Сказки времен Империи
Шрифт:
— Стоять! Ни с места! Стрелять буду! — прокричал он.
Алена в страхе спряталась за спину отца.
— Это я, Борменталь, Михал Михалыч! И дочь моя, Алена! — громко произнес Борменталь.
Швондер опустил пистолет и указал другой рукою в дом. Они прошли темным коридором и вошли в комнату, поражавшую аскетизмом. Железная крашеная кровать, заправленная по-солдатски тонким одеялом, рядом грубая тумбочка. В изголовье кровати на стене висел портрет Дзержинского.
Швондер был в пижамных брюках, в которые
— Михаил Михайлович! — собравшись с духом, громко начала Алена. — Наша школа приглашает вас на встречу. Мы просим рассказать о вашей биографии…
— Ей директриса поручила, — словно извиняясь, сказал Борменталь.
— Правнучка, значит… Благодарю… Правнучка за прадеда не отвечает… — бормотал Швондер, кивая.
Борменталь осматривал комнату.
— Вы давно здесь живете? — спросил он.
— Да лет шестьдесят. Как институт построили… этой контре.
— Вы у Преображенского работали?
— Работал, да. При нем… Пойдемте, я вам покажу, у меня тут целый музей…
Старик пошаркал в соседнюю комнату. Борменталь с дочерью двинулись за ним.
Там и вправду был музей. В центре на специальной подставке стояла бронзовая собака на коротких обрубленных лапах. По стенам висели фотографии в строгих рамках, именная шашка; на столе, накрытые толстым стеклом, лежали грамоты.
Алена с удивлением рассматривала музей.
— Собака… с памятника? — с удивлением догадался доктор, указывая на бронзовую тварь.
Швондер вытянулся, глаза его блеснули.
— Не сметь называть собакой! Это товарищ Полиграф Шариков, красный командир!
— Позвольте… Но ведь это — собака, — смущаясь, сказал Борменталь.
— Для конспирации, — понизив голос, пояснил Швондер. — Красный командир, говорю.
— У-у, какой красный командир, — протянула Алена, дотрагиваясь до несимпатичной оскаленной морды собаки.
— Сберег от вредителей. Прекрасной души человек… А все дед ваш! — с угрозой произнес Швондер.
Он распахнул створки шкафа. Полки были уставлены папками. Швондер извлек одну. На обложке было написано «Борменталь И. А. Начато 10 февраля 1925 года. Окончено 2 мая 1937 года».
— Ввиду истечения срока давности… — сказал старик, обеими руками передавая папку Борменталю.
— Маринка, смотри! Колоссальная удача!.. Да иди же сюда быстрей! — Борменталь торжествующе бросил папку на стол.
Жена оторвалась от газеты, недоверчиво посмотрела на Митю, затем нехотя подошла к столу.
Борменталь, волнуясь, развязал тесемки папки и раскрыл ее. С первого листа смотрела на них фотография Ивана Арнольдовича Борменталя с усиками, в сюртуке и жилетке покроя начала века, с галстуком в виде банта.
— Смотри! Это мой дед! — провозгласил Борменталь. — Я же его не видел никогда. Даже не представлял — какой он. А он здесь работал, оперировал…
Дмитрий выложил на стол кучу документов из папки, стал перебирать. Марина смотрела без особого интереса.
— А вот профессор Преображенский, — Борменталь поднял со стола фотографию. — Тот, что на памятнике… Между прочим, гениальный хирург!
— Митя, где ты это взял? — спросила жена.
— Это мне Швондер дал. Чудный старик. Немного в маразме, но все помнит…
— Дарья Степановна говорит — он тут дров наломал, — сказала Марина.
— Знаю, — кивнул Борменталь. — Время было такое. Одни оперировали, другие… сажали…
— Не понимаю! — Марина дернула плечом и отошла от стола.
Борменталь извлек из бумаг тонкую тетрадку.
— Господи! Дневник деда… — Борменталь уселся за стол, в волнении раскрыл тетрадь и начал читать вслух: — «История болезни. Лабораторная собака приблизительно двух лет от роду. Самец. Порода — дворняжка. Кличка — Шарик…»
— Очень интересно! — иронически пожала плечами Марина, снова погружаясь в газету.
Борменталь заскользил глазами по строчкам.
— Чудеса в решете! Слушай!.. «23 декабря. В 8.30 часов вечера произведена первая в Европе операция по проф. Преображенскому: под хлороформенным наркозом удалены яички Шарика и вместо них пересажены мужские яички с придатками и семенными канатиками…»
— Чем? — поморщилась Марина. — Митя, пощади!
Борменталь обиженно засопел, но чтение вслух прекратил. Однако про себя читал с возрастающим интересом, постепенно приходя во все большее и большее изумление.
Наконец он вскочил со стула и обеими руками взъерошил себе волосы.
— Невероятно! Оказывается, это никакая не легенда! — он кинулся в кухню, схватил чашку, быстро налил себе половником компота из кастрюли, отхлебнул.
Марина с тревогой следила за ним.
— Была такая операция! Собака стала человеком! — провозгласил Борменталь. — Это потрясающе!
— Да что же в этом потрясающего, Митя? Собака стала человеком. Ты подумай. Кому это нужно? — возразила жена.
— Ты ничего не понимаешь в науке! — запальчиво воскликнул Борменталь. — Необыкновенная, потрясающая удача!
— Не понимаю, чему ты радуешься. Встретил мерзавца, который ухлопал твоего дедушку, — и радуешься!
— Радуюсь победе разума! И тому, что деда нашел. Я же не знал о нем ничего… — Борменталь подошел к клавесину, откинул крышку. — Ничего не осталось, кроме вот этого! — он ткнул пальцем в клавишу. — Представь себе: были Борментали. Много Борменталей. Несколько веков! И вдруг одного изъяли. Будто его и не было. А?! Что это означает?
Борменталь сыграл одним пальцем «чижика».
— А… что это означает? — не поняла Марина.