Скиф
Шрифт:
– Логинова в твоем?
– О, Люся! – хмыкнул. На губах заиграла усмешка, взгляд ушел в сторону толпы вываливающихся на крыльцо сокурсников. И вдруг резко повернулся к Маше, уставился ей в глаза. Лицо оказалось так близко, что чуть и его губы коснуться ее. Девушка замерла, забыв все обиды. Она ждала, что сейчас Влад поцелует ее.
Но Скиф тихо, но твердо бросил:
– Ты мне не нужна.
До Маши с минуту доходило, что вместо поцелуя она получила плюху, но это все равно не принималось:
– А кто нужен?
– Кто есть.
– У тебя есть девушка?
– Странно? Ну, понятно – королевы вселенной они ж только в нашем технаре, – скривил губы. Взгляд неприятный, острый, давящий. – Выкини херню из головы, по – человечьи советую. Ничего, никогда у нас с тобой не будет.
– Но ведь можно дружить, – схватилась за соломинку девушка. Влад хмыкнул, оперся рукой о стену и почти лбом в лоб Маши. С минуту изучающе смотрел на нее и выдал:
– А на хрена мне твоя дружба, не подскажешь? Девушка не знала, что сказать, и как-то само собой вырвалось:
– Я люблю тебя. Влад отодвинулся от нее, отвернулся. Кинул через плечо:
– Ну и дура, – и двинул со двора колледжа.
Скифу не нравилась сложившаяся с Машей ситуация. Она была слишком хорошей девчонкой, чтобы вляпываться в него. Он думал, что она вполне благоразумна и у нее хватит ума держаться от ходячих неприятностей в его лице, но так как с ума сошла – липла как пчела на пыльцу, хоть ты кол ей на голове теши.
Нужно было что-то делать. Грубость, пренебрежение, хамство – не излечивали, но усугубляли. У парня зародился план, как окончательно обрезать все притязания Машки и вернуть ей разум, а то ведь совсем свихнулась девчонка – проходу ему не дает.
Скиф закончил ягуара на крыле «мазды», и, вытирая руки, оглядел работающих в зале. Бочкарев не подходил – полный, обрюзгший любитель пива и сальных шуток, должен был иметь проблемы со слабым полом. Такие мало кому нравятся из девушек. А вот Васнецов по прозвищу Художник, подходил по всем статьям: стройный, гибкий, стильный, натура творческая, живая. Собой хорош, характером легок, умом прозорлив – самое то.
Скиф подошел к нему:
– Слышь, Художник, дело есть.
Петр придирчиво оглядел морду волка – оборотня на бампере и кивнул парню: ну как?
– Супер, – заверил Влад. Мужчина удовлетворенно улыбнулся:
– И я так думаю.
Вытер руки тряпкой и подпер плечом колонну, уставившись на парня с милейшей улыбкой пофигиста:
– Ну и чего там за дела у тебя ко мне, детеныш?
– У тебя подружки есть?
– Хм, – выгнул бровь и улыбнулся шире. – А сам как думаешь?
– Думаю есть.
– Ну. Познакомить, что ли?
– Да не, отвязаться.
– Оо! – вскинул подбородок и хохотнул. – Это, малой, самое тонкое искусство. Заарканить проще, отвязаться труднее.
– Во, во, – сунул руки в карманы Влад. – Помощь нужна. Привязалась одна, проходу не дает…
– Страшная, что ли?
– Да не то что, – повел плечами. – Прилипал не люблю. С такими свяжись. Сегодня трахнешься – завтра они к тебе со своим кактусом придут жить навечно.
Петр
– Есть такое. И чего хочешь-то?
– План у меня. Дело пустяковое, только главной героини нет. Если б телочку поумней и чтоб «ах» – с фигурой и интерфейсом отрадным. Зарулила бы она ко мне и при этой мы бы с ней сыграли влюбленную пару. Работы на полчаса от силы, не задарма, понятно.
– А ты тактик, – подивился Художник. Потер подбородок с еще жидкой порослью – никак ему бородку отрастить не удавалось, как не пытался. И кивнул. – Сработать может.
– Девчонки подходящей нет.
– Не проблема, детеныш. Светке брякну. Она у меня в модельном агентстве, телочка такая, что головы сворачивают. С мозгами дружит, а нал лишним не бывает. Тебе когда на спектакль прибыть надо?
– Лучше б вчера, – улыбнулся.
– Так достала? – хмыкнул мужчина. – Ладно, – обнял за плечи. – Сегодня переговорю и тебе свистну. Наберешь ее, по цене побазарите. Завтра у нее точно выходной, так что, если особых планов нет, вместе и подъедем. Я подальше встану, чтоб не видели.
– Можно машину взять.
– Тоже мысль, – кивнул. – Только зачем брать? Моя «ауди» пойдет. Посажу Свету за руль, сам выйду – она подрулит и увезет тебя в даль светлую, – поправил ошейник с шипами на шее Скифа.
– Супер. Выручил.
– Сочтемся.Света действительно оказалась неглупой, свободной на завтра, а главное не жадной и азартной. План ей понравился и она, смеясь, согласилась приплыть прямо к шараге и броситься на руки Скифа, произведя фурор на все учебное заведение.
– Как мы друг друга узнаем?
– Не бойся, малыш, Петя мне тебя шикарно описал – не спутаю. Ты только костюм завтра не одевай и в парикмахерскую не заглядывай, хорошо? Бааай, – проворковала прощаясь.
Скиф промолчал, не зная, как реагировать на счет намека на колоритный имидж.Конечно, он ожидал увидеть далеко не замухрышку, но та дива, что явилась, заставила растеряться и его, не говоря уж о вывалившихся на крыльцо парнях и девчонках.
Маша как обычно тенью шла за его спиной. Он успел прикурить сигарету и увидел, как у ограды тормознула тачка с питоном на бампере – фирменный лейбл Художника.
Из нее грациозно вылезла длинноногая стройная конфетка, белокурая бестия в юбочке чуть прикрывающей шикарную попку, но выказывающей еще более шикарные ножки. Это чудо в гламурных шмотках, замахало рукой с кокетливой улыбкой и негасимой любовью в глазах.
Пара парней, включая Кабана, переглянулись, пытаясь понять, кому повезло. И дружно замерли, увидев ленивый взмах Скифа. Он откинул сигаретку щелчком и неспеша двинул навстречу диве. А та устремилась ему на встречу, убивая учеников грациозной походкой, улыбкой Моны Лизы и золотом волос, разметавшихся по плечам коротенькой легкой шубки под барса.
Света взвизгнув, повисла на шее Скифа и впилась ему в губы.
– Боже, как я соскучилась! Владик, солнышко! – прощебетала вроде не громко, но так, что и глухой услышал. И крепко обняла Скифа, прильнула к нему, зашептав какую-то мурню, рассчитанную не на посторонние уши, а на посторонние взгляды – все видели лишь ее сияющее от счастья лицо, любовь во взгляде сродную обожанию и трепетные, доверчивые объятья.
– Пойдем мой хороший! – потянула его за руку к машине.
Дверца схлопала, машина уехала. А Маша как встала парализованная увиденным, так и стояла.
Кабан уже рот закрыл, плечами повел, ошарашено глянув на друзей: фигассе!
А Маша все стояла.
Ей казалось, что она умерла. Дальше просто нет смысла жить, потому что она увидела ту, с кем Скиф. И Маша ей даже до набоек на каблучках не дотягивала.
Все рухнуло, кончилось не начавшись. Эта «златовласка» сбежавшая с обложки самого элитного модного журнала не оставила ей и тени шанса.
Девушка с трудом спустилась с крыльца и двинулась домой, не соображая, куда идет и зачем. Душа была мертва, сердце перестало биться, потому что не видело в том смысла. Оно умерло в тот момент, когда Скиф обнял свою красавицу и они поцеловались на виду у всего техникума.Спектакль удался. Троица смеялась, обсуждая инсценировку и, все трое были очень довольны. Света не взяла с Влада и копейки, поцеловала в щеку, тормознув у метро.
– А ты шалун! – рассмеялась и дала по газам.
Скиф был доволен и уверен – Маша отстанет от него раз и навсегда. И завтра уже не будет смотреть на него как закланная овечка, лезть со своей заботой и вниманием.Так и произошло – Маша не лезла. Она вообще не пришла на занятия ни завтра, ни послезавтра, ни через три дня, ни через четыре.
Скифу стало не по себе. Мало ли что надумала себе дурочка, а если еще и натворила? Девчонки вообще народ впечатлительный, придумают себе принцев, потом сильно расстраиваются, что придуманное с реальным не стыкуется.
Парень слинял с последней пары и решил навестить Машу. Плевать, что она себе придумала, главное, чтобы не натворила. Стоило убедиться.
Дом и подъезд он помнил, да и квартиру не забыл. И вскоре стоял перед дверью, жал на звонок. Открыл знакомый мужчина, оглядел гостя с ног до головы, задерживаясь на каждой детали одежды, словно модельер, мечтающий поменять имидж своей модели. Пожевал губы, с трудом переварив грейдеры и шипастый ошейник, и тяжело уставился в глаза парня:
– Чего?
– Я к Маше.
– На хрена?
– Вот и я думаю… Она дома?
Мужчина шагнул на площадку и, Скифу показалось, что он сейчас получит знатную выволочку, но за спиной Машиного брата показалась женщина:
– Миша, кто там? Мужчина вмиг передумал и отступил назад в квартиру:
– Рекламный агент…
– Я к Маше, однокурсник, – влез Скиф, прерывая ложь Михаила и, удостоился неласкового взгляда. Плевать. Мать Маши оказалась более приветлива:
– Так что же стоите? Проходите, проходите. Машенька немного приболела, но будет рада вас видеть.
Скиф оттер плечом мужчину и шагнул в квартиру.
– Маша! К тебе пришли, – постучала в комнатную дверь женщина. – Вы проходите, проходите. Я сейчас вам чайку сделаю.
Женщина ушла хлопотать на кухню, а Скиф просто толкнул дверь и привалился к косяку, игнорируя сразу и уединение девушки, и неприязнь взгляда ее брата.
Маша явно не ожидала увидеть Влада – вздрогнула, отрываясь от компа, зрачки расширились:
– Ты?
– Угу, – сунул зубочистку в рот и прошел в комнату, развалился в кресле. – Чего прогуливаешь?
Девушка нахмурилась, долго молчала, поглядывая на парня и, вздохнула:
– Тебя видеть не хотела, – отвернулась опять к ноутбуку.
– Чем же не мил?
Рука, зависшая над «клавой» опустилась. Девушка захлопнула леп-топ и повернулась к гостю, уставилась хмуро, тоскливо:
– А ты не понял? В том и дело, что всем мил. Болею я тобой, понял?
Пока не переболею, в техникум не вернусь.
Скиф прищурил глаз, погонял зубочистку во рту и выплюнул на палас:
– Мне показалось ты гордая и умная, а ты такая же дура, как все.
– Да, Скиф, я дура, я конченная идиотка, потому что вляпалась в тебя и ничего с этим сделать не могу. У тебя своя жизнь, тебе вообще плевать на всех вокруг. Ты крутой, ты умный, ты свободолюбивый. Ты у нас за всех и гордый и смелый, – почти прошипела, сверкнув глазами, и стихла. – Как там твоя блондинка? – спросила уже спокойнее.
– Светка? А что ей?
– Значит, твою девушку Света зовут.
– Что-то еще интересует?
– Не огрызайся, и так тошно, – отвернулась, потерла пальцами крышку ноутбука. – Зачем ты пришел? Какая тебе разница была я на занятиях или нет?
– Списывать не у кого, – брякнул.
– Ааа! Так и подумала.
– Хорошо, значит, излечиваешься от дури.
– Любовь для тебя дурь? – посмотрела нехорошо. – Не любишь ты свою Свету. Ты вообще, знаешь, что это – любить?
Глаза Скифа сузились, превратившись в щелки, лицо стало жестким, отталкивающим:
– Любовь… У вас в башке только она, а где вы ее в жизни видели? Сидишь мне тут, уши трешь, – уставился в упор тяжело, давяще. – Одна тема на все времена. Не задолбало? Кроме нее еще что-то в жизни предполагается? Получение профессии, например, работа, карьера?
– У каждого свои приоритеты, Скиф… Уходи, а? Не могу я тебя ни видеть, ни слышать. Себя ненавижу, за то что так тупо вляпалась в тебя, как муха в паутину! Ты же робот, гот отмороженный. Тебе начхать на людей, они для тебя тьфу и растереть.
– Потому что романтической чухни с тобой не разделяю?
Девушка смолкла и отвернулась. Повисла пауза, в которой была слышна баталия Михаила с матерью за дверью. Женщина хотела пригласить гостя к чаю, а мужчина уверял ее что перетопчется прохожий.
– Зря я пришел, – поднялся Скиф и двинулся к выходу.
– Влад! – окликнула в миг встрепенувшаяся девушка, вскочила, рванув за ним, и замерла, как только он обернулся:
– Тебе, правда, было интересно, что со мной?
– Не – а. Просто сессия на носу, – бросил и вышел из квартиры не попрощавшись.
Маша постояла и вернулась к себе в комнату, забродила по ней, раздумывая над странным посещением. Впрочем, что взять со Скифа – он сам по себе странный и все его действия такие же.
Каким он был в ту субботу? Блеск, фейерверк шуток и драйва, рисковый, смелый и в то же время тонкий, интеллигентный. И о чем только они с ним не говорили! Маша была поражена, что парень разбирается фактически во всем, имеет очень тонкий вкус, начитан так, что она рядом с ним почувствовала себя глупой и серой.
А в понедельник он опять превратился в отвязного придурка, грубияна и пофигиста.
Может в этом все дело? Но зачем Скиф тщательно прячет того Влада, удивительного, идеального, неповторимого? Может потому что в того нельзя не влюбиться, а он не хочет толпы поклонниц, у него и так хватает желающих провести с ним время. Может поэтому и отодвинул Машу, что та видела, какой он на самом деле?
И пришел ведь, значит, забеспокоился, значит не так уж наплевать ему на нее.
Девушке показалось, что за всем этим скрывается какая-то тайна, и даже подумалось, что Скиф… голубой.
От посетившей ее мысли девушка осела в кресло в прострации.
Ей верилось и не верилось. С одной стороны, быть не может – та же Света тому пример. С другой… А что Света? Кто она? Что о ней и их отношениях известно? Ну, прибежала, прыгнула на шею, поцеловались… Но не слишком ли картинно это выглядело, не слишком ли вызывающе, словно выставляя на показ? Ведь в остальном он отчужден к девушкам, груб настолько, что мигом отталкивает. Это что – мил с одной, с другой свин какой-то? Но Скиф один, их не десять в одном теле. Невозможно быть уродом и умницей одновременно, одно все равно бы перебивало другое, прорывалось в речи и манерах.
Манеры! Насколько резок он в колледже и насколько был мягок, когда они гуляли по набережной. Почти женственный…
А его познания в плане моды, а как он выбирал духи или кивал Маше на классную шмотку в витрине. И ни разу не проводил заинтересованным взглядом красивую девушку, а их в парке было если не каждая, то через одну. Голову можно было свернуть!
Маша потерла лицо: Боже мой, а Скиф-то – голубой!
Эта мысль засела в ней занозой. Она многое объясняла и прощала Скифа и была как лекарство девушке. Но в том и дело, что Маша лишь предполагала, а ей было жизненно необходимо знать точно.
И она пришла на занятия. Две пары наблюдала за Скифом, убеждая себя что права, но так и не убедила до конца. И не выдержала, спросила прямо. Склонилась к уху на лекции и прошептала:
– Скиф, ты гей?
Парень дернулся, уставился на нее недоуменно и растерянно, забыв про записи лекции. Минут пять хлопал ресницами, изучая девушку, словно она неизлечимо больная, а ему, как врачу нужно срочно решить – отправить ее на эвтаназию или продолжить мучить.
– Ну, ты дураааа, – протянул. – Всяких видел, ты всех переплюнула.
Сгреб сумку за лямку и попер через всю аудиторию, наплевав на препода. Осел на противоположном конце класса рядом с Гриней.
– Скифарин?!.. – возмутился учитель.
– Мне там дует, – отрезал парень и выказал усердие, не давая преподавателю развить мысль в сторону нравоучений – взял в руку ручку и раскрыл тетрадь.
Маша уткнулась лицом в стол, сдерживая слезы и ругая себя, на чем свет.
Как она могла такое подумать? Как у нее язык повернулся такое спросить?
Теперь конец точно. Теперь Скиф не то, что не подойдет к ней – не посмотрит никогда. Она мало оскорбила его, она и себя выставила кубической идиоткой!
Она промучилась всю пару, и то и дело поглядывала на парня, вытягиваясь, чтобы увидеть через ряд сокурсников. И понимала, что он сбежал от нее, как от чумной, что ушел специально на другой конец аудитории, даже сел на вторую парту, только чтобы оказаться за километр этой неповторимой в своих фантазиях дуры.
И не выдержала, подошла на перемене, желая извиниться.
– Скиф, извини, я…
– Да пошла ты на! – шарахнулся от нее парень, и вовсе ушел с занятий.
А с ней остался его взгляд полный презрения, недоумения и чего-то еще, что Маша не бралась определить. Она уже навыдумывала – разрушила все окончательно.Глава 14
― Гей? ― прищурил глаз Скиф на свое отражение в зеркале. И поморщился, взъерошил волосы: придет же в голову! Ну, дебилка! А ведь, подтверди и отвалит. Но и тут же растрезвонит и пойдут клочки по закоулочкам – запинают, засмеют. Хрен вам!
И опять с сомнением оглядел себя – неужели похож? Сгорбился и пнул ногой дверь из ванной. Сгреб сумку и куртку с тумбочки у выхода и бухнул душевно дверью из квартиры в ответ на приглашение отца позавтракать. Мужчина с тоской перевел взгляд на яичницу на сковороде в руке и вернулся на кухню. Кинул приготовленное в раковину и уставился в окно.
Скиф, загребая ботинками мокрый подтаявший снег, пер в сторону остановки. Полы куртки трепал ветер.
Без шапки, не застегнувшись, а на улице минус двенадцать…
Виктор Николаевич сжал пальцами переносицу – когда это кончится? Есть ли выход?
Влад шел на автомате: не чувствуя холода и влаги: которую щедро бросал в лицо ветер. Еще одно утро, еще один день, потом вечер, ночь. Какой черт заводит эту карусель, крутит колесо никчемной жизни? Зачем?
Он стойко не мог найти ответ на этот вопрос. И никак не мог понять почему живет не живя и, никак не умрет, будучи мертвым.
Парень спустился в метро, не обращая внимания на толкучку. Ехал и все искал ответ, и в тех же поисках вышел из подземки, попер знакомой дорогой до техникума, не замечая мира вокруг.
И так и упал, не поняв, что произошло. Удар под дых и подсечка были неожиданными: лишь мокрый снег немного смыл оглушение, но новые удары сыпались, как из параллельного мира, из другого пространства и вытряхивали всякие мысли, попытки сообразить, что происходит.
Скиф пытался подняться и падал. Прикрывал голову руками и одновременно отпинывался. Подпрыгивал от резкой боли, сплевывал кровь и вот, озверел. Молча, как принимал так и отдал – вцепился разбитыми пальцами в первое что увидел сквозь пелену и рванул на себя. На спину посыпались удары, а он всем телом навалился на добычу и, рыча как волчонок, рвался к глотке. Сдавил шею, что воспринималась отрывком, словно отдельной частью тела, чем-то важным, но единоличным, живущим меж небритым подбородком и кожаным воротником. И вырвал бы кадык: убил бы и был убит, но Бог или Дьявол вновь сыграли с ним в шутку, вмешавшись в последний момент.
Макс рвал поводок к выходу и буквально стрелой вылетел на улицу. Максим не понял, что случилось с овчаркой, с какой такой радости она словно взбесилась. Рявкнул, останавливая, но собака не отреагировала.
Мужчина вылетел за ней на улицу, желая перехватить прежде, чем та напугает редких в такую рань прохожих, и невольно притормозил, забыв о собаке от того, что увидел.
Четверо парней душевно пинали одного. Тихо, но зло. Самое странное, что и жертва не кричала «спасите». Картина напоминала Максиму кадр из криминальной хроники, как бывает, смотришь, отключив звук, и в первый момент не воспринялась реальностью. Буквально на углу его дома, на, в общем, людной улице, в завесе мокрого снега летящего с неба, возилась куча мала. Парни играли кем-то как мячиком, а тот рванул одного за ботинок и пополз по нему, навалился локтем на шею. Один из драчунов въехал ему в лицо ногой и взвился сам – Макс, прыгнув с места, впился ему клыками в голень. Крик потерпевшего, первый громкий звук привел в чувство хозяина.
– Стоять!!! ― заорал мужчина, рванув к дерущимся.
– Атас!! Валим!! ― послышалось следом.
Макс растянулся, запнувшись о что-то и лишь увидел, как парни бросились врассыпную, оставив жертву в покое. Овчарка закрутилась рядом с телом, заскулила, поглядывая на хозяина, словно подгоняя и вопрошая одновременно: что делать-то будем, а?
Смелков поднялся и прихрамывая поковылял к потерпевшему, надеясь что тот вот вот встанет сам. Но чем ближе подходил, тем четче понимал – сам парень не поднимется. Тот тяжело дышал и, заливая кровью снег, бестолково сгребал его под себя, то ли корчась, то ли пытаясь подняться. Овчарка тыкалась ему в лицо носом: поскуливала, мешая.
– Отойди. Макс! Сидеть! ― прикрикнул, отгоняя ее Максим, склонился над парнем – что-то знакомое было в нем, неуловимое, на уровне дежавю.
– Эй, ― легонько потрепал по плечу. ― Жив?
Тот застонал и развалился на спине, бросая в дрожь Смелкова своей окровавленной физиономией. Бровь, губы, нос – были разбиты в хлам. Один глаз заплывал, зато второй смотрел зло и презрительно. По этому взгляду мужчина и признал того самого тинейджера, с которым так хотел поговорить, и даже в зубы дать. Только уже дали.
Страх за несчастного сменился раздражением. Мужчина рывком поднял пацана на ноги:
– Дружки пригрели?
В принципе, удивляться было нечему – обычная разборка оголтелого молодняка. Помня поведение парня, он был уверен – тот сам нарвался. И нечего жалеть, вернее некого. Оклемается, может наукой послужит, а нет – прибьют рано или поздно.
– Нарвался?
Мальчишка никак не реагировал, и стоять – то на ногах не мог. Голова болталась как у китайского болванчика, и он все сползал вниз. Хоть и был легким, а Максу стало тяжело. Дотащил его до стены, прижал:
– Да стой ты, Бога, душу! Сейчас «скорую» вызову.
– Нет, ― глухо, через силу просипел гот-неудачник, цепляясь за выступ. Стек, присаживаясь на него, и прислонившись затылком к кирпичной кладке, уставился «живым» глазом на мужчину. ― Пошел на!..
Выпалил неожиданно зло.
Макс забыл, что искал по карманам телефон. Моргнул, соображая: чего он хочет: чтобы добавили или отстали, гордый, потому лучше послать, чем помощь получить, или мазохист?
– Я тя звал, коз-зел?! ― прошипел с хрипом.
Смелков не сдержался – схватил за грудки… и остыл. В глазах парня был раж камикадзе и беззащитность, что-то жалкое, как выкинутый в подворотне котенок, и больное, как открытая рана.
– Ты ненормальный? ― спросил, щурясь от непонимания.
– Пошел на! Я тя звал? Руки, мля, убрал! ― взмахнул кулаками, но руки как плети опали, и сам заваливаться стал. Макс придержал его, возвращая на место и в вертикальное положение:
– Умалишенный.
Точно хочет, чтоб прибили.
Пацан начал шипеть что-то матерное и обидное, и все смотрел на мужчину, будто ждал реакции. Смелков замер на пару секунд, рассматривая звереныша – ребятенок совсем, откуда же столько злости?
– Ты, самоубийца малолетний, помолчи, а? ― попросил спокойно, и парень сник, всхлипнул, свешивая голову. Уткнулся ему лбом в живот, просипев что-то вроде:
– Му… старый!
Мужчина не обратил внимания. Слова парня воспринимались, как бред и было четкое ощущение, что тот просто не понимает, что творит. Смелков пошарил по карманам, оглядываясь вокруг в надежде позвать кого-нибудь на помощь: но как назло кроме собаки ни одной живой души не наблюдалось, а телефон, похоже, был оставлен на тумбочке в прихожей.
И что теперь делать? Оставить юного неандертальца на произвол судьбы?
Спору нет, придурок этот малолетка, редкий, но все едино живой человек. Брось и нарвется опять, если в принципе выживет. Помяли его конкретно, как бы и не покалечили.
Мужчина подхватил мальчишку и свистнув Макса, потащил к своему подъезду, не найдя других вариантов. Собака подхватила какой-то рюкзачок и потрусила впереди, косясь на хозяина. Тот внимания не обратил.
В квартиру юнца чуть не на руках внес, усадил прямо на тумбочку, прислонив к стене. Принялся телефон искать. Овчарка крутилась, мешаясь, поскуливала, и Смелков не выдержав, прикрикнул на нее, отправляя на место.
Что-то грохнулось в коридоре и, Макс, плюнув на поиски в кухне, вернулся, уверенный, что это растянулся тинейджер. Но тот, шатаясь и еле держась на ногах, пер в одном ему понятном направлении, держась за стену и сметая все по пути. На пол полетела вешалка, телефонная книга, но встреченная обувная полка оказалась непреодолимым препятствием – парень рухнул бы, не подхвати его вовремя мужчина.
«Рождают же на свет дебилов», ― укоризненно качнул головой, держа мальчишку под мышки и глядя на него сверху вниз. Тот поелозил ногами, пытаясь вернуться в вертикальное положение и, добил-таки полку.
Макс поморщился и решил сначала привести «героя» в себя, а потом уж искать запропавший телефон и вызывать медиков. Стянул с пацана куртку и, перехватив за талию, втащил в ванную. Открыл холодную воду, и, держа парня навесу, принялся умывать, затем сунул под струю с головой.
Тот зафыркал, вцепился руками в край раковины, чуть отталкивая помощника. Встал на ноги самостоятельно и вдруг сблевал.
«Тааак. „Сотряс“ имеет», ― констатировал, морщась Максим, придерживая пацана на всякий случай. Его трясло: то ли отходняк начался, то ли от холодной воды. Раковина, кафель вокруг и даже край зеркала покрылись мелкими розовыми брызгами, а мальчишка все фыркал, умываясь и давясь от приступов рвоты. Жалкий, мокрый, маленький, худенький, он вызывал чувство сродства и ответственность сродную опеке.
– Эх, ты, доходяга, ― вздохнул мужчина, осторожно промокая заплывший глаз, ссадины на лице. Прижал к себе, как брата, заставив запрокинуть голову, чтобы остановить кровь из носа, чтобы не давился больше ею. Пацан дернулся и затих, уставившись на него. И словно дошло, наконец, что не враг с ним – попросил вполне по – человечески:
– Только «скорую» не надо. Пожалуйста.
Макс нахмурился – что-то было не так. Что-то шло в разрез с просьбой и самой ситуацией.
Он мог понять желание мальчишки избежать больницы, а значит допросов, а значит вполне возможно продолжения неприятностей. Скорей всего он знал, кто и за что его помял, и либо сам хотел разобраться, либо не желал огласки. Но не боялся – точно, Смелков был в этом уверен.
И в принципе понимал, в принципе поступил бы так же… Только вот так близко, ощущая под рукой совершенно не мужскую талию, и не гибкую, а словно стянутую чем-то жестким, как сталь, видя кожу лица, что явно не встречалось с бритвой и была слишком нежной, мужчина подумал совсем о другом и серьезно забеспокоился.
Но догадка не успела оформиться в четкое осознание – парень резко и неожиданно сильно оттолкнул его и вывалился из ванной комнаты. По стене дошел до кухни, рухнул на диванчик.
Смелков замер в проеме, разглядывая его и пытаясь собрать разбежавшиеся мысли.
– Ну чего?.. ― просипел тот, в ответ не спуская равнодушного взгляда с мужчины. ― Аптечка есть?
– Что? ― не сразу дошло до Максима.
– Ты глухой что ли, дядя? Колеса у тебя есть, спрашиваю? ― отлип от спинки и стены, будто собрался встать и проверить самостоятельно, есть ли в доме медикаменты.
– Сиди, ― качнулся мужчина. Прошел в кухню и вытащил из углового шкафчика коробку с красным крестом. ― Все равно тебе нужно к врачу.
Парень сграбастал коробку, не обратив внимания на предупреждение. И с видом явно знающего, что ищет, начал перебирать ампулы, фальготки, порошки.
– Стакан дай, ― прошамкал, не глядя. Макс не сразу сообразил – вид разбитых пальцев в обрезанных перчатках с шипастыми клепками, тонких и нежных, как у девчонки, завораживал.
– Стакан! ― вновь прошипел мальчишка, вскинув на него злой взгляд. Но только мужчина повернулся, чтобы взять нужное, тот сбивая косяки, рванул в ванную.
Его опять выворачивало. Кровь со слюной лилась, как вода из – под крана и Максиму стало не по себе. Он придерживал парня, твердо решив про себя, что сейчас же положит его на диван и вызовет врачей.
– Тебе нужно в больницу…
– Нет! ― отрезал тот, упершись руками в край раковины. Сплюнул сгусток крови. ― Сам.
– Не у меня. Мне трупы не нужны.
Парень словно не слышал. Отпихивая помощь, дотащился по стене до кухни и сгреб фальготки. Начал выдавливать таблетки одну за другой, запихивать их в рот. На второй фольготке Смелков не выдержал:
– Достал, малолетка! ― перехватил за запястье, вытряхнул лекарства из ладони и, подхватив «утренний сюрприз», силой потащил в комнату.
– Не трогай меня! ― взвился ни с того ни с сего пацан, попытался вцепиться пальцами в косяки, стену и вдруг рухнул как подкошенный, буквально выскользнув из рук мужчины. Стук головы об пол и тишина.
Максим с непониманием и страхом уставился на лежащего тинейджера: какого черта происходит? Умер?
Ресницы не дрожали, нос заострился, и лицо было белым, как потолки в квартире.
Макс сглотнул ком в горле, чувствуя как по спине прошелся холодок предчувствия плачевных событий. Подхватил мальчика на руки, отнес на диван и попытался привести в себя, одновременно пытаясь понять, жив ли он вообще. Ощупывал его, шаря взглядом то по лицу, в попытке угадать дышит ли, то по комнате, выискивая помощь.
Умрет ведь юный нигилист…
Пальцы наткнулись на что-то плотное и, в первую секунду Смелкова пробрала дрожь от мысли, что это оголенные кости. Задрал рывком футболку, скрывая ухмыляющуюся рожу в саване на груди и, нахмурился, увидев плотную, узорчатую материю, обтянувшую торс.
Мысли вязли, как ноги в болоте.
Максим осел у дивана прямо на пол и все рассматривал корсет. Да, самый обычный, женский корсет. Розоватые ленточки шнуровки, вязь рисунка плотной ткани, прострочка жестких планок… Какого черта парень нацепил его? Гей, что ли?
И содрогнулся, буквально умылся вмиг выступившим холодным потом – девка!
– Господи, ― вырвалось само.
Да как же она выдержала? Мазохистка, самоубийца? Лесбиянка?
Ненормальная!
Или он? Может такие примочки у современных юнцов? Мода? Пацаны вон вбивают же в мочки, словно члены африканского племени, целые булыжники и пробки…
Дебилы! ― оттер лицо от пота. Осторожно оттянул футболку выше и убедился, что сам дебил – корсет явно стягивал грудь, превращая ее в плоское нечто.
Это было слишком. Не укладывалось, не понималось, не принималось.
Макс придавил пальцами сонную, вслушиваясь в биение пульса и перевел дух – жива!
И что теперь? ― выпрямился, оглядываясь в поисках решения, а может и спасения от сумасшествия. Взгляд наткнулся на овчарку. «Немец» шумно вздохнул, с жалостью глядя на хозяина, но смея сойти со своего коврика.
Время будто остановилось на миг, и в нем ничего – тишина, пустота.
Скиф вздрогнул, дернулся, приводя Максима в себя. Уставился с туманом во взгляде:
– Таблетки… дай… садист, ― скрючился вдруг.
У Смелкова было ощущение, что мир сошел с ума, а он этого не заметил, и вот рюхнулся в это счастье носом да со всего маху, как упал с вышки в воду. Он даже сказать нормально не мог – запинался словами о мысли, мыслями о слова:
– Ты… какие таблетки?… Ты дура… к?!.. Тебе могли что-то внутри повредить, ребра сломать… Тебе врача надо. В больничку!
– Нет! ― сел рывком, скрючился, словно набираясь сил и пережидая боль, и с трудом встал. ― Отвали! ― прошипел в лицо, взглядом предлагая освободить дорогу.
Смелкова перекосило в попытке понять, что движет этим созданием, чего оно добивается.
– Ударю! ― просипел «мальчик» и мужчину вовсе сглючило. По глазам было видно, что это чье-то «счастье» не шутило, но зачем, еле стоя на ногах, получив так, что и здоровый мужик бы отползал в больничку, нарываться еще?
В ответ Максим получил удар по касательной в живот. Мужчина даже не понял в первый момент, что это было. Что-то прилетело, ткнулось как котенок мордочкой в руку, и пропало. Зато второй удар, в лицо, отрезвил.
Мужчина потрогал скулу, чувствуя лишь дискомфорт, ничего больше и пытливо прищурился на задиристое «нечто». А Скиф уже шел буром.
Макс просто отодвинулся и юнец пролетел в кресло у дверей. Стек, застонав, скрючился, цепляясь за подлокотники, и казалось, сейчас потеряет сознание. Но он лишь замер на пару минут и вдруг поднялся: развернулся к «обидчику».
Смелков не понимал, что происходит, но по спине пробегали мурашки от этой непонятной, на грани сюрреализма и реальности, мизансцены. Оно смотрело на него, буквально выжигая взглядом и, явно готовилось к битве.
– Ты больная?
Он хотел остановить, вразумить ненормальную, и понять что происходит, но ту словно бес в ягодицы пнул – ринулась на мужчину.
Макс просто выставил руки и, придерживая ее за плечи, смотрел, как она, еле стоя все-таки пытается ударить его, и чуть не плачет от бесцельного махания руками.
– Ты хочешь, чтоб тебя убили? ― зажал ей руки, и уставился в лицо, хмурясь от непонимания. И вздрогнул, похолодев от ответа, что увидел в ее глазах: черных от отчаянья и решимости. Она словно кричала – да, да!! Я хочу умереть, помоги мне, убей!!
Максу стало тошно и душно.
Он вдруг понял, что происходит и почему. И как зовут ненормальную.
Варя…Глава 15
Макс прижал девушку к себе, спеленав руками как ребенка, и смотрел в стену перед собой, не видя ничего.
Варя постепенно перестала рваться, притихла, и он начал чувствовать ее прерывистое дыхание и… боль. Она словно стала частью его, и разливалась по телу и душе волнами ярости на весь мир. Слов не было, их просто не придумали, а вот чувства рвались и решали за него.
– Тебе больно. Нужны обезболивающие. Я дам. Ты сейчас успокоишься и ляжешь. Я принесу таблетки. Выпьешь, заснешь. Проснешься, пойдешь домой, ― заговорил монотонно, не слыша себя, но зная, что будет делать. Смотрел перед собой в прострации и чувствовал только ее, и не мог объяснить как. Только точно знал, что Варя испугана, и это страх напополам с дикой болью в душе и теле, зовет ее в одну сторону – за грань.
– Ляг и я принесу лекарство, ― повторил как робот.
Девушку качнуло. Она осела на диван, рухнула и прошептала, сдаваясь:
– Неси.
Ей стало совсем плохо и, Макс позеленел, понимая, что играет с огнем. Срочно нужен был врач. Но нарываться на прямую атаку в знак сопротивления, устраивать девушке новые испытания, он не хотел, не был уверен, что она выдержит. Оставалось одно.
Мужчина прошел на кухню, нашел в аптечке потрепанную фольготку фенозепама и кетанова, выдавил в ладонь ровно по две таблетки. Налил в стакан воды и отнес девушке. Придержал за голову, помогая выпить.