Сказки старого Вильнюса II
Шрифт:
Но вместо того, чтобы выдохнуть и забыть, она неожиданно расплакалась. Поднималась по лестнице и ревела, горько, захлебываясь слезами, как маленькая. И дома никак не могла успокоиться, бессильная злость и жалость к себе — самая слезоточивая смесь.
И когда десять минут спустя в замке повернулся ключ, она все еще рыдала, зарывшись лицом в собственную куртку, как в гигантский носовой платок.
Несколько месяцев кряду надеялась, что уж сегодня-то муж придет с работы не на ночь глядя, а в нормальное человеческое время и у них будет долгий-долгий вечер вдвоем. И вот наконец-то сбылось; видимо, сострадательные коллеги
Так и не придумала, что ему рассказать. Как объяснить причину своих слез, не разрушив наивный мужнин миф о чудесном городе, где со всеми происходят только интересные и приятные события, как в добрых сказках для самых маленьких, которым пока и даром не сдался конфликт в качестве основы динамично развивающегося сюжета. Что могло случиться в таком замечательном месте? Упала? Ударилась? Говорила с призраком покойного отца? Резала лук? А вот, кстати, да. Превосходное объяснение.
В итоге просто уткнулась в большого теплого Дымыча и разрыдалась еще горше. Решила — если уж все так неудачно сложилось, что он меня несчастной застукал, хоть пореву всласть. Впервые за три с лишним месяца. И честное слово, больше никогда. Но сейчас — пусть утешает.
Муж так удивился, что сперва даже спрашивать ни о чем не стал. Великодушно утирал ей слезы, гладил по голове, как ребенка, шептал нехитрые заклинания из серии «все будет хорошо» — с вариациями.
Оно, конечно, может, и будет. Когда-нибудь. Где-нибудь. Только совершенно точно не здесь.
Пока ревела, решила — все равно ничего путного не сочиню, значит, надо рассказывать правду. Ту часть правды, которая необходима и достаточна для объяснения. Вполне можно пожаловаться на посетителей конкретной пивной и молчать о том, что тут вообще все такие, не проговориться о тоске и отчаянии, копившихся с момента приезда. Раз Дымыч решил во что бы то ни стало любить этот гнусный городок, пусть любит. Пусть и дальше будет здесь счастлив, до самого конца контракта, если уж оказалось, что ему это по плечу. А я — ну что я. Стану ходить в супермаркет другой дорогой, по набережной, или через двор, или вообще куда-нибудь за реку, подумаешь.
Кое-как успокоившись, стала рассказывать про ненавистную пивную. Дескать, очень неприятное заведение этот «Драконов огонь», даже удивительно, что такое существует в самом центре… эээ… такой прекрасной европейской столицы. Причем прямо на нашей улице — вот как не повезло! Но, по крайней мере, до сих пор тамошняя публика не цеплялась к прохожим. И вдруг! Хватают, дергают за рукав. Говорят гнусности. И ничего с ними не сделаешь, их много, я одна; с другой стороны, и полицию не позовешь, все-таки хамские остроты — не повод для ареста. К сожалению.
— Погоди, — сказал Дымыч, — я пока одного не понял, что за пивная-то? Откуда взялась?
Опешила. Всегда подозревала, что муж, как все настоящие идеалисты, просто не видит того, что может ему не понравиться. Но пивную, мимо которой каждый день ходишь, не разглядеть — это уже какое-то виртуозное мастерство. Вершина самообмана.
Сказала неохотно:
— Да прямо на нашей улице, возле аптеки. Там еще китайский дракон на вывеске, красный, скрюченный, как вареная креветка.
— Вывеску с драконом я прекрасно знаю. Но там не пивная, а ресторан. Ребята, кстати, говорили, очень неплохой. Даже какие-то китайцы из посольства туда время от времени ходят, а это, сама понимаешь, показатель.
— Погоди. Именно на нашей улице? «Drakono Liepsna»? Но это точно не ресторан. Гнуснейший, честно говоря, пивняк. И публика соответствующая вечно у входа толчется. Да ты же сам только что мимо шел.
— Вот именно, — кивнул Дымыч. — Только что шел мимо. Никто там не толчется, кроме двух прекрасных пожилых пани с вишневыми сигариллами; пахнут так, что за квартал слышно. И «Драконов огонь» как был с утра рестораном, так им и остался. Вроде бы. Или?.. Да нет, невозможно. Не совсем же я псих. Но лучше все-таки проверить.
Сел на стул в прихожей и принялся шнуровать кроссовки.
Ахнула:
— Правда, что ли, пойдешь проверять?
Кивнул.
— Чем гадать до завтра, кому из нас чего примерещилось, лучше сходить и посмотреть прямо сейчас.
Ей стало страшно. Не то чтобы всерьез думала, будто хилые любители пива, в случае чего, окажутся опасными противниками. Да и докурили они давным-давно, и ушли; вон, Дымыч говорит, на улице пусто… Что, кстати, действительно странно. Обычно там до самого закрытия курильщики толпятся. И на эксцентричных старушек с сигариллами они, прямо скажем, не слишком похожи.
Но очень испугалась. Не за мужа, а почему-то за себя. Необъяснимо, иррационально. Как будто остаться сейчас одной дома — все равно что исчезнуть. Глупее не придумаешь. Но от ужаса даже подташнивать начало, словно укачало.
Собралась с силами и твердо сказала:
— Ну уж нет, никуда ты не пойдешь. В смысле один не пойдешь. Я с тобой.
— Ну так обувайся.
Когда они вышли на синюю сумеречную улицу, залитую бледно-лиловым светом первых фонарей, в городе звонили колокола. Совсем рядом, в костеле Святых Иакова и Филиппа и в противоположной стороне, на Кафедре. Звонили у Францисканцев, в костелах Святой Троицы и Божьего Провидения, у Всех Святых, и у каждого из святых, поименно: у Иоаннов, Казимира, Николая, Анны, Тересы, у зареченского Святого Варфоломея, у Петра и Павла на Антоколе, и где-то совсем уж далеко, за рекой, на городских окраинах — везде.
Подумала: «Надо же, до сих пор ни разу так удачно из дома не выходила — чтобы на колокола попасть. Может, сегодня какой-то церковный праздник?» Хотела спросить мужа, но постеснялась, сама не понимая чего. Вместо этого метнулась к подъезду соседнего дома:
— Смотри, как они свою дверь раскрасили!
Столько раз проходила мимо, но впервые увидела, что дверь разрисована снизу доверху. Кто-то не слишком умелый, зато терпеливый и старательный изобразил тут плодовый сад. А что некоторые яблоки больше деревьев, на которых выросли, розы похожи на разноцветную капусту, а в оранжевом небе над всем этим безобразием парят полосатые пингвины — пустяки, дело житейское. Кто же в конце ноября помнит, как на самом деле выглядит лето.
— Только сейчас заметила? — изумился Дымыч. — Ну ты даешь. Этим картинкам уже недели три, если не больше. Тут же детская художественная студия во дворе. Они и постарались. Честно говоря, сомневаюсь, что жильцы добровольно согласились на такое безобразие, но теперь очень довольны и перекрашивать дверь наотрез отказываются.
Невольно улыбнулась.
— Дураками надо быть, чтобы от такой красоты добровольно отказаться.
— Совершенно с тобой согласен. Но все-таки удивительно, как ты до сих пор ухитрялась мимо проскакивать?