Скифская история. Издание и исследование А. П. Богданова
Шрифт:
Достаточно сравнить Романовскую редакцию Сибирского летописного свода с редакцией 1694 г., принадлежавшей, судя по всему, сыну боярскому Василию Петровичу Шульгину (возможно – с братьями), участнику и вдохновенному описателю военных подвигов [84] . Если Романов использовал в своей работе огромное количество документов Тобольской воеводской канцелярии, то и Шульгин был не простым рубакой, каковым хотел себя показать, – его рукопись стала самым значительным сборником материалов по истории Сибири среди кодексов со списками Свода [85] , а сам он, видимо, не случайно упоминает о знакомстве с Семеном Ремезовым. В отличие почти от всех дворян – редакторов летописей, Шульгин столь обогатил объективное с точки зрения широкого читателя содержание Свода, что его работа прочно вошла в общую историю текста памятника. Редакция 1694 г. была продолжена отдельными записями до 1698, 1700, 1702, 1707, 1710, 1711 и 1713 гг. [86] , на ее основе возникла редакция Томской воеводской канцелярии 1704 г., продолженная в свою очередь до 1707 и 1711 гг. и т. д. [87] Безусловно, на необычную популярность дворянской Шульгинской редакции оказало влияние объединявшее различные сословные группы особое самосознание малочисленных еще россиян Сибири и Дальнего Востока.
84
РГАДА.
85
Сборник описан: Дворецкая Н.А. Археографический обзор списков о походе Ермака // ТОДРЛ. М.; Л., 1957. Т. 13. С. 272–275.
86
РГАДА. Ф. 199. № 502. Л. 31–96 (копия там же. № 505.1. Тетр. 4. Л. 1–32); РНБ. Титова 4173. Л. 29–81 об. (с приписками до 1700 г.); РГАДА. Ф. 199. № 505.1. Тетр. 5. Л. 19–45 (до 1702 г.); РГБ. Ф. 205. № 452. Л. 52–134; Центральная научная библиотека Украинской АН. Собр. Киево-Печерской лавры. № 200. Л. 192–280; РНБ. Погодина 1490. Л. 131 об. – 238 об.; РГБ. Ф. 178. № 9087. Л. 14–106; БАН. 17.16.3. Л. 15–124; и др. списки.
87
РНБ. Q.IV.26. Л. 45–151; ГИМ. Забелина 184. Л. 33–96 об.; РНБ. Погодина 1491. Л. 1–154; РНБ. F.IV.858. Л. 100–147 об.; Архив Академии Наук. Ф. 21. Оп. 5. № 8. Ч. 1. Л. 1–73. Подробнее см.: Богданов А.П. Летописные и публицистические источники по политической истории России конца XVII века. М., 1983. Рукопись канд. дисс. Ч. 2. С. 91–104 и комментарии. Ср.: Дворецкая Н.А. Сибирский летописный свод (вторая половина XVII в.). Новосибирск, 1984.
Для европейской России характернее судьба дворянской редакции Краткого Нижегородского летописца, которая, как и подобные редакции «Летописца выбором», была выключена из основного русла истории текста памятника. Стольник князь М.Ф. Шайдаков дополнил Нижегородский летописец оригинальными записями о местных событиях 1680-х гг.: межевании, сыске беглых, пожарах и строительстве в городе и уезде. К Нижнему, однако, князь привязан не был. Ему было любопытно описать строительство Сызрани, переговоры князя Н.И. Одоевского «с польскими послы и комиссары» в 1683 г., странные природные явления, важно поведать о собственной службе на воеводстве в Козлове и т. п. За исключением отдельных заметок, рукопись Шайдакова не могла служить развитию текста Краткого Нижегородского летописца, хотя сама по себе она была достаточно любопытной, чтобы попасть в конволют известных книжников Евфимия Чудовского и Федора Поликарпова-Орлова [88] .
88
БАН. 16.14.24. Л. 572–575 об.
Городское, провинциальное и общерусское местное летописание
Соотношение чисто дворянских редакций с основным направлением развития городского и провинциального летописания тем более любопытно, что последнее к концу XVII в. стало наиболее популярным жанром среди новых летописных памятников. По количеству сочинений, редакций и в особенности списков оно превосходит все создававшиеся тогда общерусские летописи и отражает огромный интерес книжников к истории своего города, уезда, края.
Даже наиболее приспособленный к потребителю «Летописец выбором» уступил в конце столетия пальму первенства производному от него «Краткому Московскому летописцу» [89] : единственному городскому памятнику, получившему самостоятельную жизнь среди множества местных редакций Летописца (псковской, вологодской, ярославской и т. п.).
В последней четверти XVII – первой четверти XVIII в. сформировались и распространились во множестве рукописей краткие городские и провинциальные летописцы: Двинской [90] , Нижегородский [91] , Вологодский [92] , Ростовский [93] , Казанский [94] , Устюжский [95] , упоминавшийся уже Сибирский (названный Сводом в основном из похвального местного патриотизма) [96] и целый ряд южнорусских [97] . Не только старые культурные центры, но и Тамбов, построенный на степной границе в 1636 г., вел свой Летописец, начатый в последней четверти XVII в. и продолженный в следующем столетии [98] .
89
Буганов В.И. Краткий Московский летописец XVII в. из Ивановского областного краеведческого музея // ЛХ за 1976 г. М., 1976. С. 283–293; Богданов А.П. Краткий Московский летописец // Исследования по источниковедению истории СССР дооктябрьского периода. М., 1991. С. 140–160; Он же. Редакции Краткого Московского летописца // Novogardia. Международный журнал по истории и исторической географии Средневековой Руси. 2020. № 4 (8). С. 223–261; Он же. Краткие летописцы XVII века в Спасо-Прилуцкой исторической компиляции // Там же. 2021. № 3. С. 211–269.
90
ПСРЛ. Л., 1977. Т. 33. С. 148–221; Сербина К.Н. Двинской летописец // ВИД. Л., 1973. Т. 5. С. 196–218.
91
Гацисский А.С. Нижегородский летописец. Нижний Новгород, 1886; Шайдакова М.Я. «Летописец о Нижнем Новгороде» // Исследования по источниковедению истории СССР XII–XVIII вв. М., 1986. С. 155–176; и др.
92
ПСРЛ. Л., 1982. Т. 37. С. 160–199; Казакова Н.А. Вологодское летописание XVII–XVIII вв. // ВИД. Л., 1981. Т. 12. С. 66–90.
93
Богданов А.П. Краткий Ростовский летописец конца XVII века // СА. 1981. № 6. С. 33–37.
94
РГБ. Собр. Пискарева 185. Л. 276–315.
95
ПСРЛ. Л., 1982. Т. 37. С. 104–126.
96
ПСРЛ. Новосибирск, 1987. Т. 38.
97
См., например: Белозерский Н. Южнорусские летописи. Киев, 1856. T. I.
98
Два известных его списка принадлежат к двум редакциям: РГБ. Колл. Н.П. Дурова. № 10. Тетр. 1. Л. 38–41 об.; Дубасов И.И. Очерки истории Тамбовского края. М., 1884. Вып. 3. С. 9–21.
Следовало бы восхититься таким взрывом краеведческого творчества вкупе с обойденным вниманием исследователей, но несомненным сходством формы и содержания кратких городских и провинциальных летописцев «переходного времени». Однако прежде чем делать выводы относительно развития культуры и народного самосознания, мы озаботились изучением истории текстов всех этих памятников.
Оказалось, что первыми неизменно появляются «воеводские», созданные чиновниками местной администрации редакции кратких летописцев, после чего большинство из них получает еще и редакции «архиерейские», явившиеся под пером представителей епархиального управления. Сие объясняет, почему история города или края в летописцах начинается обыкновенно со времени вхождения их в состав Российского государства, а традиционная разбивка по «летам» дополняется периодизацией по присланным из Москвы воеводам (М.Е. Салтыков-Щедрин в «Истории одного города» не выдумал этот прием) и затем уже по епископам. Назвав эти административно созданные летописцы городскими и провинциальными, мы подразумеваем поэтому не только географическую сферу интересов авторов, но и провинциальный – относительно столицы – дух повествования.
Из старинных центров местного летописания процветал во второй половине XVII столетия лишь Великий Новгород, где в Софийском скриптории продолжали создаваться настоящие общерусские летописные своды с местными предпочтениями и собственной точкой зрения на исторические события [99] . Для сравнения отмечу, что в каждом таком памятнике, вобравшем древнейшие и новейшие исторические сочинения, могли бы с легкостью уместиться по объему все краткие городские и провинциальные летописцы, а в Новгородской Забелинской летописи они уложились бы не один раз.
99
См.: Азбелев С.Н. Новгородские летописи XVII века. Новгород, 1960.
Отдельные общерусские летописи, правда, создавались и редактировались в старинных городах и монастырях, отражая интерес книжников и к местным событиям. Достаточно вспомнить, например, ошибку самого С.М. Соловьева, решившего, что «Сокращенный временник» был написан в Вологде [100] . Ученые, оспорившие этот вывод [101] , также не обратили внимания, что речь идет о рукописи летописного свода Чудова монастыря в редакции митрополита Ростовского и Ярославского Иоасафа Лазаревича, хиротонисанного из архимандритов чудовских, тогда как в других списках памятника отсутствуют ростовские и вологодские известия [102] .
100
Соловьев С.М. История России с древнейших времен. М., 1960. Кн. IV. Т. 7. С. 193 и прим. 73.
101
Яковлева О.А. Пискаревский летописец // Материалы по истории СССР. М.; Л., 1955. Т. II. С. 17–20 (в Приложении на с. 145–155 опубликован текст «Сокращенного временника» в редакции Иоасафа Лазареввича за 1533–1642 гг.); Казакова Н.А. Вологодское летописание XVII–XVIII вв. С. 68–69.
102
Ср.: РНБ. Q.IV.149; РГБ. Ф. 138. № 187 (Костромской список) и РГБ. Ф. 218. Пост. 1963 г. № 17.
Ростовские статьи «Сокращенного временника» надо оценивать примерно так же, как сибирские известия Свода Игнатия Римского-Корсакова [103] или костромские «Русского временника», часто по незнанию литературы именуемого «Костромским летописцем» [104] . Иное дело общерусская Спасо-Прилуцкая летопись, созданная в стенах монастыря и отразившая, естественно, немало местных известий, а позже продолженная повременными записями на архиерейском дворе в Вологде [105] . Из южнорусских сочинений сходным памятником является Летописец Леонтия Боболинского, местные интересы которого менялись при переезде из Киева в Чернигов, а затем в Новгород-Северский [106] .
103
ГИМ. Собр. Забелина 263 (подлинник свода); о нем: Богданов А.П. От летописания к исследованию. С. 258–261.
104
Ср. работы Костромского Богоявленского монастыря 1680-х гг.: Русский времянник, сиречь летописец, содержащий Российскую историю от 6770/ 862 до 7189/1681 лета. М., 1790. Т. 1–2; 2-е изд. М., 1820. Т. 1–2; ГИМ. Черткова 115 А-Б; РНБ. Погодина 1600.
105
ГИМ. Уварова 591; Богданов А.П. Начало Московского восстания 1682 г. в современных летописных сочинениях // ЛХ за 1984 г. М., 1984. С. 136–138. Ср.: Казакова Н.А. Вологодское летописание XVII–XVIII вв. С. 73–85.
106
Ср.: Лазаревский А.А. Черниговская летопись по новому списку (1587–1725 гг.) // Киевская старина. 1890. Апрель-июнь. Приложения. С. 70–104; Богданов А.П. Атрибуция «Черниговской летописи» (1586–1710) // Комплексные методы в исторических исследованиях. М., 1987. С. 190–192.
Отделив произведения служилых по прибору (в приказном обличии или без оного), создававшиеся «по службе», от личных произведений дворян, выражавших их частную позицию, и от сохранявшейся в столь же немногочисленных списках традиции общерусского летописания на местах, мы можем поставить любопытную задачу комплексного изучения «административной историографии», представлявшейся до сего дня лишь не вполне завершенными работами сотрудников Записного приказа, дьяка Ф.А. Грибоедова и окольничего А.Т. Лихачева [107] .
107
Чистякова Е. В., Богданов А.П. «Да будет потомкам явлено…». С. 3–12, 30–40.
Объединение усилий светской и церковной властей в создании имевших немалый успех городских и провинциальных летописцев заслуживает особого внимания. Весьма любопытным было бы детальное сравнение сих произведений с внешне весьма отличными крупными летописными сводами новгородского Софийского дома и Кремлевского патриаршего скриптория, в которых сотрудничали, по нашим данным, как монахи, так и митрополичьи, а в Москве патриаршие приказные. О патриарших приказных и думных людях стоило упомянуть в связи с судьбой А.И. Лызлова: из этой среды был его отец. Но это отдельная, далеко идущая тема, связанная с созданием крупнейших памятников общерусского летописания.