Скифская история. Издание и исследование А. П. Богданова

Лызлов Андрей

О вторжении третьей стороны – Речи Посполитой, которой прежде принадлежали эти земли, – не могло быть и речи. Предательство, равно противное христианам и мусульманам, было таким образом жестоко наказано. Условия мира, согласно документам миссии Тяпкина, были заблаговременно одобрены Левобережным гетманом и старшиной как лучшие, нежели прежний неверный союз России с поляками.

Победа или поражение?

Убыточность Бахчисарайского мира оценивалась с точки зрения возможностей, якобы упущенных московским правительством в результате решения об оставлении Чигирина. В отличие от царя Федора Алексеевича, историки не понимали, что удержать за собой Правобережье Россия не могла, если бы Турция от него не отступилась. А султан отступить не мог, не смыв пятно со своей чести. Зато войну османы могли вести сколь угодно долго, а Россия такой возможности была лишена экономически.

Оценивая итоги войны, следует учесть, что боевые действия велись с 1673,

а не с 1676 г. Россия вступала в войну, когда мыслимые в 1678 г. благоприобретения несомненно принадлежали Польше и на Правобережье сфера царских интересов ограничивалась Киевом. Само взятие Чигирина благодаря энергичным военно-дипломатическим действиям В.В. Голицына стало вынужденной мерой в условиях измены союзника. Поэтому то, что Правобережье оказалось разменной картой при умиротворении противоборствующих держав, реально оценивать лишь с точки зрения всей протяженной и драматичной игры. Ставкой на Чигирин царь Федор Алексеевич и князь Голицын изменили цели боевых действий и сделали ничью возможной, даже желательной для обеих сторон.

Османская империя была не вполне удовлетворена условиями договора. Уже при ратификации турки постарались изменить его редакцию, добиваясь всеми правдами и неправдами снятия ограничений на строительство крепостей в низовьях Днепра [211] . Фактические нарушения договора с их стороны усилением этих укреплений ясно показывали компромиссный характер перемирия, необходимого лишь для высвобождения османско-крымских сил, брошенных вскоре на Империю и Польшу.

Со своей стороны Россия отказалась от борьбы только в условиях международной изоляции, кризиса казенных доходов и незавершенности внутренних реформ, проявив зрелость политической мысли. Война в понимании царя Федора Алексеевича, князя Голицына и их единомышленников рассматривалась как инструмент политики, подчинялась политике, а не определяла ее [212] . Именно такое соотношение войны и мира, вооруженной борьбы и дипломатии было отражено в «Скифской истории» и отличало ее от бескомпромиссных военных речей Игнатия Римского-Корсакова.

211

РГАДА. Ф. 89. Оп. 1. № 20–22; ПСЗ. Т. 2. № 916 (Адрианопольская 1681 г. и Константинопольская 1682 г. ратификации Бахчисарайского договора).

212

Подробнее см.: Богданов А.П., Галактионов И.В., Лукичев М.П. и др. «Око всей великой России». Об истории русской дипломатической службы XVI–XVII веков. М., 1989. С. 179–228; Богданов А.П. Первые российские дипломаты (исторические портреты). С. 33–60; Он же. Федор Алексеевич // ВИ. 1994. № 7. С. 59–77; Он же. Царь Федор Алексеевич // Филевские чтения. М., 1994. С. 1–48; и др.

Расчет Москвы, опиравшийся на представление о принципиальной агрессивности Османского государства, в которую не желали верить западноевропейские политики, оказался совершенно справедливым. Турецкая военная машина просто не могла стоять на месте. Уже в июле 1683 г. 200-тысячная армия Кара-Мустафы устремилась к Вене, и только помощь со стороны Яна Собеского (в немалой степени инспирированная русской дипломатией) спасла истощенную осадой столицу Империи от разгрома. Одновременно в атаку ринулся османский флот: на Средиземном море Венеция вынуждена была сражаться за свои сокращающиеся владения.

Турки сами заставили западные государства объединяться перед лицом общей опасности и образовать Священную лигу на условиях, которые ранее тщетно предлагали московские дипломаты. Союз Империи, Речи Посполитой и Венецианской республики под эгидой Римского папы Иннокентия XI (1684) был основан на отказе от сепаратных договоров с Портой и требовал энергичных усилий по расширению Лиги за счет других христианских стран, прежде всего, как было прямо сформулировано в договоре, – России.

Роли диаметрально переменились. Теперь уже западные государства, связанные тяжелой и кровопролитной войной с Турцией и Крымом, вынуждены были взывать к христианской солидарности перед лицом османского наступления. Россия, оставаясь сторонним наблюдателем, могла быть уверена, что рано или поздно члены Священной лиги примут все ее требования, начиная, разумеется, с отказа Польши от территориальных претензий к своему будущему союзнику.

Однако для совершения этой блестящей дипломатической операции требовались (и в значительной мере вызывали ее необходимость) определенные внутренние условия, которые еще предстояло быстро и энергично усовершенствовать. Важнейшие из них отразились в биографии Андрея Лызлова.

Основы жизни

Служилые люди по отечеству, проще – дворяне, жили и служили доходами с земли, обрабатываемой уже порядком закрепощенными крестьянами. На эти средства они должны были воевать, и война шла прежде всего именно за землю. Андрей Иванович Лызлов на себе прочувствовал эту необходимость

очень хорошо. Вспомогательным, но все более важным доходом дворянина было жалованье, платившееся из доходов государства. Лызлов, которому жалованье задерживали и сокращали, как и всем другим служилым, стал первым русским историком, обратившим пристальное внимание на обеспечение потенциального противника землей и на государственные доходы Османской державы. Он подошел к вопросу и шире, пытаясь понять, как экономическая основа жизни влияла на культуру и обычаи народов и государств, прежде всего военные. Дело не только в гениальности Андрея Ивановича (хотя и в ней тоже). Вопросы, на которые он искал ответов в истории других народов, были в его время крайне остры в его стране.

Земельный голод

Что бы там ни замышляли политики, озабоченные многолетней перспективой международных отношений, армия (и прежде всего дворянство) не могла смириться с отступлением перед турками в 1678 г. На фоне всеобщего возмущения действиями Ромодановского и Самойловича легко представить себе, что многие могли бы присоединиться к заявлению генерала Гордона: «Чигирин был оставлен, но не покорен» [213] . Речь шла не только о патриотизме, профессиональной гордости и увлеченности имперской идеей, развиваемой Римским-Корсаковым: все российское дворянство испытывало острый земельный голод, а служилые по отечеству южных уездов, составлявшие основу регулярной кавалерии, рвались в бой, чтобы выбиться из настоящей нищеты.

213

Дневник генерала Патрика Гордона. С. 185.

В результате смотров 1677–1679 гг. было установлено, что на одного дворянина и сына боярского в южных районах приходится в среднем меньше одного тяглого двора! [214] Стоять на краю черноземов и быть нищими в виду бескрайнего Дикого поля из-за турецкой или татарской опасности было просто нестерпимо. Даже привилегированное московское дворянство, имевшее поместья и вотчины по всей территории России, исключая Русский Север, Урал и Сибирь, за счет роста своей численности (к 1681 г. его списочный состав включал 6385 служилых людей) обнищало изрядно [215] . Стольник Андрей Лызлов, получивший в 1678 г. поместный оклад в 600 четвертей [216] , в «скаске» 3 января 1681 г. уверял, что служит «с отцова поместья», насчитывавшего всего 48 дворов в Вологодском и Перемышльском уездах (включая новопожалованные И.Ф. Лызлову по итогам русско-турецкой войны 11 дворов. № 9). 10 января Андрей Иванович вновь уверил правительство, что «поместья и вотчин за мною нет ни единой чети» (№ 10). – Ни клочка ни своей, ни служебной земли у стольника, в 1677 г. служившего в свите Голицына, а в 1678 г. выполнявшего важное задание по снабжению армии!

214

Веселовский С.Б. Сошное письмо. Т. II; Он же. Материалы для истории общего описания всех земель Русского государства в конце XVII в.; Загоровский В.П. Изюмская черта. С. 36–40; Чернов А.В. Вооруженные силы Русского государства. С. 156–158; ПСЗ. Т. 2. № 744, 745, 855 и др.

215

Очерки истории СССР. С. 151.

216

Четверть – не привязанная жестко к площади мера земельного обложения, в среднем полгектара.

Бедность дворян в некоторой степени поощряла их стремление к действительной службе на денежном жалованьи. Андрей Иванович Лызлов, например, весной 1683 г. вызвался вместо А.М. Таузакова «жить на Москве в нынешней четверти» (стольники, не имевшие дворцовых чинов [217] , служили четвертями посменно), отказавшись от «отпуска» (№ 11). Эту челобитную можно толковать и как стремление Лызлова быть поближе к царскому двору не только в свою очередь службы стольником. Важнее, что поместного жалованья Андрей Иванович так и не получил.

217

Это комнатный стольник, спальник, кравчий, постельничий, ловчий, казначей и т. п.

В соответствии с политикой правительства, которое многочисленными указами и новыми статьями к Соборному уложению 1649 г. стремилось укрепить принцип родового наследования земли, Лызлов получил в 1684 г. бoльшую часть владений (39 дворов) своего умершего отца (№ 13). Однако, несмотря на увеличение его поместного оклада по челобитной царям Ивану и Петру и царевне Софье 1686 г. (№ 12), расширить вотчину ему удалось только за счет «поступки» и мены у дворянских вдов Вологодского уезда: всего на 31 двор и одну пустошь к началу 1697 г. (№ 13).