Сказки. От двух до пяти. Живой как жизнь
Шрифт:
В Кисловодске в четвертой школе нынче осенью один семиклассник наиболее отчетливо выразил свое отношение к этому делу. Я спросил его, в какую эпоху жил Пушкин. Он ответил:
— А шут его знает!
К сожалению, это точная формула того равнодушия к изучаемым литературным явлениям, которым до настоящего времени отличаются даже самые лучшие, наиболее одаренные школьники.
Я побывал сейчас в нескольких школах Бауманского, Фрунзенского, Октябрьского, Кировского районов Москвы — и всюду одно и то же. Дети, которые обладат такими монументальными знаниями в области физики, биологии, географии, ботанике, которые пылко увлекаются шахматами, спортом, театром, кино, к литературе, преподаваемой в школе, не чувствуют никакого влечения. Зубрят ее «отсюда-досюда»
— И зачем учить такую древность? — публично спросил меня один десятиклассник об «Отцах и детях» Тургенева.
Другие произведения Тургенева он даже не пытался читать.
— Ведь в школьной программе их нет!
А Чернышевский? Оказывается, что кроме «Что делать?», ни один школьник десятого класса по своей воле не прочитал ни одной строчки Чернышевского.
Да и откуда может взяться у них интерес к творчеству того или иного писателя, если эти писатели подаются им на уроках «словесности» в таком невкусном, неаппетитном, непривлекательном виде?
На днях в том же Кисловодске я вошел в шестой класс образцовой, показательной школы и подумал, что у детей болят зубы: такая была тоска на всех лицах. Оказалось, эта тоска происходит от изучения Пушкина. Согласно установленной программе, двенадцатилетние дети знакомятся с Пушкиным по самым незрелым, самым архаическим, самым трудным его стихам. И вот несколько уроков подряд уходят на унылую зубрежку непонятных речений, словно Пушкин был китайский поэт:
— Лидочка, что такое «томленье»?
— «Томленье» это то-то и то-то.
— Хорошо, садись.
— Зина, что такое упованье?
— «Упованье» это то-то и то-то.
— Юзя, что такое «пленительный»? А что такое «глас»? А что такое «витийство»?
Все эти вокабулы выписаны отдельно — в тетрадку, и их нужно знать наизусть. Что же удивительного, что веселое имя — Пушкин- вызывает у детей зубную боль? Если бы кто-нибудь преподавал мне таким образом Пушкина, я возненавидел бы Пушкина на всю свою жизнь. Учителю и в голову не приходит, что он раньше всего должен влюбить своих школьников в Пушкина, научить их восхищаться его творчеством, гениальной простотой его речи, а не томить отвратительной скукой зубрежки.
После этого я уже не удивляюсь, что Нина Чичильева (а вместе с ней и все ее подруги) обходится в своем быту совсем без Пушкина, что пушкинская лирика так и не нашла себе места в интимной тетради ее любимых стихов, что под заглавием «Сочинения Пушкина» в этой тетради красуется все та же пошлятина:
Пойду в аптеку, куплю яду, Аптека яду не дает, Тогда молоденька девчонка Через мальчишку пропадет.В некоторых (особенно в московских показательных) школах учителя щеголяют формальным анализом каждого произведения поэзии: «Перечисли эпитеты», «Укажи приемы контраста», — и проч. Этот анализ хорош лишь тогда, когда он сопряжен с эмоциональным отношением к поэзии. А сам по себе он окончательно убивает в ребенке всякий живой интерес к произведениям словесности.
Вот почему учащиеся почти никогда не читают писателей, которые преподаются им в школе. Вот почему, когда спросишь у семиклассников о Гончарове, Шевченко, Некрасове, они отвечают: «Мы учили их в прошлом году», — то есть имеем право позабыть о них решительно все.
Вчера я посетил седьмой класс одной из самых достохвальных школ Москвы, и, когда лучшая ученица, ударница, поведала мне, что Некрасов сочинял свои стихи в самом начале минувшего века, то есть, очевидно, в одно время с Гавриилом Державиным, я окончательно пришел к убеждению, что преподавание литературы в огромном большинстве наших школ все еще нуждается в коренной перестройке.
Кто это выдумал, что можно изучать, например, поэзию Пушкина вне определенного периода русской истории? Если Пушкин жил «шут его знает когда», то все его творчество
Большую помощь могли бы оказать нашей школе писатели, но… я до сих пор не забыл одного позорного случая, происшедшего в писательской среде. Дело было нынче зимою. Газета «Литературный Ленинград» затеяла сблизить писателей и передовых педагогов, собрать их в писательском доме им. Маяковского, чтобы совместмо обсудить (и осудить!) наркомпросовские методы преподавания русской словесности.
Я шел на собрание, окрыленный надеждами, но оказалось такое: весь зал полон педагогами — и ни одного писателя! Педагоги, изнуренные целодневной работой, иные с отдаленнейших окраин, пришли для дружеского общения с писателями, однако те не соблаговолили явиться. А между тем от того, как наш школьник воспримет наследие Пушкина, Тургенева, Некрасова, Салтыкова-Щедрина, Льва Толстого, Горького, в значительной мере зависит будущая культура Советской страны.
Мне было жаль, что не пришли писатели, потому что я хотел предложить им один проект, в обсуждении которого они могли бы принять самое живое участие.
Проект этот очень простой. Чтобы спасти наши школы от зубрежки и скуки, чтобы приманить, приохотить детей к радостному и плодотворному изучению серьезной литературы, было бы чудесно, если бы наш Детиздат при участии наших лучших писателей наладил многотиражное издание «Детской литературной газеты».
Какую огромную помощь могла бы оказать она школе! Влюбить детей в литературу, в поэзию, повысить их художественный вкус, вплотную приблизить их к творчеству классиков — не по-школьному, не по-казенному, свободно и весело познакомить их с историей, с теорией словесности, привить им на всю жизнь те знания и навыки, которые зовутся культурой. Такая газета в течение года могла бы сделать больше для литературного развития детей, чем десятки самых лучших учебников.
Замечательно, что такая газета уже существует в Горловке, в Донбассе, — единственная в СССР «Пионерская литературная газета», орган Горловского горпрофсовета, гороно и горкома ЛКСМУ. Выходит ли она в нынешнем году, я не знаю, но в 1935 году я получал ее, хотя и не совсем аккуратно, и думаю, что опыт ее мог бы пригодиться и нам. Но, так сказать, в отрицательном смысле: как не следует издавать литературную газету для детей. В этой удивительной «Литературной газете» за весь 1935 год я не встретил ни единого упоминания о Пушкине! В ней много иллюстраций и портретов, но нет ни одного портрета, ни одной иллюстрации, которая имела бы хоть какое-нибудь отношение к писателям. Портреты в ней такие: «Шура Пупов учится на скрипке», «Женя Тетеркина учит ребят играть на гитаре», «Лида Титаренко у классной доски решает задачу», — и все это, конечно, превосходно, но я думаю, школьникам было бы гораздо полезнее вместо того, чтобы рассматривать Пупова с Тетеркиной, увидеть, например, «Некрасова у постели Белинского», или «Пушкина, читающего свое стихотворение Пущину», или «Гражданскую казнь Чернышевского» — мало ли какие есть сюжеты в нашей литературной истории. Но чего требовать от редакции этой газеты, если сама она по своей словесной культуре, по своей эстетике, по своему литературному развитию стоит гораздо ниже детей, которых она берется чему-то учить. Дети тут почти все даровиты, но как бездарны их руководители — взрослые. Вот, например, стихотворение одного из детей: