Скифская история. Издание и исследование А. П. Богданова
Шрифт:
Решение об остановке военных действий и окончании кампании принадлежало боярину князю В.В. Голицыну, полки которого, прикрывая тылы главного войска, подошли к переправе через Днепр. Именно ему (несмотря на равный с Ромодановским, но далеко не столь выслуженный чин, много меньший военный опыт и вспомогательный характер его воинства) царем Федором Алексеевичем было повелено писаться первым воеводой всей действующей армии, решать стратегические вопросы и держать связь с Москвой посредством специально учиненной Калужской скорой почты [161] .
161
ПСЗ. Т. 2. № 633, 706; Дополнения к Актам историческим, собранные и изданные Археографической комиссией (далее – ДАИ). Т. 7. СПб., 1859. Т. 7. № 50, ср. № 51; Источники Малороссийской истории, собранные Д.Н. Бантыш-Каменским и изданные О. Бодянским. Ч. 1. 1649–1687 // ЧОИДР. 1858. Кн. 1. Отд. II. С. 270–274; и др.
Из ставки главнокомандующего
Из ставки Голицына военно-политическая ситуация выглядела совсем по-иному, нежели на полях сражений. Вряд ли можно сомневаться, что молодой дворянин Андрей Лызлов был захвачен всеобщим энтузиазмом и надеждой на скорую, решительную победу, царившими в русских и малороссийских войсках [162] . Тем более сильное впечатление должны были произвести на него сомнения и колебания, охватившие главнокомандующего после блистательной и прославляемой всеми победы Ромодановского.
162
Высокий боевой дух войск и ранее победы над Ибрагим-пашой отмечает в своих дневниках даже ворчун полковник Патрик Гордон, не упускавший случая сообщать о всевозможных недостатках в армии. См.: Дневник генерала Патрика Гордона. М., 1892. С. 101–194; Gordon Р. Sexteen Futher Letters of General Patrick Gordon / Ed. S. Konovalov // Oxford Slavonic Papers. 13 (1967). P. 72–95.
Нетрудно было заметить, что князь Василий Васильевич Голицын не стремится к закреплению российских войск на покинутой турками территории Правобережья или хотя бы к очищению малорусских земель от немногочисленных, но беспокойных сторонников нового, после взятого в Чигирине Дорошенко, турецкого ставленника «Юраски Хмельницкого» [163] . Вместо естественного после победы и поощряемого благодатным сезоном развертывания боевых действий на широком фронте россияне стремительно отступили по левому берегу Днепра. Одновременно наши силы покинули театр военных действий в Приазовье, отводя по Дону войска и флот, заключив с турками перемирие и разменяв пленных (этот фронт более не был задействован в войне [164] ).
163
Этот побитый молью запорожский «гетман», сдававший Правобрежье то полякам, то туркам, в 1677 г. был извлечен из рукава султаном Мехмедом IV, но помочь новым хозяевам ничем не смог.
164
Загоровский В.П. Изюмская черта. Воронеж, 1980. С. 86.
Рациональное объяснение столь странных последствий разгрома Ибрагим-паши было на виду. Но мало кто из современников задумывался над геополитической динамикой, ставшей позже важным аспектом исторического анализа в «Скифской истории» Лызлова. Углубление конфликта России и Османской империи грозило трагическими последствиями для обеих держав – подобных персонажам притчи о «двух дерущихся» при изрядном числе «третьих смеющихся».
Война, начатая в конце 1672 г. под знаком прекрасной идеи оборонительного союза славянских государств против мусульманской агрессии в Европе [165] , стала крупнейшим дипломатическим поражением правительства канцлера Артамона Сергеевича Матвеева (1671–1676). Польша, на помощь которой устремилась Россия, не столько сражалась, сколь была сражаема. Не успели русские полки собраться в поход, как Речь Посполитая уже потеряла Каменец-Подольский и заключила с турками позорный Бучачский мир, не только нарушив союзнические обязательства, но прямо поставив Россию под удар, «уступив» неприятелю Правобережную часть Малороссии с Киевом.
165
Блестяще сформулированной еще в речи царевича Алексея Алексеевича в 1667 г.: Лубиенец С. де. Исторический рассказ о торжественном въезде … господ… посланных … королем польским … к светлейшему Алексею Михайловичу московскому… / Бутурлин М.Д. // Бумаги Флорентийского центрального архива, касающиеся до России. М., 1871. Ч. 2. С. 388–431.
Хотя чрезвычайными усилиями российской дипломатии договор удалось разорвать, Польша оставалась союзником ненадежным и опасным. Матвеев крупно просчитался, надеясь привлечь к союзу христианские государства Европы. Русские посольства в Рим и Венецию, Священную Римскую империю германской нации, Англию, Францию, Испанию, Швецию, Голландию, Курляндию, Бранденбург и Саксонию, а также в традиционно неприятельский туркам Иран, не добились ни малейшей помощи [166] .
166
См.: Бантыш-Каменский Н.Н. Обзор внешних сношений России (по 1800 год). М., 1894. Ч. 1. С. 24–25, 120–121, 163, 188, 231; М., 1896. Ч. 2. С. 18, 208, 237; М., 1897. Ч. 3. С. 9–10, 145; М., 1902. Ч. 4. С. 12–14, 82, 191, 258; Акты, относящиеся к истории южной и западной России. T. XI. СПб., 1877. С. 104.
Тем не менее российские войска были брошены в массированное наступление и уже в 1673 г. глубоко увязли в кровавых боях, развернувшихся на огромном фронте от Днестра до Азова. Турецкий султан лично командовал походом на Правобережье, где его форпостом был хорошо укрепленный Чигирин – столица гетмана-изменника П.Д. Дорошенко. Крымский хан всей ордой ломился через «засечную черту» – укрепленную границу России с Диким полем. В свою очередь русские полки пробили выход в Азовское море. Под командой прославленного Г.И. Косагова построенный на Воронежских верфях (задолго до Петра I) военно-морской флот вместе с донцами бороздил Азовское и Черное моря «для промыслу над турецкими и крымскими берегами» [167] .
167
Великая, страшная и опустошительная русско-турецкая война 1673–1681 гг. упорно не замечается историками, несмотря на массу архивных материалов о ней, собранных В.П. Загоровским (Белгородская черта. Воронеж, 1969; Изюмская черта; и др.).
К воцарению юного Федора Алексеевича в начале 1676 г. Правобережная Малороссия была пустыней, на которую с ужасом взирали гетманы-соперники Правого и Левого берега Днепра, Дорошенко и Самойлович («от Днестра до Днепра духа человеческого нет») [168] . В России имелись в наличии повышенные налоги и, при огромной недоимке, постоянные экстренные поборы, ограниченные мобилизационные ресурсы и распыленные на чрезвычайно растянутом фронте регулярные войска, которые только и были достаточно боеспособны, но составляли меньшую часть армии.
168
Костомаров Н.И. Руина. Гетманство Брюховецкого, Многогрешного и Самойловича // Собр. соч. Исторические монографии и исследования. СПб., 1905. Кн. VI. T. XV. С. 490–495; Соловьев С.М. История России с древнейших времен. М., 1961. Кн. VI. С. 449–498; и др.
Уже через несколько месяцев, в октябре 1676 г., провал курса Матвеева обнажился с ужасающей ясностью. Польский король Ян Собеский заключил с неприятелем новый сепаратный мир. По предательскому Журавинскому договору Речь Посполитая не только «уступала» Турции и Крыму Малую Россию – но обещала султану и крымскому хану военную помощь против Великой России. Однако царь Федор, пожаловав боярство князю Василию Васильевичу Голицыну (который уже 18 лет пребывал в стольниках), вовремя отправил его с чрезвычайными полномочиями в Малую Россию. Русская дипломатия, подкрепленная энергией талантливых военных (Ромодановского, Косагова, И.И. Ржевского и др.), одержала первую тактическую победу.
17 октября, когда представители Яна Собеского готовились подписать унизительный Журавинский договор, перед царем Федором Алексеевичем и Боярской думой были брошены клейноды правобережного гетмана вместе с турецкими значками, взятыми в сдавшемся без крови Чигирине. Теперь место решающих битв было определено: инженеры и гвардия укрепляли Чигирин, а Ромодановский концентрировал в своей армии лучшие регулярные полки. Энергично готовился к обороне и Киев, хотя турки не могли идти на него в обход Чигирина ни по военным, ни по моральным соображениям.
Неповоротливая российская армия получила возможность дать генеральное сражение. Разгром Ибрагим-паши предотвратил страшивший Москву удар турок на Киев и захват ими всего Правобережья. Противоборство великих держав явственно сосредоточилось на Чигирине. И в то же время на враждующих сторонах произошло сходное столкновение между благоразумными дипломатами и решительно настроенными военными.
Вряд ли юный стольник Лызлов, даже пребывая в 1677 г. в ставке Голицына, мог осознать глубину пропасти, в которую бросила Россию идея «христианского единства», сподвигшая А.С. Матвеева начать войну против мощнейшей экономически и сильнейшей в военном плане Османской державы, не заключив прочные союзы с другими сильными государствами. На деле, уже к первому Чигиринскому походу, в котором принял посильное участие Андрей Иванович, надежда, что христианские страны Европы могут объединиться, чтобы отразить и обратить вспять наступление осман, разлетелась в прах. Но поверить в такое кошмарное предательство христианской веры и осознать глубину цинизма европейской политики могли только самые просвещенные государственные деятели, такие как царь Федор Алексеевич и князь В.В. Голицын.