Скинхед
Шрифт:
С утра пасмурно. Впрочем, с утра ли - уже и не припомнить, когда начался сезон дождей, а до снега все еще далеко. Потому я и не люблю осень. Слякоть, непогода круглыми сутками. То ли дело зима или лето - природа раскрывает объятья. Летом солнышко греет, на речку можно сбегать, в лес. Зимой - лыжи, каток, снегопад - красота!
Сегодня день Народного единства - это новый праздник, который в России отмечается совсем недавно и Учитель говорит, что в этот день мы должны показать, что русский народ сплочен, как никогда. Будет митинг, который объединит всех истинно русских, и наш клуб тоже будем там. Должны же мы выразить свои
Я подхожу к своему клубу одним из первых, но через десять минут народ начинает подтягиваться. К двенадцати уже собираются все, подходит и Учитель с Никитой. Никита раздает нам плакаты, каждому вручает с десяток листовок. Учитель и накануне инструктировал нас, как надо вести себя на митинге, но считает нужным еще раз предупредить:
– Никаких драк с милицией, вы не какое-нибудь хулиганье, так что ведите себя так, чтобы мне не пришлось краснеть за вас. Всем понятно? - услышав в ответ дружное "да", он продолжает тоном мягче: - Это первое мероприятие такого уровня, куда позвали наш клуб, шутка ли, митинг пройдет на Болотной площади, совсем рядом с Кремлем, в центре Москвы. Осознаете?
Мы дружно вышагиваем к метро, и хотя команды "марш" нет, но стараемся идти в ногу. Вроде все смеются и шутят, но напряжение чувствуется. Это видит и Учитель:
– Орлы, а чего носы повесили? Сегодня же праздник, не в Мавзолей идем, а на площадь отмечать. Кто в детстве с родителями ходил на Красную площадь Первомай отмечать? - я оглянулся и понял, что всего несколько ребят подняли руки. - Вот вам и повод наверстать моменты, упущенные в детстве. Только вопрос тут не детский. Либо мы, либо нас.
Тут подъезжает поезд, и мы набиваемся в него. Как всегда, вагон был полон, но, странным образом, вокруг нас пустота. Я ловлю на себе испуганный взгляд молоденькой девчонки, и отворачиваюсь, думая, что этой дуре надо объяснить - не меня бойся, а черного, если он окажется рядом. Вадька сразу усаживается на свободное место и теперь зовет Учителя:
– Присаживайтесь, Учитель, - и вскакивает. Ишь! как выслужиться хочет перед ним.
– Я еще не так стар, и постоять могу. А вот ты, мать, проходи, присаживайся, - и он бережно подводит бабульку, которая трясется, боясь упасть, потому что не достает до поручня, он говорит внушительно: - Старость надо уважать.
Мы доезжаем до Кольцевой, потом до Боровицкой и вот уже мы на Болотной площади, я здесь бываю частенько, но никогда не видел столько ребят моего возраста. Мы где-то похожи друг на друга и это меня радует, значит я не одинок. Вон, сколько людей разделяет мои убеждения. Учитель нас предупреждает, чтобы мы прикрыли лица шарфами.
– А почему, Учитель? - это Денис делает шаг вперед. - Нам же нечего стыдиться.
– Точно подмечено, Денис, нам стыдиться нечего. Но тут будет толпа журналюг, которые будут вынюхивать материал для сенсации, а разве нам нужна известность? Разве мы потому сюда пришли? Нет, не потому! Мы чистильщики, и не слава, не деньги нам не нужны, - все это Учитель говорит громко, перекрикивая шум толпы. - И еще учтите, если затеряетесь, то либо домой сами добираетесь, либо в десять все собираемся перед памятником Репину.
На плакате, который держали мы с Федькой черными буквами на красном фоне значилось: "Родись на
– Ты чего это? Ревешь? - меня тычет Борька, стоящий рядом.
– Обалдел? Это от ветра, - на самом деле сегодня дождь со снегом и погода не то, чтоб радует.
Мы скандируем "Россия!" Нас на площади тысячи и тысячи, многие в камуфляже, в армейских сапогах. Каждый из них - мой брат. И я брат каждому. Российский триколор везде развевается. Мне кажется, сейчас мы такая сила - любые горы нам по плечу. Всюду журналисты и камеры, я радуюсь тому, что моего лица не видно, мамка умрет, если меня увидит на митинге. Учитель, как всегда, прав. По периметру стоят менты, не вмешиваются ни во что, но и к нам не цепляются. То ли нас охраняют, то ли от нас охраняют.
Под конец митинга объявляют, что будет концерт группы "Коловрат". Вокруг слышатся крики восторга, я еще не знаю, что это за группа, но вслушиваясь в слова, завожусь.
Штурмовик - русский патриот,
Штурмовик - храбрость и сила,
Штурмовик - скинет вражий гнет
Ради новой великой России!
Я выкрикиваю эти слова, куда громче, чем они бьют из динамиков, я заглушаю своими криками все вокруг.
Мы уже расходимся, но я чувствую такой подъем, такую энергию - на все готов ради России.
По дороге домой половины ребят нет с нами, где-то даже Федьку потерял, но я еду с Учителем и несколькими ребятами. Мы все возбуждены, в нас горит огонь, который уже никогда не погаснет. Я никогда не стану прежним, словно хищник, попробовавший человеческую плоть. И у всех в глазах я вижу тот же огонь. В вагон заходит мятый чернявый старый мужичок с какой-то соломенной корзиной, и пахнет от него землей, потом и чем-то еще, от чего меня просто тошнит. Но в руках у него мобильный и последние слова, что мы слышим, это "Гамарджоба, генецвале". Учителя от отвращения даже передергивает и это видно по его лицу. Мужик, завидев нас, вжимается в дверь вагона, но уже поздно, поезд тронулся. На две минуты он заперт с нами. Мы только ждем знака Учителя, чтобы разобраться с этим сыном кишлака, так неразумно покинувшем свою малую родину. Учитель успокаивает нас:
– Спокойно, ребятки, сегодня нам не нужны проблемы, - он подходит к этому черномазому так близко, что тот готов исчезнуть.
– Ты понимаешь, что ты на этой земле не нужен? Что ты здесь лишний? - даже мне стало страшно от того, как прозвучал голос Учителя, стук колес поезда не заглушают этих слов.
Учитель смотрит на эту черную шваль, и мы видим, как он боится, у него стекает каплями пот по лицу, он весь трясется крупной дрожью.
– Ты просто головой кивни, что понял меня, - кавказец медленно кивает головой. - Если ты завтра все еще будешь в Москве, то послезавтра я найду тебя и убью. Лично. Ты меня понял? - Кавказец снова кивает головой. - Ты же веришь, что я это сделаю? - еще один кивок.