Сказки и были Безлюдных пространств
Шрифт:
— С какими лицами! — вскинулся корнет Гарский. — Вы забыли, суб-корнет, о гвардейской чести! Отдать своего товарища в руки врага!
— Отдать, чтобы спасти, — вмешался молчаливый поручик Тай-Муш. — Честь честью, но, когда речь идет о жизни мальчика, надо думать прежде всего о ней. Почему ребенок… извините, Максим… почему он должен расплачиваться жизнью за кровавые игры взрослых людей?
— Вы уверены, что там он не расплатится? — вздохнул Реад.
— Этот полковник… он же гарантировал, — напомнил Максим.
— Допустим, — кивнул Реад. — Полковник
— Но я же не Денис! Зачем им убивать меня?!
— Да потому, что мертвый вы им нужны больше, чем живой! Мертвый вы не будете твердить «я не тот», «я не он». Ваше тело сфотографируют, найдут людей, которые опознают в вас юного короля! Вас торжественно похоронят, сделают из вашего имени знамя и кинутся на столицу свергать «самозванца»! Такое уже бывало не раз… — Барон прекрасно знал историю.
И Максим больше не спорил. Умирать, так уж среди своих.
А как это «умирать»? Наверно, погрузиться вот в такую же тьму, как за окном? И ничего не чувствовать, ничего не думать? Или… все же есть другие миры, куда после смерти уходит душа?
Он и раньше думал про такое, но так, между делом, без большой боязни. А теперь этоподошло вплотную. И Максима тряхнула сильная дрожь. Кто-то подошел сзади, накинул на него палатку. Наверно, решили, что мальчишка дрожит от ветра. А ветер-то был теплый!
А палатка была легкая, офицерская, из плотной, но очень легкой шелковистой ткани. Еще в походе Максим думал не раз: «Вырезать бы из ткани кусок, натянуть на длинные скрещенные распорки…»
Вырезать… Натянуть…
— Господин барон! Подойдите, пожалуйста! Я хочу что-то сказать… — Сам он не решился оставить пост у окна, да и нога опять болела.
— Что, Максим? — Реад склонился над мальчиком.
— Господин барон, я хочу признаться. За что меня чуть не выгнали из гимназии. Мы с мальчиками сделали из простыней и реек большой змей, и я поднялся на нем в воздух. И пролетел сотню саженей…
Согласились, конечно, не сразу. Сперва Реад сказал, что это безумие. Даже если Максим и взлетит, то разобьется наверняка.
— Не разобьюсь! Ну… не наверняка! По крайней мере, это шанс! Всё равно мы все… на краю…
— А ведь мальчик прав, — заметил рассудительный Тай-Муш. — Это действительно шанс уцелеть. Пусть спасется хотя бы он…
— Да вы что! — заполыхал возмущением Максим. — Вы думаете, я это для себя? Я шнуром от змея перетяну на тот берег канат. Здесь есть в кладовке несколько мотков, я видел!.. Я его привяжу там, и вы по канату — за мной! Если пристегнетесь поясами, можно переправиться, вода не сорвет…
— А если вы разобьетесь, как мы посмотрим в глаза людям? — запальчиво сказал корнет Гарский.
— Тогда вы никому не посмотрите, — жестко напомнил Максим. — Все ляжете здесь.
Как бывает в самых решительных случаях, проголосовали. Все — и офицеры, и унтеры. Все были за полет. Потому что, возможно, это как раз то чудо, на которое теплилась надежда.
…В кладовой с брошенным рыбацким хозяйством нашлось все, что нужно. Легкие бамбуковые шесты для сетей, клубки тонкого прочного шнура (из таких вяжут неводы), две бухты пенькового троса в дюйм толщиной. Нашлись даже маленькие кольца непонятного назначения. Их можно было надеть на канат для скольжения — и уже к ним пристегнуться ремнями.
Завесили палатками окна, засветили два фонаря, начали вязать каркас, похожий на трехметровую букву X с перекладиной. Натянули прямоугольник палаточной ткани. Надо было бы для прочности подшить края, да некогда. Ладно, для короткого перелета сойдет и так…
Сделали узду, прикрепили к ней шнур. Максим сам привязал к нижним концам распорок пятиметровый канатный хвост — чтобы не опрокинуло в полете.
— Вы думаете, эта конструкция поднимет вас? — осторожно спросил Реад.
— Да! Я умею облегчать свой вес! Спросите Филиппа! Когда он нес меня с пораненной ногой, я нарочно делался легче!
— Было такое, — кивнул капрал Дзыга. — Говорит: «Тяжело тебе, Филипп? Сейчас полегчаю». И правда…
Реад, Филипп и корнет Гарский (человек, помнивший недавнее детство и запускание змеев) неслышно вынесли конструкцию через дверь (еле пролезла). Тихо понесли к воде. Было нелегко: ветер нажимал на громадный змей, как на парус, еле удерживали. Хвост цеплялся за траву. Корнет Гарский цедил сквозь зубы школьные ругательства.
Враг, видимо, ничего не подозревал.
Вода вблизи уже не шумела, а трубила. Пена мутно светилась в темноте. В небе клочьями мрака летели через реку облака. Змей поставили на нижний край. Максим, морщась, вставил забинтованную ступню в веревочную петлю. Просунул в такие же петли кисти рук, вцепился в распорки.
— Натяните шнур и держите втроем. Когда поднимусь, начинайте отпускать, но не быстро, чтобы шнур был натянут. А когда отмотаются сто саженей, быстро ослабьте и я там опущусь…
Шнур был отмерен заранее.
— Если окажетесь в воде, ни в коем случае не отпускайтесь, мы вас вытянем, — сказал Реад.
— Ладно… Не окажусь я в воде. Только делайте все правильно… Вы готовы?
— Да, — отрывисто сказал Реад.
— Храни тебя Господь, птаха, — шепнул Максимушке Филипп.
— Натяните шнур! Еще… — Максим толкнулся здоровой ногой, и змей ровно взмыл на несколько саженей. У Максима все ухнуло внутри.
Змей косо пошел в высоту, оказался над водой, влажный воздух и водяная пыль ударили Максима по ногам. Он задергал правой ногой, стараясь поймать ею петлю, не сумел. Крутнуло, понесло… Еще. Еще… Не заорать бы… Он-то думал, что сможет управлять, а тут… Господи, когда это кончится?!
Змей остановил полет, задрожал в потоках воздуха на месте. Но не спускался. «Мама… Я не знал, что это такая жуть!»
— Да ослабьте же шнур! — завопил Максим, хотя это было бесполезно. Кто услышит сквозь гул воды?