Сколько длятся полвека?

Кардин Эмиль Владимирович

Генерал Кимбар из открытого люка рассматривал в бинокль одинокую башню кирхи на северной окраине Дрездена.

На отчетной карте Шернера командный пункт 2- й польской армии был заключен в аккуратное колечко, означавшее окружение.

С колечком тернеровские штабники поспешили. Но свой клин в основание клина, забитого в немецкую оборону польскими полками, они небезуспешно углубляли и расширяли.

Прорыв поляков к Дрездену, соединившийся с общим наступлением 1-го Украинского фронта, представлял угрозу всей группировке Шернера «Центр». Немецкий клин в районе Будишина угрожал 1-му Украинскому

фронту. Угроза, нависшая над вермахтом, опаснее. Война уже проиграна. Тем не менее действовал Шернер осатанело: пропадать — так с музыкой; тонуть — топить всех, своих и чужих.

Домик из нештукатуренного кирпича отделяли от стриженого кустарника 600 метров. В кустах залегли немецкие автоматчики. Кто–то подполз к ним с тыла, сверкнула на солнце крышка термоса.

Сейчас у них утренний кофе.

— Ян, — окликнул Сверчевский ординарца. — Нет ли кофе?

Чья–то рука протянула командующему флягу с остывшим чаем.

Расстегнув тугой ворот, Сверчевский пил из горлышка. Жадно и долго, привалившись к спинке вольтеровского кресла. Слева стояли зеленые и коричневые ящики полевых телефонов. Тот, который больше всего интересовал Сверчевского, безмолвствовал вторые сутки. Связь со штабом фронта не восстанавливалась. Петров пытался связаться через соседний советский корпус. Но такая связь не устраивала ни Петрова, ни Сверчевского. Генерал Костылев не мог пробиться к дому, прочно сложенному из красного кирпича.

— Есть ли смысл в том, что мы торчим рядом с немцами? — Пщулковский не спал две ночи, зарос щетиной и говорил, растягивая слова больше обычного. — Пусть я агроном, но не вижу резона.

Сверчевский подумал: так способен сказать человек, откровенный и смелый, не склонный дипломатничать ^[86]. Ответил не сразу.

— Смысла, вероятно, нет. Ты, Эдмунд, неисправимо цивилен. Есть необходимость…

Мелькнула мысль о необходимости, становящейся смыслом. Но стоит признать любую необходимость высшим смыслом, и получится бессмыслица. Вчера он натолкнулся на гурьбой валивший в тыл батальон. Следовало, вероятно, вызвать командира, задать перцу… Он принял команду, объяснил задачу с помощью нескольких крепких выражений, потом вместе с батальоном захватил деревеньку, где теперь КП. Правильно ли поступил? Поразмыслим на досуге.

Сейчас досуга нет. Еще бы десять спокойных минут.

— Товарищи офицеры! — он выкрикнул вдруг по–русски, хотя рядом находились преимущественно поляки и штабным языком был польский. — Личное оружие — к бою. Гранаты готовы?

К позавтракавшим немцам подползло два взвода. Офицер в черной пилотке танкиста парабеллумом указывал на кирпичный дом. Пулемет МГ нашаривал окна верхних этажей. Офицер в уме не держал, что это КП польской армии. Но сюда тянулся кое–как замаскированный кабель, ночью слышался автомобильный мотор. Немецкий устав рекомендует в подобных случаях поступать не мешкая, инициативно. Офицер–танкист почитал устав.

Подъема Сверчевский не испытывал. Меньше всего хотел вести в рукопашную ближайших помощников. Но что попишешь?

Обошлось без рукопашной. Отстреливались из ППШ, из пистолетов, пустили в ход ручные гранаты…

Ставя задачу пятой дивизии, прозрачно кодируя телефонный разговор (танки — «коробочки», снаряды —

«огурцы», атака — «свадьба»), он добавлял открытым текстом: Саша, не зарывайся.

Генерал Вашкевич призывает лишь «напщуд». И командарм отечески остужает комдива, порой велит ему оттягивать штаб. Хотя в общем согласен с Вашкевичем: штаб должен наступать на пятки войскам.

Когда рывок вперед, надежда на 5-ю пехотную.

У комдива «семерки» полковника Миколая Прус–Вепцковского иной склад. Еще в Люблине Сверчевский почувствовал в нем волевую решимость и врожденную порядочность. Человек этот мог быть только самим собой. В тридцать девятом от бомбы погибла жена, и оставшийся с маленьким сыном полковник батрачил у помещиков.

Ни в AK, ни в АЛ не вступал, испытывая недоверие к тем и к другим.

Поколебавшись, Прус–Венщшвский явился в бывший ресторан Рутковского и опешил, когда Сверчевский после трех часов беседы и четырех стаканов чаю назначил его командиром дивизии.

— Господин генерал, — смутился он, — я не коммунист.

— Вас назначают командиром, а не комиссаром.

Однако Главнокомандование Войска Польского не спешило его поддержать. «Санационный» офицер, отсиживался всю оккупацию.

— Хотим привлечь кадровых офицеров и надеемся найти среди них подписчиков «Правды» с двадцатого года…

Прус–Венцковский остался комдивом. Принимая вторую армию, Поплавский поставил недоверчивый знак вопроса против его фамилии.

— Пилсудчик какой–то.

— Побольше бы нам таких пилсудчиков.

Вернувшись во вторую армию, Сверчевский не отказал себе в удовольствии спросить насчет Прус–Венцковского.

— Побольше бы нам таких пилсудчиков, — живо отозвался Поплавский.

Утром 22 апреля начальник штаба фронта передал приказ: 7-ю пехотную дивизию переподчинить 52-й армии, на стыке с которой назревала катастрофа — немецкий танковый прорыв. Петров назвал именно Прус–Венцковского. Генерал Коротеев незамедлительно создал группу Венцковского, усилив ее своими частями.

Надежного командира всегда отличишь. Будь то порывистый Вашкевич, воспитанный Советской Армией, или замкнутый, неторопливый Прус–Венцковский, пришедший из старой польской. Только первого иной раз надо придержать, второго — подтолкнуть…

Немецкие танкисты окружили КП 5-й пехотной. Начальник культпросветотдела застрелился. Ганеного Вашкевича захватили в плен.

В этот гибельный час Сверчевский находился в одном из батальонов «пятерки». Когда оттащили в подвал последнего поручика с перебитой ногой, он собрал подофицеров — их осталось с десяток — и признался: положение критическое, и, если кто–то испытывает страх, пусть скажет. Подофицеры молчали. Генерал объяснил:

— Не такая ситуация, чтобы петушиться.

Двое сокрушенно пробормотали:

— Боимся.

— Отлично! — воскликнул Сверчевский. — У вас хватило мужества и честности. Один командует батальоном, второй — заместитель. По местам. Я за вас командовать батальоном не стану…

В конце апреля более чем кстати прибыл посланец штаба 1-го Украинского фронта генерал–майор Костылев. Его уверенная распорядительность, личное знакомство с командирами советских дивизий, действовавших обок, упрощали головоломные еще пять минут назад задачи.