные.
Ясна жёлудь в ладошке стиснула, к Дубу приникнув, и заговорила:
— Ой, ты здрав буди, батюшка Яр Пламень! Сожги, спали ты с нас все страхи да переполохи, узоры да притороки! Болезни да мороки, несчастья да беды! Ой, помоги приникнуть к Роду-Батюшке да силы дай Духом воспрянуть!..
Лилась речь заговорная, трещал огонь вокруг, поднимался дух Ясны ввысь, а тело радостью наливалось! Но вдруг задрожала рука Нелени в её руке, задёргалась, забилась от боли!
— Стой, глупая! Обеих нас погубишь! Не думай ни о чём, кроме дочери! — крикнула Ясна.
Но та не смогла удержаться и завопила криком нечеловеческим, смысл которого только Ясна и поняла!
— Отпусти меня, Яснушка! Не могу я терпеть больше! Я тебе бестелесной служить буду! Пусти, а то правда вместе погибнем, так же хоть ты спасёшься!
А огонь уже и Ясну палить начал, уже ожоги появляться стали. Но ещё крепче она руку Нелени сжала.
— Пусти, говорю! — прокричала Неленя, вывернула свою руку, и тут же взлетел дух её, и затихло тело.
Оставшись одна, Ясна чуть не сдалась оттого, что планы её нарушились. Всё труднее ей бороться с огнём становилось, ожоги мешали, внимание отвлекая, голос прерывался, дым душил! Но вдруг сверху рука протянулась, и голос Неленин в голове прозвучал смешливо: