Сказки о воображаемых чудесах
Шрифт:
— Как вас зовут? — спросил я, вовсе не обижаясь на то, что понял. В конце концов, он хотя бы проявил честность.
— Леджер, — кратко сказал он и повернулся, чтобы уйти.
— Вы ездите с цирком? — спросил я, не желая так быстро его отпускать. — Мне показалось, что вы знаете… его.
Тонких губ Леджера коснулась слабая улыбка, и на секунду глаза его потеплели.
— Нет. Ты можешь называть меня… полицейским.
И прежде чем я успел ответить, он исчез в нахлынувшей толпе.
Снова я увидел мистера Леджера в Данвилле, и —
Салли и Чипс обменялись взглядами поверх чашек кофе.
— Никто особо не в курсе, что там между ними происходит, — сказала она. — Но происходит это уже давно, может, лет двадцать. С тех самых пор, как мистер Индрасил пришел от братьев Ринглинг, а может, и того раньше.
Чипс кивнул:
— Этот Леджер появляется в цирке почти каждый год, когда мы проезжаем по Среднему Западу, и остается до тех пор, пока мы не загружаемся на поезд до Флориды в Литтл-Рок. В его присутствии старый кошатник становится таким же раздражительным, как и его тигры.
— Он сказал мне, что работает полицейским, — произнес я. — Как считаете, чего он тут ищет? Ведь мистер Индрасил же не…
Чипс и Салли посмотрели друг на друга как-то странно и заторопились уходить.
— Надо проверить, чтобы весы и противовесы уложили правильно, — сказала Салли, а Чипс пробормотал что-то не очень убедительное о том, что стоит проверить заднюю ось грузовика.
Примерно так заканчивался каждый разговор о мистере Индрасиле или мистере Леджере: торопливо, под лепетание вымученных оправданий.
Мы попрощались с Иллинойсом, а заодно и с комфортом. Установилась невыносимо жаркая погода — казалось, случилось это в тот самый момент, как мы пересекли границу, — и оставалась с нами еще полтора месяца, пока мы медленно колесили из Миссури в Канзас. На всех, включая зверей, напала раздражительность. И, естественно, кошек (за них отвечал мистер Индрасил) это тоже касалось. Он безо всякого милосердия помыкал помощниками — а особенно мной. Я вымученно улыбался, пытаясь вытерпеть его обращение, хотя у меня самого от жары началась потница. С безумцами не спорят, а я был почти уверен, что мистер Индрасил был сумасшедшим.
Никому не удавалось поспать, а ведь отсутствие сна крайне губительно для работников цирка. От недосыпа замедляются рефлексы, а медленные рефлексы — это прямой путь к опасностям. В Индепенденсе Салли О’Хара упала с двадцатиметровой высоты на нейлоновую сетку и сломала ключицу. Андреа Солиенни, наша цирковая наездница, во время репетиции свалилась с одной из своих лошадей; пробегавший мимо конь задел ее по голове копытом, и она потеряла сознание. Чипс
Во многих отношениях мистеру Индрасилу было труднее всех. Кошки нервничали и злились, и всякий раз, когда он ступал в Клетку Дьявольских Кошек (так мы ее окрестили), он рисковал жизнью. Прямо перед тем как зайти, он скармливал им безбожно огромные порции мяса (вопреки распространенному убеждению, укротители редко поступают так). Лицо его осунулось, а глаза были безумны.
Мистер Леджер почти неизменно находился там, у клетки Зеленого Ужаса, и наблюдал за ним. Конечно, жизнь мистеру Индрасилу это не облегчало. Весь цирк начал встревоженно провожать глазами фигуру, одетую в шелковую рубашку. Я знал, что все думали то же, что и я: Скоро он сломается, и когда это случится…
Одному Богу ведомо, что будет тогда, когда это случится.
Жара все не отступала; температура ежедневно переползала отметку в тридцать градусов. Казалось, что боги дождя смеются над нами: как только мы покидали какой-то город, на него снисходил благословенный ливень. Каждый город, в который мы приезжали, был раскален добела, жух и плавился на солнце.
И вот одной ночью, по дороге из Канзас-Сити в Грин Блафф, я увидел нечто, что расстроило меня больше, чем что-либо другое.
Было жарко — до ужаса жарко. Спать не стоило и пытаться. Я ворочался на своей койке, словно горячечный больной: я гонялся за Песочным человеком, но никак не мог его поймать. В конце концов я встал, натянул штаны и вышел на улицу.
Мы остановились на небольшой поляне и расположились кругом. Мы с двумя другими помощниками разгрузили клетки с кошками, чтобы те могли освежиться хоть на каком-то ветерке. Теперь клетки стояли на земле, и разбухшая канзасская луна красила их тусклым серебром. У самой большой из них стояла высокая фигура в галифе из белой саржи. Мистер Индрасил.
Он дразнил Зеленого Ужаса длинным заостренным прутом. Большая кошка молча металась по клетке, пытаясь увернуться от острого кончика. Самое страшное в этом было то, что, когда пика все-таки вонзалась в тигриную плоть, тот не рычал от боли и злости, как можно было бы ожидать. Тигр хранил зловещее молчание; тех, кто неплохо знаком с кошками, такая тишина пугает больше, чем самый оглушительный рык.
Мистера Индрасила это тоже пробрало.
— Молчаливый ты ублюдок, а? — прорычал он. Мощные руки его напряглись, и металлический прут скользнул вперед. Зеленый Ужас дернулся, и глаза его жутко завращались. Но он не проронил ни звука. — А ну вой! — прошипел мистер Индрасил. — Давай вой, чудовище. Вой!
И он ткнул прутом тигру в бок.
А затем я увидел нечто странное. Словно тень пошевелилась во тьме под одной из дальних повозок, и в лунном свете, казалось, блеснули пристальные глаза. Зеленые глаза.