Скеллиг

Алмонд Дэвид

— Ты верь, — сказал он мне напоследок — Верь в хорошее, и все будет хорошо.

Он пошел к машине и плавно, почти бесшумно отъехал от ворот. А мы с Миной молча наблюдали, как сновали туда-сюда дрозды, бурая мать и чернющий отец, туда-сюда, туда-сюда, только бы накормить птенцов.

Глава 38

Время близилось к полудню. Минина мама принесла нам по чашке чая. И присела рядышком на ступеньках. Поговорили о птенцах, о цветах, которые вот-вот распустятся, о тюзду- хе, который с каждым днем теплеет, о солнце, которое поднимается все выше и греет все лучше. О том,

что весной мир пробуждается от долгой зимней спячки. Она рассказала нам о богине по имени Персефона, которую по иол- года держат взаперти в подземном царстве. Именно тогда наступает зима. Дни становятся короче, холоднее, темнее. Все живое прячется от стужи. Зато когда Перссфону выпускают на волю и она медленно выбирается на поверхность земли, зима сменяется весной. Весь мир расцвечивается и веселится, приветствуя богиню. Землю заливает теплом и светом. Звери просыпаются и, осмелев, заводят потомство. Растения тоже набираются храбрости: выпускают новые ростки, раскрывают бутоны. Повсюду возвращается жизнь.

— Это древний миф, — сказал я со знанием дела.

— Верно. Но это миф, который очень и очень правдоподобен. Только взгляни вокруг! Птенцы, бутоны, солнце светит вовсю. Ну чем не торжественная встреча Персефоны?!

Она прикрыла ладонью мою ладонь.

— Майкл, они умеют творить настоящие чудеса. Возможно, ты скоро будешь встречать дома свою Персефону.

И все мы надолго замолчали, думая о Персефоне. Я представлял, как трудно ей выбираться из-под земли. По длинным темным туннелям. То не туда свернет, то ударится лбом о каменный выступ. Порой ее охватывает отчаяние, и она просто садится и плачет в этой непроглядной, беспросветной тьме. Но йотом — берет себя в руки и снова отправляется в путь. Переходит вброд подземные ледяные потоки. Пробирается среди базальта и известняка, среди залежей угля и железной руды, среди отвердевших древних существ, меж скелетов динозавров и руин ушедших под землю древних поселений. Под конец ей приходится прорываться сквозь сплетение корней деревьев-великанов. Изможденная, исцарапанная, она неуклонно движется вперед. Вперед и вверх, все выше. И говорит себе, что скоро, совсем скоро она увидит солнечный свет, снова ощутит дуновение теплого ветра.

Тут Минина мама прервала мои размышления.

— Я послежу за птенцами, — сказала она. — А вы бы пошли, побродили чуток.

Мина взяла меня за руку и повела за собой.

Я шел точно во сне. Дома вокруг пошатывались и кренились. Солнце резко било по крышам. Встрепанные птицы чертили на пронзительно-синем фоне неба. Асфальт маслено блестел, словно поверхность глубокого торфяного пруда. Немолчно гудело и всхрапывало близкое, но невидимое шоссе.

Мина цепко держала меня за руку.

— Майкл, ты как? — то и дело спрашивала она. — Ты уверен, что все в порядке?

Миновав заветную калитку, сад, мы подошли к двери с надписью «Опасно для жизни. Темнота внутри пахла пылью. Мы молча поднялись наверх. Мина поддерживала меня под локоть, точно инвалида.

На последней площадке она сказала:

— Он очень ждет нас, Майкл. И очень по тебе соскучился.

Мина нажала ручку, мы вошли на залитый светом чердак.

И встали как вкопанные.

Его тут не было.

Мина поспешно обежала весь дом. Голые доски скрипели под ее быстрыми шагами, хлопали двери. Она звала:

— Скеллиг! Скеллиг! Скеллиг!

Наконец я услышал, что она поднимается обратно,

очень медленно. Лицо ее побледнело — куда больше обычного. В глазах блестели слезы.

— Нигде нет, — прошептала она. — Исчез, бесследно.

Мы подошли к арочному окну и уставились в пустое небо над городом.

И вдруг меня стало клонить наружу. Едва успев ухватиться за подоконник, я приложил руку к груди.

— Мина… — испуганно выдохнул я.

— Что? Что такое?

— У меня сердце остановилось. Потрогай. Там пусто.

Она охнула. Протянула руку. Потом остался только голос:

— Майкл! Майкл!

И наступила полная тьма.

Глава 39

— Только не доктор Смертью, — бормотал я. — Не зовите доктора Смертью.

Я лежал на полу точно куль. Рядом, на коленях, сидела Мина. Гладила мой лоб, повторяла мое имя.

— Только не доктор Смертью, — сказал я снова.

— Нет, не бойся. Конечно нет. Я попытался сесть. Подтянулся, оперся головой и плечами о стену под окном.

— Потрогай сердце, — велела Мина. Оно билось.

— Вот видишь! — радостно сказала Мина.

— Но это только мое. А ее — не бьется.

— Майкл!

Силы постепенно возвращались.

Я глубоко вдохнул, зажмурился, сжал кулаки. А потом снова нащупал сердце.

— Бьется только одно сердце, Мина. Мое. А девочка умерла.

— Ты не можешь знать наверняка!

Я с трудом поднялся на ноги.

— Наверняка, Мина. Я знаю точно.

Мы двинулись с чердака в темное нутро дома. Мина вела меня под локоть.

— Где же он может быть? — спросил я, когда мы спускались по лестнице.

Она промолчала.

— Ты везде смотрела?

— Везде.

Я снова пощупал: бьется. Одно.

— Она умерла, — прошептал я.

— А может, вовсе наоборот.

— Надо позвонить в больницу, — сказал я, но знал, что вряд ли осмелюсь.

Мы вышли в залитый весенним солнцем сад И тут же заметили птенцов, которые спешили схорониться в тени, под забором. За калиткой, на тропинке притаился незнакомый кот. спрятавшись за мусорным контейнером, он провожал нас враждебным взглядом.

— Скоро за тобой приедет папа, — ласково говорила Мина. — И скажет, что у нее все в порядке.

— Только не рассказывай, что со мной было. Еще не хватало обо мне волноваться.

Она улыбнулась и еще крепче сжала мою РУКУ-

— Куда же запропастился Скеллиг? — спроси;! я снова.

Мина только головой покачала. И мы пошли дальше. Высоко-высоко над нами огромная птица рассекала голубизну неба тяжелыми редкими взмахами крыльев.

— Уильям Блейк тоже иногда терял сознание, — сказала Мина. — Он говорил, что душа может ненадолго покидать тело, а потом возвращаться назад. Так бывает от сильного страха или невыносимой боли. А иногда — от слишком большого счастья. Его переполняло счастье, потому что в мире столько прекрасного!

Мы шли. Только тело мое было неуклюжим, чужим, словно я тоже болен артритом и постепенно обращаюсь в камень.

— Ты ведь понимаешь, — добавила Мина. — Наверняка понимаешь!

Я не мог отвечать. Во рту было сухо и кисло, будто я наелся этих шариков из костей и перьев, которыми был усеян чердак.

— Да, Блейк так и говорил. Душа выпрыгивает из тела, а потом впрыгивает обратно. — Она засмеялась. — Похоже на танец.

Мы вернулись к Мининому дому. Уселись на крыльцо и стали наблюдать за птенцами.