Сказки о воображаемых чудесах

Кинг Стивен

Тем жарким летом мы колесили по Иллинойсу и Индиане, и толпы собирались приличные, и все были счастливы. Все, за исключением мистера Индрасила. Мистер Индрасил не был счастлив никогда. Он работал укротителем тигров, а выглядел, как Рудольф Валентино на старых фото: высокий, с привлекательным и надменным лицом и копной растрепанных черных волос. И необычными безумными глазами. У него были самые безумные глаза из всех, что я видел. Обыкновенно он был очень молчалив: пара слов из уст мистера Индрасила казалась целой проповедью. Все в цирке держались от него в стороне, как в физическом, так и в интеллектуальном смысле; о его

приступах ярости ходили легенды. Помню, как шепотом рассказывали о том, как после особо тяжелого выступления ему на руки пролили кофе, и мистер Индрасил едва не прикончил юного помощника, прежде чем его удалось оттащить от жертвы. Не уверен, правдива ли эта история. Но что я знаю наверняка, так это то, что со временем я стал бояться его больше, чем бездушного взгляда мистера Эдмонта (директора моей школы), мистера Лилли и даже отца, который был способен на такие холодные отповеди, что провинившегося трясло после них от отчаяния и стыда.

Когда я чистил клетки с крупными кошачьими, то не оставлял ни единого пятнышка. От воспоминаний о тех немногих случаях, когда на меня обрушивалась гневная брань мистера Индрасила, у меня до сих пор ноги становятся ватными.

Виной тому были его глаза — огромные, темные, абсолютно пустые. Глаза, а еще чувство, что человек, которому подчиняются семь диких кошек в тесной клетке, сам должен быть отчасти диким.

Он не боялся практически ничего, кроме мистера Леджера и единственного циркового тигра, огромного зверя по кличке Зеленый Ужас.

Как я уже сказал, впервые я встретил мистера Леджера в Стьюбенвилле. Тогда он неотрывно смотрел в клетку Зеленого Ужаса, словно тигру были ведомы все тайны жизни и смерти.

Он был тощим, смуглым и молчаливым. На дне его глубоко посаженных глаз, там, где мерцала зелень, таились боль и нависающая угроза, а руки, пока он смотрел на тигра, были неизменно сложены за спиной.

И на Зеленого Ужаса действительно стоило посмотреть. То был громадный, прекрасный зверь с безупречной полосатой шкурой, глазами цвета изумрудов и массивными клыками, похожими на пики из слоновой кости. Территория цирка зачастую дрожала от его рыка: яростного, злобного рычания неукрощенного зверя. Казалось, он бросает вызов целому миру — вызов, полный отчаяния.

Чипс Бейли — он работал на Фарнума и Уильямса бог знает сколько лет — рассказал мне, что раньше мистер Индрасил использовал Зеленого Ужаса в своих представлениях, пока одним вечером тигр внезапно не прыгнул со своей тумбы и чуть не оторвал ему голову. Мистер Индрасил едва успел выбежать из клетки. Я заметил, что волосы у него неизменно скрывали заднюю часть шеи.

Я все еще помню ту сцену в Стьюбенвилле. От жары бросало в пот, и все зрители пришли в одежде с короткими рукавами. Именно поэтому мистер Леджер и мистер Индрасил выделялись из толпы: первый из них (он безмолвно стоял у клетки с тигром) был облачен в костюм и жилетку; на его лице не выступило ни капли пота. А мистер Индрасил, одетый в одну из своих прекрасных шелковых рубашек и белые саржевые галифе, пристально смотрел на них обоих. Лицо его было мертвенно-бледным, глаза вытаращены от безумного гнева, отвращения и страха. Он нес скребницу и щетку, и руки его дрожали: так судорожно сжимал он инструменты.

Тут он увидел меня, и его ярость нашла себе отдушину.

— Эй, ты! — заорал он. — Джонстон!

—

Да, сэр? — Я чувствовал, как внутри у меня все оборвалось. Я знал, что сейчас на меня обрушится злоба Индрасила; я ослабел от ужаса. Мне нравится думать, что я не трусливей прочих и что, окажись кто-то другой на его месте, я бы решился постоять за себя. Но это не был кто-то другой. Это был мистер Индрасил, и глаза его были безумны.

— Эти клетки, Джонстон. Предполагается, что они чистые? — Он указал на них пальцем, и я проследил взглядом. Увидел четыре выбившихся клока соломы и обличительную лужицу воды из шланга в углу клетки.

— Д-да, сэр, — сказал я. Слова должны были прозвучать решительно, но обернулись жалким лепетом.

Тишина. Электрический заряд перед грозой. Люди начали оглядываться на нас, и я смутно ощущал, что мистер Леджер пристально смотрит на нас своим бездонным взглядом.

— Да, сэр? — внезапно разбушевался мистер Индрасил. — Да, сэр? Да, сэр?! Ты оскорбляешь мой разум, мальчишка! Ты что, думаешь, я не вижу? А запах! Ты использовал дезинфицирующее средство?

— Я использовал дезинфицирующее, да…

— Не дерзи мне! — рявкнул он, а затем внезапно понизил голос. У меня по коже побежали мурашки. — Не смей мне дерзить.

Теперь все смотрели на нас. Меня тошнило, мне хотелось умереть.

— А теперь проваливай в сарай для инструментов, возьми дезинфицирующее средство и протри клетки, — прошептал он, чеканя каждое слово. Внезапно рука его взметнулась и схватила меня за плечо. — И не смей — слышишь, никогда не смей! — мне дерзить.

Не знаю, откуда появились во мне эти слова, но внезапно они посыпались с моих губ одно за другим:

— Я не дерзил вам, мистер Индрасил, и мне не нравится, что вы утверждаете это. Мне это… мне противно. А теперь отпустите меня.

Его лицо вмиг покраснело, затем побелело, а потом стало сафранно-желтым от ярости. Глаза горели адским пламенем.

Я подумал, что настал мой смертный час.

Он издал неясный звук, будто поперхнулся, и хватка на моем плече чуть не раздавила мне кость. Рука поползла выше, выше, выше… а затем в единую секунду опустилась.

Если бы она достигла моего лица, я бы в лучшем случае потерял сознание. В худшем он сломал бы мне шею.

Но до моего лица она не дотянулась.

Передо мной возникла другая кисть — из ниоткуда, точно по волшебству. С глухим хлопком соприкоснулись две напряженные руки. То был мистер Леджер.

— Оставь мальчика в покое, — сказал он безо всякого выражения.

Долгий миг мистер Индрасил таращился на него, и во всей ситуации не было, мне казалось, ничего неприятнее, чем наблюдать, как в этих ужасных глазах смешивался страх перед мистером Леджером и бешеное желание причинить боль (или даже убить!).

Затем он повернулся и побрел прочь.

Я обернулся и посмотрел на мистера Леджера.

— Спасибо, — сказал я.

— Не благодари меня.

Было слышно, что он не скромничает; фраза звучала, как настоящий приказ. Интуиция — или эмпатия, если вам угодно, — сразу подсказала мне, что именно он имел в виду. Я был всего лишь пешкой в долгой борьбе, которая, должно быть, велась между этими двумя. Это мистер Леджер, а не мистер Индрасил, взял меня в плен. Он остановил укротителя львов не из сочувствия ко мне: это давало ему преимущество — пусть и совсем незначительное — в их личной войне.