Сказки острова Бали
Шрифт:
– Мама, отчего здесь два зонта? Мать печально ответила:
– Разве я не сказала, что вам нельзя ни о чем спрашивать? Теперь мне придется уйти.
Заплакала мать, простилась с детьми и пошла по дорожке обратно на небо, а девочки (старшая с младшей, сидевшей у нее на бедре) - вниз, на землю.
Вернулись девочки домой, посмотрели в изголовье матушкиной скамьи и нашли иголку. Они отдали ее мачехе; та так и застыла от удивления. Но сейчас же опомнилась и закричала:
– Это не та игла. У той, которую одолжила ваша мать, было большее ушко.
– Но мама сама сказала, что иголка здесь,
– Мама сама сказала! Вы что, хотите уверить меня, что побывали на небе и беседовали там со своей матерью?
Женщина схватилась за метловище, чтобы отхлестать детей, но как раз вернулся с поля отец. А он своих дочек любил, часто приносил им сладости и игрушки. К несчастью, он подолгу бывал в отлучке, уходил торговать в город, и тогда девочки получали корки, приставшие к горшку, в котором варился рис, вместе с золой, которую злая женщина подмешивала, чтобы казалось, что риса побольше.
Но и тогда, когда отец работал в поле, мать держала детей впроголодь. Вечером она только мазала девочкам рот рисом, а отцу ставила на стол хороший ужин. Дети не могли оторвать глаз от каждого куска, который он проглатывал.
Отец это видел и говорил:
– Послушай, жена, дети ведь голодны!
– Что ты плетешь, муженек?! Разве не видишь, что они накормлены досыта? Рис остался у них на губах!
Как-то отец уехал надолго. Очень плохо было девочкам с мачехой. И так надоели им рисовые корки с золой! Захотелось им снова к матери, и вот что они сделали: облепили себя куриными перьями и взлетели на святое дерево бунут (Бунут (др.-яв. вунут) - большое развесистое дерево, один из видов фикуса); оно было очень похоже на то большое дерево, под которым они нашли на небе свою мать. Здесь они были по крайней мере далеко от злой мачехи и поближе к небу, где была их родная мать. Они попробовали докричаться до нее и звали своими слабыми голосочками:
– Мама, мама, пожалуйста, возьми нас, здесь нас колотят и дают только корочки из рисового горшка, и те с золой! А потом они запели жалобную песенку:
Корки и золу дают нам,
Нас не так кормила мать.
Хорошо б плодом бунута
Рис вареный заедать.
Бом-бом - голос гонга,
Тин-тин - голос флейты.
Флейта плачет тонко-тонко.
Слезы, лейтесь! Слезы, лейтесь!
А отец как раз возвращался домой и шел мимо бунуто-вого дерева. Он услышал жалобную песенку, взглянул наверх и увидел двух птичек. Да вдруг по ножкам, торчавшим из перьев, узнал своих детей.
Прислушался он к их плачу и услышал, что они зовут мать с неба. Он сейчас же вскарабкался к детям на дерево, и они заплакали втроем. Потом отец помог девочкам слезть и содрал с них перышки. А девочки ему все рассказали: как они ходили к своей маме на небо, чтобы узнать, где игла, и как с ними обращается мачеха. Рассердился отец и поклялся прогнать мачеху. Так он и сделал: отколотил злую бабу первой попавшейся палкой и прогнал ее из дому.
24. Необыкновенный пастушок
В лесу, в хижине старушки, собиравшей папоротник, жил когда-то бедный мальчик. Никто не знал, откуда он родом. Старушка говорила, что нашла его в лесу, среди папоротника.
Жил он как почти все бедные дети: сам должен был зарабатывать свой хлеб и пасти скот богатых крестьян. Еще до восхода
Когда ребята уставали от игры и желудки их начинали урчать от голода, то владельцы уцелевших кузнечиков запирали их в бамбуковые садочки и шли всей гурьбой искать, чего бы поесть. Только очень немногим матери давали с собой немножко холодного риса на завтрак. У остальных на кухне было пусто, хоть шаром покати, и матери отпускали ребят с молчаливой надеждой, что они стащут себе чего-нибудь в поле. У одного крестьянина ребята срывали кукурузные початки, но так, чтобы не очень было заметно, у другого - гроздь бананов, а чаще всего искали в земле съедобные личинки. Потом все собирались, зажигали костерок, поджаривали на нем кукурузу и личинки и садились под большим деревом завтракать.
После этого уже не хотелось играть, и ребята просили самого младшего, сына сборщицы папоротника, рассказать что-нибудь. И тогда мальчуган ловко вырезал из пальмовых листьев героев ваянга (В настоящем балийском кукольно-теневом театре куклы вырезаются из кожи крупного рогатого скота, отсюда и его название - ваянг кулит - «кожаный театр»), и все пастушки сейчас же узнавали их - вот воины, великаны, а вот шуты.
Когда куклы были готовы, мальчик говорил за них, передвигал с места на место и представлял целые пьесы, совсем как настоящий кукольник. Друзья глядели и слушали, затаив дыхание, пока солнце не садилось и наступало время купать скот в ручье и загонять в хлевы.
Однажды, когда пастушки сидели по обыкновению под своим деревом, маленький кукольник нарисовал на песке портрет старшего мальчика: худого, долговязого, с торчащими зубами и прищуренными глазами. Вышло очень похоже. Ребятам понравилось, и они попросили нарисовать еще одного товарища, потом другого - он все это делал. Пастушки онемели от удивления. Казалось, что он просто волшебник.
На следующий день мальчики попросили:
– А можешь ты нарисовать девушку?
У нашего художника был как раз припасен в поясе уголек. Он повел друзей к ближайшему храму и углем на стене, около входа, нарисовал такую красивую девушку, какой никто не видел во всей деревне.
А тут как раз проходил мимо крестьянин. Поглядел он и спросил:
– Ребята, где живет эта девушка?
Друзья обступили маленького художника и пристали, чтобы он ответил. Им тоже было интересно. Но он сказал, глядя на крестьянина своими большими, удивленными глазами:
– Я не знаю, господин.
Крестьянин долго разглядывал рисунок, глаз оторвать не мог, точно влюбился, потом вздохнул и пошел дальше. Вечером много других крестьян пришло посмотреть на этот рисунок. И все влюблялись в изображение и уходили со вздохом, так же как первый крестьянин.