Сказки о воображаемых чудесах
Шрифт:
Те четыре дня, когда Черный Кот жил в подвале, стали черными днями для нашей семьи: малышка поскользнулась в ванне, ударилась головой и едва не утонула; я узнал, что проекту, к которому я прикипел сердцем — постановка «Луда-Туманного» Хоуп Миррлиз на BBC, — не суждено воплотиться в жизнь, а у меня не было сил начинать все сначала, продвигать идею на других каналах и, возможно, в других СМИ; дочь уехала в летний лагерь и сразу начала засыпать нас душераздирающими письмами и открытками, по пять или шесть штук на дню, умоляя забрать ее домой; сын рассорился с лучшим другом так, что они объявили друг другу бойкот; а жена, возвращаясь вечером домой, сбила на дороге оленя.
К четвертому дню кот принялся беспокойно мерить подвал неровными шагами. Он нетерпеливо хромал среди стопок книг и комиксов, коробок с письмами и кассетами, картин, подарков и всякой всячины. Он промяукал мне, чтобы я выпустил его наружу; не испытывая особого восторга, я повиновался.
Он вернулся на крыльцо и проспал там весь оставшийся день.
На следующее утро на его боках зияли новые глубокие порезы. Клоки черной шерсти — его шерсти — усыпали деревянный настил крыльца.
В тот день моя дочь написала нам, что дела в лагере налаживаются, и она, пожалуй, сможет протянуть там еще пару дней; сын помирился с другом, хотя мне так и не удалось узнать, что же послужило причиной размолвки: коллекционные открытки, видеоигры, «Звездные войны» или девочка. Члена руководства BBC, который зарубил мой проект, поймали на взяточничестве (ладно, на получении «сомнительных займов» от независимой продюсерской компании). Его отправили домой в бессрочный отпуск. На его место, к моему неизбывному восторгу, заступила женщина, которая, как она сама сообщила мне по факсу, первой заговорила о моем проекте на BBC.
Я подумывал вернуть Черного Кота обратно в подвал, но все же не стал этого делать. Вместо этого я принял решение разузнать, что же за зверь приходит к нашему дому по ночам. Раскрыв эту тайну, я мог бы выработать план действий и, возможно, поймать его в ловушку.
На дни рождения и Рождество моя семья дарит мне различные электронные штуковины: игрушки, которые ужасно меня привлекают, но обычно так и остаются пылиться в коробках. У меня есть устройство для сушки продуктов, электрический разделочный нож, хлебопечка и — прошлогодний подарок — бинокль ночного видения. В день Рождества я вставил в прибор батарейки и побродил во тьме по подвалу, выслеживая стаю несуществующих скворцов: мне так не терпелось испробовать устройство, что я даже не смог дождаться темноты (в инструкции запрещалось включать свет во время использования бинокля: это могло привести к поломке механизма, а также, возможно, и испортить глаза). Позже я положил бинокль обратно в коробку и отнес к себе в кабинет, где он и пролежал благополучно бок о бок с ящиком, наполненным компьютерными проводами и всяким позабытым хламом.
Я принялся размышлять. Возможно, если этот зверь — будь то собака, кошка, енот или кто-то там еще — увидит меня на крыльце, то не подойдет к дому. Поэтому я поставил стул в кладовую для одежды с видом на крыльцо (размером она была чуть больше шкафа), а потом, когда все заснули, вышел во двор и пожелал Черному Коту спокойной ночи.
Этот кот, как сказала моя жена, увидев его впервые, был личностью. И в его огромной львиной физиономии и впрямь было что-то человеческое: широкий черный нос, зеленые с прожелтью глаза, клыкастый, но добродушный рот (из раны в правом уголке нижней губы все еще сочился янтарный гной).
Я погладил кота по голове, почесал под подбородком и пожелал ему удачи.
Затем зашел в дом и, выключив на крыльце свет, сел на стул. В доме царила тьма. Я заранее включил прибор ночного видения, и теперь, когда он лежал у меня на коленях, из его окуляров текла тонкая струйка зеленого
Время тоже текло в темноте.
Я поэкспериментировал с очками, учась правильно фокусировать взгляд и созерцать мир в зеленых тонах. К удивлению для себя, я ужаснулся количеству насекомых, кишащих в ночном воздухе: казалось, мир ночью превращается в какой-то кошмарно густой живой суп. Затем я отнял бинокль от глаз и уставился в насыщенную черно-синюю мглу ночи, пустую, спокойную и тихую.
Время шло. Я боролся со сном; оказалось, что мне до смерти не хватает кофе и сигарет, двух пагубных привычек, от которых я вроде бы избавился. Любая из двух подошла бы, чтобы не дать мне заснуть. Но прежде, чем я успел слишком далеко зайти в мир сновидений, в саду раздался вой, рывком вырвавший меня из дремоты. Вмиг проснувшись, я неуклюже нацепил бинокль, но, к разочарованию своему, увидел лишь нашу белоснежную Принцессу, что проскользнула по палисаднику, подобно лучу бледно-зеленого света. Она исчезла в зарослях слева от дома — и больше не появлялась.
Я собирался было снова опуститься на стул, но внезапно мне стало любопытно, что же так напугало Принцессу, и я принялся вглядываться в сад сквозь бинокль, выискивая глазами енота, собаку или зловредного опоссума. И действительно: по подъездной дорожке к дому направлялось нечто. Я видел его через свой бинокль ясно, словно при свете дня.
То был Дьявол.
Я никогда не видел Дьявола раньше. Хоть я и писал о нем в прошлом, но если б меня прижали к стене, признался бы, что и не верю в его существование, считая его фигурой по-мильтоновски трагичной, но вымышленной. Фигура же, что приближалась по дорожке, не была Люцифером Мильтона. Это был сам Дьявол.
Сердце до боли заколотилось у меня в груди. Я надеялся, что Дьявол не разглядит меня; что я в безопасности в этом темном доме, за оконным стеклом.
Двигаясь по дорожке, фигура мерцала и изменяла очертания. В одну секунду она была темной, быкоподобной, похожей на минотавра; через мгновение в ней появилось нечто женственное и гибкое; а вот уже она стала кошкой — покрытой шрамами, огромной зеленовато-серой дикой кошкой, с мордой, перекошенной от ненависти.
К моему крыльцу ведут ступени. Четыре белые деревянные ступеньки, которые давно пора заново покрасить (я знал, что они белые, хотя сквозь стекла бинокля они, как и весь остальной мир, казались зелеными). У ступеней Дьявол остановился и выкрикнул, завывая и ревя, что-то непонятное: три, возможно, четыре слова на языке, который уже канул в небытие во времена, когда строился Вавилон; хотя я не мог разобрать слов, волосы на моем затылке встали дыбом.
А затем до меня донеслось глухое рычание, чуть приглушенное зарослями травы, но все равно различимое. Вызов на бой. Медленно, нетвердо, черная фигура спустилась по ступеням вниз — прочь от меня и навстречу Дьяволу. В те дни Черный Кот уже утратил грацию пантеры; вместо этого он спотыкался и качался, как моряк, лишь недавно ступивший на сушу.
Теперь Дьявол был женщиной. Она что-то пробормотала коту, что-то нежное и успокаивающее (язык по звучанию напоминал французский), и протянула к нему руку. Он впился клыками ей в руку; она ощерилась и плюнула в его сторону.
Женщина подняла взгляд на меня, и если до той минуты у меня оставались сомнения в том, Дьявол ли она, теперь я был в этом полностью уверен: ее глаза метнули в меня алое пламя, но бинокль ночного видения не позволяет увидеть красное — все имеет лишь оттенки зеленого. И Дьявол увидел меня. Сквозь стекло. Он увидел меня. Это несомненно.
Дьявол изгибался и крутился. Теперь он стал подобен шакалу: плосколицее существо с огромной головой и бычьей шеей, нечто среднее между гиеной и динго. В его шелудивой шкуре копошились личинки. Он начал восхождение по ступеням.