Скифская чаша
Шрифт:
Он сидел на скамейке, издали улыбаясь Татарову. Улыбался гадко, по-заговорщицки, но поднялся вежливо, даже почтительно. Постучал пальцами по новенькому черному кожаному «дипломату».
«Тут ровно на шестую модель, — сказал и поставил «дипломат» между собою и Гаврилой Климентиевичем. — Надеюсь, завтра вы подпишете нужные бумаги. Их подготовит Гудзий».
«Что? — не поверил Татаров. — Гудзий? Леонид Павлович? Он с вами? Но ведь я считал: никто не будет знать...»
«Леонид Павлович — свой человек, и ему можно доверять, — сказал Манжула уверенно, будто Татаров уже стал его соучастником. — Ваша подпись многое решает, и мы ценим это... — дотронулся до «дипломата». — Но кто-то же должен подготовить бумаги для подписи. Вам негоже давать кому-либо указания об этом».
Он был прав — Татаров сразу понял: действительно, его распоряжение отправить вагон алюминиевого листа какому-то маленькому заводу могло вызвать удивление подчиненных. Выходит, этот прохвост — человек с головой, но крайней мере, у него хватило здравого смысла как-то подстраховать его, Татарова.
Гавриле Климентиевичу это понравилось, и он уже без колебаний положил «дипломат» себе на колени...
Но Гудзий... Вечно улыбчивый, услужливый, выступает чуть ли не на всех собраниях, критикует и наставляет, даже требует, а на деле получается...
Татарову стало неприятно, будто почувствовал противный запах или дотронулся до чего-то скользкого. Лишь кивнул на прощание Манжуле и направился к троллейбусной остановке. Держал «дипломат» крепко, даже не веря, что все так произошло — быстро и просто. Проехав две остановки, вышел, нашел свободную скамью в укромной аллейке и дрожащими пальцами открыл «дипломат».
Девять пачек по тысяче рублей в каждой. Купюрами по двадцать пять рублей. И еще две сотенные бумажки. Девять тысяч двести рублей — ровно на шестую модель «Жигулей».
Гаврила Климентиевич щелкнул замками «дипломата». Теперь у него будет «Лада», когда только захочет. Даже в будущем месяце. Ему уже предлагали машину, но отказался.
Что ж, будем считать этот вопрос решенным. Но как объяснить покупку машины Кларе и детям? Ведь они знают все доходы — считают каждый его рубль...
Выигрыш?
Несолидно и подозрительно. По крайней мере, у Клары это не пройдет. Потребует, чтобы показал облигацию, а где ее взять?
Признаться, как на самом деле получил деньги?
Только одна мысль об этом привела Гаврилу Климентиевича в ужас. Нет и еще раз нет. Может, Клара и отнеслась бы к этому спокойно, может, даже с удовольствием взяла бы деньги, наверно, с удовольствием, но это исключается...
Да, он ни за что не скажет им. Ведь всю жизнь кичился своими добродетелями, всегда громко и категорически осуждал любые проявления нечестности, мошенничества.
В глазах жены и детей должен остаться незапятнанным.
Однако что же делать?
Татаров посидел еще немного, чувствуя, как прилипают потные ладони к «дипломату». Наконец принял решение. Доехал троллейбусом до ближайшей сберегательной кассы и там положил деньги на предъявителя. Лишь погодя немного успокоился — все время не покидало ощущение, что сейчас к нему подойдут, отберут «дипломат» и спросят, откуда деньги. Но ведь теперь их не было, они не обременяли, маленькая серая книжечка казалась примитивной и несолидной, ну кто может поверить, что она эквивалентна белой, блестящей, с горьковатым заводским запахом синтетики «Ладе»?
Гаврила Климентиевич получил «Ладу» и в самом деле через месяц. Подогнал машину к дому и за ужином сообщил Кларе:
«Теперь у нас есть машина...» — сказал так, будто купил в хозяйственном магазине эмалированную кастрюлю.
«Машина? — ни на секунду не поверила жена. — Какая?»
«Лада».
«Ты что, бредишь?»
Подошел к окну, отдернул занавеску.
«Можешь полюбоваться».
Стала рядом и действительно увидела под окнами белую машину.
«Откуда?»
Уже поверила, но чуть не потеряла сознание от удивления.
«Не хотел тебе говорить... — объяснил Гаврила Климентиевич с притворным равнодушием. — Уже семь лет я откладываю деньги. Ежемесячно по сто рублей».
«Как так?»
«А вот так... По сотне. Различные премиальные, ежеквартальные надбавки и тому подобное. Набегало свыше тысячи в год».
Наконец до Клары дошло.
«Ты скрывал от меня деньги? — воскликнула с отчаянием. — Когда мы считаем каждый рубль! Когда наши дети ходят раздетые!..»
«Ничего себе раздетые — в американских джинсах!»
Однако Клара не восприняла его иронии.
«А я не могу купить себе пристойное платье! — Теперь ее лицо пылало неподдельным гневом. — В это время он прячет ежемесячно по сто рублей ради какой-то машины!»
«Не какой-то, а «Лады»! Кстати, в ней будешь ездить и ты...»
Кровь отлила от Клариного лица. Пожалуй, поняла, что автомобиль — тоже неплохо и, в конце концов, это вклад в семейное благосостояние, но все еще не могла простить мужу самоуправства. Даже мысль о том, что он мог принять самостоятельное решение, была невероятной, означала чуть ли не конец света.
Приказала Гавриле Климентиевичу:
«Продашь! Я слышала, за «Ладу» платят бешеные деньги».
«Э-э, нет, — ответил твердо. — Хочешь, чтоб меня вышвырнули с работы? Как спекулянта?»
Такая перспектива, конечно, не устраивала Клару. Гаврила Климентиевич понял, что победил, и немедленно воспользовался этим. Взял жену за руку и потянул к дверям. «Пойдем, хоть посмотришь...» — предложил.
Его расчет оказался правильным. Опустившись на удобное переднее сиденье, Клара сразу размякла, может, представила, как выходит из «Лады» вместе с детьми где-то возле моря в Крыму, глаза у нее потеплели, даже похлопала ладонью мужа по щеке.