Сказки. От двух до пяти. Живой как жизнь
Шрифт:
Это пишет горловский школьник Лашенко в своем стихотворении «Две весны», и какая в этом стихотворении талантливая, веселая, горячая кровь!
А вот как изъясняются в той же газете взрослые:
«Развернулась энергичная борьба…», «Между школами развернулось соцсоревнование…», «Во многих школах развернулся поход…», «Литературное движение развернулось…», «Литкружковцы сами развертывают сюжеты…»,
Это в одном только крошечном номере! Закостенелый, канцелярский, нищенски убогий язык! «Развернулось», «развернулся», «развернуться», «развертываются» — и больше никаких оборотов. Как будто специально приучают детей к бездушной, штампованной речи.
Или возьмите любопытнейший сборник «Стихи счастливых», весь собранный из детских стихов. Он издан сталинградской краевой пионерской газетой «Дети Октября». Там есть очень неплохие стихи, особенно Шуры Рудомино, Юры Щербакова, Миши Луканина, Изи Израилева. Подлинные поэтические проблески. Но какое напыщенное, банальное и малограмотное предисловие к нему состряпал какой-то взрослый по фамилии Швер. Куда же этому взрослому до этих детей! Он, между прочим, восхищается тем, что нынешние дети не пишут стихов ни о «Дедушке-Морозе», ни о «беспредметном» любовании природой. Так что, если бы в Сталинграде какой-нибудь пионер написал:
Тиха украинская ночь.
Прозрачно небо. Звезды блещут —
Досталось бы ему от этого Швера. И какое счастье, что Некрасов не был под опекою Швера, когда писал поэму «Мороз — Красный нос», в которой действует Мороз-воевода.
Если бы эти даровитые дети руководили литературным воспитанием взрослых, я был бы, пожалуй, спокоен. Но вся моя тревога оттого, что эти бездарные взрослые воспитывают литературные вкусы детей.
Конечно, та детская «Литературная газета», которую, как мне кажется, должен основать Детиздат, будет совершенно иной. Она должна быть такой же веселой и неказенной газетой, как, например, «Пионерская правда». Кстати, та же «Пионерская правда» недавно дала нам хороший пример, как нужно говорить о литературе с детьми. Специальный пушкинский номер, выпущенный ею недавно, вполне соответствует тому типу «Детской литературной газеты», который, по-моему, будет наиболее актуален у нас. «Пионерская правда» намерена посвятить такие же номера Лермонтову, Гоголю, Диккенсу, — и мне кажется, что именно эти номера могли бы послужить, так сказать, эмбрионами будущей «Детской литературной газеты».
Недавно мне стало особенно ясно, до какой степени детям нужны — хотя бы на первых порах — такие образцы стихов и прозы, которые могут увлечь, взволновать и обрадовать их. Я, как и многие, издавна люблю украинского поэта Тычину, и вот, узнав, что семиклассники всех наших школ в РСФСР изучают его поэзию, я пошел в одну из лучших школ Ленинграда и спросил у детей:
— Любите ли вы Павла Тычину?
— Да, мы проходили его по программе.
— Нет, вы скажите правду: нравятся ли вам его стихи? Чувствуете ли вы радость, когда читаете их? Хотелось бы вам читать их еще и еще?
— Радость? Какую радость?
Я пошел в библиотеку этой школы:
— Обращался ли к вам хоть один семиклассник, чтобы вы дали ему почитать сочинения Тычины?
— Нет, не обращался ни один.
Тычина — хороший украинский поэт, и любить его дело нетрудное. Но откуда у школьников возьмется охота разыскивать в своих библиотеках Тычину, если никто даже не сделал попытки внушить к Тычине любовь?
Конечно, у Наркомпроса были благие намерения: познакомить школьников с литературами братских народов, но к этому делу он подошел по-казенному, и оттого, в сущности, никакого знакомства не вышло. Вызубрили наизусть одно-единственное стихотворение Тычины («Чабан») и могут
Так что даже те политические задачи, которые ставит себе эта программа, могут быть выполнены только тогда, если равнодушно-формальное отношение к нашей словесности заменится в Наркомпросе живым и любовным.
Но, может быть, не давая школьнику ни наслаждений, ни радостей, литература, изучаемая по этой программе, даст ему четкое представление о той социальной динамике, которая формирует ее, о том историческом процессе классовой борьбы, которая отражается в ней.
Увы, ей не под силу и эти задачи, потому что вся она клочковата, обрывчата.
Только что школьник начнет представлять себе литературу как некий процесс, движущийся в рамках истории, вдруг в этот стройный процесс ни с того ни с сего откуда-то сбоку врываются то Мольер, то Байрон, то Бальзак, то Шекспир, — вне всякой исторической связи, в виде каких-то «беззаконных комет», причем каждый из них представлен мизерным отрывочком (а Байрон, кроме того, в таком занозистом, корявом переводе, который Байроном даже и не пахнет). Это называется изучением западно-европейской литературы!
В седьмом классе в виде таких же лоскутков и клочков дана поэзия братских народов.
В шестом — сюда пристегиваются клочки и отрывки теории словесности. Учителю так прямо и сказано: когда проходишь Пушкина — попутно говори… о варваризмах; когда проходишь Демьяна Бедного — дай детям понятие о… звукописи [186] , и мудрено ли, что в головах у детей остается от всей этой окрошки такой ералаш, что хорей они называют гекзаметром, а писателя Гончарова — отцом жены Пушкина.
186
Программы средней школы. «Русский язык. Литература», Наркомпрос РСФСР. 1935, с. 25.
Клочковатость программы дошла до того, что одного и того же писателя раздирают на мелкие части и каждую из этих частей преподносят детям отдельно. Например, Демьяна Бедного проходят и в пятом классе, и в шестом, и в десятом (кусочками!). Чехова и в седьмом, и в девятом.
Такая чехарда заглавий, имен, дисциплин и эпох вряд ли помогает детворе понять литературу как исторический процесс…
1936
Так обстояло дело в начале 1936 года. Теперь много изменилось к лучшему. Теперь и представить себе невозможно, чтобы в первые книги для чтения могли проникнуть те бездарные стишки, какие приводятся в настоящей статье. Издательство «Детская литература» (прежде Детиздат и Детгиз) после ряда горьких неудач научилось наконец выпускать такие издания классиков, которые можно назвать образцовыми.
Но преподавание литературы все еще не стало одним из могучих средств эстетического воспитания детей. Эстетический вкус, который необходимо воспитывать в детях с самого раннего возраста, все еще не вступил в свои права при изучении литературы в школе. В классных сочинениях школьников все еще преобладает мертвенный канцелярский стиль, о котором я писал в своей книжке «Живой как жизнь». Поэтому я и решился воспроизвести свою давнишнюю статью, хотя и сознаю с большой радостью, что многое в ней устарело.