Скифская чаша
Шрифт:
Хаблак решил, что в этих рассуждениях Стефурака есть доля истины, ведь и он думал приблизительно так же, но что мог поделать? Пожал плечами и стал спускаться с горы, уже не любуясь карпатскими пейзажами.
Полночи они не спали, ожидая сигнала. Оказалось, напрасно — спекулянты так и не появились. Заснули уже после трех, а встали лишь в начале десятого, но еще не было десяти, как они уже выехали в Верховину.
Шоссе — разбитый лесовозами асфальт — пролегло, как большинство горных дорог, вдоль русла речки. Хаблак не переставал ахать и охать, поражаясь красотой окружающего ландшафта. Стефурак лишь покровительственно усмехнулся, слушая эти возгласы, он-то знал, что за очередным поворотом дороги пейзаж, пожалуй, еще получше, а дальше, за Верховиной, когда начнется подъем к перевалу и где изящные карпатские ели нависают над самой дорогой или вдруг разбегутся, уступив место не менее живописным пастбищам, можно останавливаться чуть ли не на каждом километре, любуясь, не замечая бега времени, неповторимыми карпатскими просторами.
А вот самым неожиданным образом «вписался» в пейзаж дед в черной фетровой шляпе с обвисшими полями и, невзирая на летнюю жару, в невероятно красочном киптаре, гонит двух баранов — почтительно снял шляпу и поклонился незнакомцам в машине, не потому что заискивал перед ними, он вообще никогда и ни перед кем не заискивал, просто привык уважать человека и радоваться общению с ним.
Гостиница «Беркут» прижалась к асфальту дороги на самом перевале, отсюда начинались спуски — и на Закарпатье, и на Прикарпатье, а вокруг трехэтажного деревянного оригинальной архитектуры — под старину, но с элементами модерна — строения виднелись на горных склонах ели, наверно, в непогоду на них лежали тучи, но сейчас сияло солнце, и лишь одно маленькое облачко клубилось совсем по соседству.
В вестибюле гостиницы стоял на задних лапах большой бурый медведь, чучело, разумеется, он скалил зубы и то ли приветливо улыбался постояльцам, то ли угрожал им, по крайней мере казался общительным — этот, возможно, последний карпатский медведь. Хаблак где-то читал, что таких зверей тут уже почти истребили.
За гостиничной стойкой сидели две женщины, скучая в эти полуденные часы: ночные постояльцы уже уехали, а очередная волна посетителей ожидалась лишь вечером. Хаблак заметил, как стреляют любопытными взглядами в него и Стефурака, видно, не прочь завести какую-нибудь легкую беседу, но майор пресек их любопытство (или наоборот — значительно усилил его), показав удостоверение и фотографию Манжулы. Сказал:
— В середине мая жил в вашей гостинице этот гражданин. Зовут его Михаил Никитович Манжула. Не припомните ли?
Женщины оживленно переглянулись: милиция да еще и фотография их бывшего постояльца — это обещало если не приключение, то, по крайней мере, хоть мимолетное нарушение их однообразно протекающей жизни. Начали рассматривать снимок, нетерпеливо отбирая друг у друга.
Старшая и более миловидная покачала головой и спросила у чернявой длинноносой:
— Ты узнаешь этого Манжулу? Мне страшно интересно, но что-то не припоминаю...
— Неужели забыла? Из двухкомнатного «люкса» на третьем этаже, да он еще носил нам мороженое из ресторана.
— В зеленом пуловере.
— Да. Помнишь, когда-то появился в белых джинсах? Ох и штучка, скажу я тебе! Такие только на ярмарке в Косове и встретишь.
— Итак, девушки, вижу, вы вспомнили Манжулу. Теперь у меня к вам несколько вопросов, — перебил их Хаблак.
— Пожалуйста, просим вас — Это сказала длинноносая.
А миловидная не без игривости одернула вышитую блузку на груди и возразила:
— Да что мы помним!.. Ведь в мае...
— Ну как же, вспомнили все-таки, что жил в «люксе», даже в каких джинсах ходил. А теперь скажите: он один жил?
— Один, — не раздумывая ответила чернявая.
— И никто у него не ночевал?
— А у нас не разрешается.
— Это — женщинам, а товарищи к нему не приезжали?
— И мужчинам не разрешено.
— Бывают же исключения.
— Конечно, бывают, — согласилась легко, — но мы у таких людей документы берем, у нас ведь строго... Есть указания, и мы не нарушаем.
— Конечно, не нарушаете, — подхватил Хаблак, понимая, что другого ответа от дежурной не услышишь. — Не помните, кто заказывал номер Манжуле?
— А зачем? Вам нужно — поселяйтесь. Без проблем...
«Вот тебе и на, — подумал Хаблак, — и в Карпатах, как в Киеве... Тут, правда, «пожалуйста, извините», «просим вас», но также — «без проблем».
— И долго жил у вас Манжула?
— С неделю.
— И часто у вас такие постояльцы останавливаются?
— Нет, у нас переночуют и едут. Бывает, на день или два задержатся.
— Что же делал Манжула?
— Наверно, какие-то дела у него были.
— Почему так считаете?
— Да приезжали тут к нему. На машинах.
— Знаете кто?
— Откуда же?
— Вы тут всех должны знать...
— Из Ясеня мы, сюда ездим на работу.
— И на каких машинах к Манжуле приезжали?
— На грузовых.
— Сами видели?
— А как же? Мы тут все видим.
— На лесовозах?
— Нет, — ответила не колеблясь. — Однажды на «ЗИЛе», а в другой раз тоже на какой-то грузовой. С кузовом.
Все совпадало, и у Хаблака уже почти не было вопросов. Но попробовал уточнить:
— Днем приезжали?
Женщины переглянулись, и теперь инициативу взяла на себя старшая:
— Нет, под вечер. Это я точно помню, еще группа туристов прибыла и ужинали. А возвратился ночью, почти утром.
— А номер машины не видели?
— Видела, почему же нет?
— Какой же?
— Если бы знала, что милиция поинтересуется, записала бы. А так ни к чему...
— Куда поехали? В Рахов?
— Нет, туда, — махнула рукой направо. — К Ворохте.
Хаблак подумал: из «Беркута» Манжула руководил операциями по продаже алюминия. Майор поговорил еще с барменом и официантками — бармен Манжулу знал, он помнил, что этот постоялец заходил к нему главным образом днем, по вечерам куда-то исчезал, лишь однажды появился с девушкой, вероятно, туристкой — сидели допоздна, и Манжула угощал довольно большую компанию. Собственно, эта информация не дала Хаблаку ничего нового, и они со Стефураком решили вернуться в Косов.