Скинхед
Шрифт:
Между прочим, он еще не начал лаять, так, тявкает. Если бы у нас имелась хоть какая мелочь, мать, не раздумывая, откупилась. Лишь бы он убрался с глаз долой. Но до конца месяца еще несколько дней и мы сидим на сухом пайке.
– Не нужно мне ничего - ни ты, ни твои гроши. Я тебя знать - не знаю! Я к сыну пришел, к собственному! Имею право, - и он шагнул ко мне, распахнув объятья. - Сынок, хоть ты меня обними.
Мама срывается на крик:
– Хорош отец, да ты на себя посмотри, на ногах еле стоишь. Ребенка хоть постеснялся бы. Нет у тебя ни стыда, ни совести, - она уже бьется в истерике.
– Заткнись, дура! -
Сейчас она вцепится в него, пытаясь вытолкнуть за двери, он отбросит ее одним движением в сторону - жалкую, беспомощную. И я задрожу от мысли, что готов убить этого гада. Он только и делал всегда, что бил, колотил ее, крушил все кругом. И я ничего не мог поделать. Но сейчас он у меня попляшет. Сцепившись, мы кубарем катимся по полу. Этот ханурик хоть и пьян изрядно, а справиться с ним непросто. Его костлявый крепкий кулак пару раз таки достал меня. Но и меня уже пинком не отбросишь, насобачился драться. К тому же, мама орет, как резаная, расцарапала его всего, пытаясь оттащить от меня. В общем, выдохся он и сник. Потом приподнялся и, сплюнув на пол, рванул на себя дверь. И сразу стало тихо. Только мама причитает:
– Артем, тебе больно? Он же тебя чуть не покалечил, - она пытается повернуть мое лицо на свет лампы, чтобы проверить, нет ли синяков.
– Да нет, мам, все в порядке, ты не переживай, до свадьбы заживет. Фингал есть?
– Вроде обошлось, - она тоже облегченно вздыхает.
– Вот и ладушки, - хорошо, что на лице не осталось синяков, а то, как я с Федькой в клуб заявлюсь, раскрашенный?
Я направляюсь в ванную под мамины напоминания, что если есть царапины, то их непременно надо смазать йодом. Внимательно оглядываю себя в зеркало, явных следов, что меня мутузили, вроде бы нет. Неужели это и есть мой отец - родитель, так сказать? И мне никогда не уйти от этого жизненного факта. И оттого, что мы повязаны одной судьбой, и от этого мне никуда не деться - вырасту и стану таким же? Вот с грустными размышлениями я дожевываю новую порцию злосчастных пельменей, которые мама выуживает из кастрюли, превратившиеся в холодную слипшуюся жижу, но я, тем не менее, проглатываю, хоть это требует немалых волевых усилий с моей стороны. На душе гадко и тошно. Я по пальцам могу пересчитать сколько раз видел его трезвым. В бою между семьей и водкой перевес остается на стороне ее родимой, беленькой. Даже победа "Спартака" уже не так радует. Меня сейчас ничто не радует.
Часом позже, сидя на диване и тупо уставившись в телик, я услышал длинный звонок в дверь. Это Федор. Переминаясь с ноги на ногу в прихожей, он чего-то бормочет, здороваясь с мамой, и торопливо тянет меня за собой на улицу. Маме ничего не остается, как прокричать вслед, чтоб я возвращался вовремя. А когда это - вовремя? Ни она, ни я не знаем.
Она у меня хорошая, просто невезучая какая-то и зарабатывать не умеет, и все у нее из рук валится. Да и с папаней моим ей тоже крупно повезло, он как крылья подрезал маме, она как с ним распрощалась, от мужиков шарахаться стала. Все ей алкоголики мерещатся. Мне-то еще лучше оттого, что к нам домой не въехал кто-то, кто шиманял бы в семейных трусах круглые сутки и хрустел бы лежа перед теликом, только ее жалко, очень уж она одинокая.
* * *
Мы шагаем по лужам, и Федька расписывает их организацию. Послушать его, так никого лучше, чем тамошние ребята, он в жизни не встречал:
– Будь здоров, брат.
– И тебе желаю здравия, брат, - излишне важно, на мой взгляд, ответствует Федор. Мы переступили порог, и Федька сразу подпоясался как-то, подтянулся. И Федькой уже не назовешь, только Федором.
– Кто с тобой? - Парень в черной рубашке глазами скользит по моей растерянной физиономии.
– Я его хочу с Учителем познакомить.
Слово "учитель" произнесено с неким особым смыслом, значительно, от чего я, как непосвященный, проникся чувством значимости происходящего.
– Я уже с ним говорил об этом, Данила, так что он нас ждет, - Федор важно прошествовал мимо Данилы.
– Ну, раз такое дело, то проходите, - и Данила нажал на одну из кнопок на своем столе.
Я невольно озираюсь по сторонам, пока мы пробираемся к кабинету того, кто считается здесь Учителем. Путь к нему лежит под взглядами Петра Великого, Суворова, Кутузова и еще кое-кого, чьих имен я не знаю.
– А ведь предупреждала историчка-истеричка, что знать надо бы собственную историю, хотя бы по именам… - Федя озвучивает мои мысли вслух.
– Федь, а кто это твой Учитель? - дергаю я своего друга за рукав футболки с непонятной символикой. Слишком уж многого он недоговаривает.
– Сейчас увидишь, - отмахивается он от меня, как от назойливой мухи. - Ты, самое главное, не теряйся, когда будешь с ним говорить. Учитель - он для нас, для тебя же - Михаил Васильевич. Понял? - Тут мы останавливаемся перед дверью, обитой черной кожей.
– Да, - я словно уже в его кабинете и отвечаю, как в армии.
– Ну, в общем, так: отвечай на все вопросы ясно, четко, не юли. Смотри прямо в глаза. Он не любит, когда пацаны начинают хитрить, вилять или трусить. Не лезь со своими вопросами. Особенно дурацкими.
У меня как раз назревают вопросы, и если честно, вся эта таинственность начинает нервировать. Но тут Федор постучался в дверь и, услышав ответ, открыл дверь. И мы шагнули к тому, кого он называет Учителем.
На стене - наш, российский триколор. Из глубины стеллажей поблескивают позолотой кубки. Повсюду со стен свисают грамоты. Никакого таинства, и человек, сидящий со столом обыкновенный, ничем непримечательный мужик. М-да, не таким я представлял Учителя. Разочарование бродит где-то рядом, готовое вцепиться в меня.
Тут он вскидывает голову, и я на мгновенье цепенею от его пронзительного взгляда. Такого со мной никогда не случалось. "Наверное, видит человека насквозь, прощупывает меня, неумеху", - проносится у меня в голове.
На вид ему лет тридцать. На нем джинсы, рубашка защитного цвета, из-под которой выглядывает тельняшка. Сидит, широко расставив ноги, спина прямая, плечи широко развернуты, сразу видно - военный человек. Голова выбрита. Лобастый - настоящий мужик - с таким, как он, шутки плохи.