Сколько костей!
Шрифт:
Я вздохнул.
– Вы знаете, – сказал Хейман, – все это не может долго продолжаться.
– Я знаю.
– Просто чудо, что они еще не схватили вас. Вам и дальше придется рассчитывать только на чудо. Кстати, на что вы рассчитываете?
Я пожал плечами, снова вздохнул и снял трубку телефона. Я достал из кармана клочок бумаги и набрал провинциальный номер.
– Впрочем, – поджал губы Хейман, – поступайте, как знаете.
Телефон долго не соединяли.
– Протестантская община "Скоптсис", – сообщил грудной женский голос. – Что я могу для вас сделать?
Я повесил трубку, встал и подошел к книжным стеллажам. Я порылся в "Ларуссе", "Пти Роберс" и "Чембер'с твентис сэнчери дикшенэри" [8] , но ничего там не нашел.
– Что вы ищете? – спросил Хейман.
Я протянул ему мистико-гигиеническую брошюрку.
– Скоптсис.
– Если мне не изменяет память, – сказал Хейман, – то это древняя славянская секта. Секта весельчаков. Считая, что зло является порождением плоти, они направляют сексуальную энергию на пение гимнов. Вы хотите стать членом секты, Тарпон? Мне кажется, этот телефонный номер соответствует департаменту Сены и Марны, но я не поручусь.
8
Французские и английские толковые словари.
Я позвонил в справочное бюро и без всякого труда узнал адрес вышеупомянутого ордена, местопребыванием которого был Виллер-Котре. Я поблагодарил операторшу, повесил трубку и записал адрес.
– Кстати, о воздержании, – заметил Хейман. – Вы много потеряли, не посмотрев фильма. Роль матери исполняла Ава Гарднер. До чего же красивая женщина! Что вы опять ищете?
– Карту автомобильных дорог.
– Вы слишком многого хотите. Карту купим завтра.
– И машину тоже. Если о вас завтра не будет упомянуто в газетах, вы отправитесь к дробильщику машин и купите какую-нибудь доходягу за тысячу франков, больше мы не можем себе позволить. Все, что от нее требуется, это проездить несколько дней.
– Слушаюсь, командир! – крикнул Хейман. – Я чувствую себя сегодня разбитым и подавленным. Хотите, я научу вас играть в китайские шахматы? – Я покачал головой. – В этом доме нет европейских шахмат, – продолжал Хейман, – есть только китайские и японские. Шарлотт умеет играть в китайские шахматы. Она побила меня, плутовка. Впрочем, очень славная девушка.
– Да.
– Немного худовата. Лично я предпочитаю Аву Гарднер. Но очень мила. Мне кажется, ей будет приятно, если вы пожелаете ей спокойной ночи.
– Как это? – пробормотал я. – Как это? Н-нет.
Я подошел к стеллажу и начал читать заголовки книг. Хейман тихонько хихикал за моей спиной, потом я услышал, как он допил свой стакан, поставил его на стол и со вздохом встал.
– Я постелил себе в другой комнате, – сообщил он, – Мне очень жаль, дорогой, но вам остается только канапе. Желаю приятных сновидений и не ищите скоч, я забираю его с собой.
– Спокойной ночи, – пожелал я.
– Спокойной ночи.
Некоторое время я еще продолжал смотреть на книги. Я чувствовал себя совершенно выжатым, но в то же время мне не хотелось спать. Я надел дубленку и вышел на улицу.
Я сел в метро на станции "Насьон" и вышел на станции "Саблон". Рене Музон жила в двухстах метрах от метро в респектабельном доме. В привратницкой я нашел список жильцов и поднялся на лифте на пятый этаж. На одной из двух дверей я прочел имя Рене Музон и нажал на кнопку звонка. Было без четверти двенадцать.
– Кто там?
Женщина приоткрыла дверь и взглянула на меня поверх цепочки. Я достал устаревшее жандармское удостоверение и помахал им перед ее носом.
– Главная инспекция национальной жандармерии, – сказал я строгим тоном, – Рене Музон? Откройте, пожалуйста.
Она устало посмотрела на меня и открыла. Я прошел за ней в гостиную. На ней были светло-коричневый шелковый халат и тапочки с белыми помпонами. Ее волосы цвета сливочного масла были завиты под барашка. В остальном у нее была хорошая, немного тяжеловатая фигура, а лицо круглое, красивое, немного усталое, с большими голубыми глазами. Она говорила, не вынимая изо рта сигарету, приклеившуюся к губе.
– Вы знаете, – сообщил я, когда мы вошли в гостиную, – вы имели право не открывать мне в такое позднее время, но в таком случае мне пришлось бы вернуться завтра.
– Садитесь.
– Спасибо за понимание. – Я осторожно опустился в кресло.
Рене Музон раздавила сигарету в фарфоровой пепельнице, взяла другую из серебряного портсигара и прикурила ее от серебряной зажигалки.
– Вы по поводу Лионеля?
– Какого Лионеля?
– Черт побери! – неожиданно выкрикнула она с поразившей меня яростью. – Не играйте со мной в прятки! – Она сделала шаг в сторону, споткнулась и упала в кресло, я бы сказал, с хореографической легкостью и изяществом. Я знаю, что он бандит, – заявила она. – Мне на это наплевать. Это мужчина моей жизни.
Она посмотрела на меня с вызовом, потом засмеялась нервным смехом и наклонилась вперед, демонстрируя свою грудь, чтобы поднять серебряную рюмку и хрустальный графин, стоявшие на полу на подносе.
– Вы будете? – спросила она, протягивая мне графин. – Это ром, – пояснила она.
Я покачал головой.
– Вы имеете в виду Лионеля Константини?
– Что он еще натворил?
Она налила себе полную рюмку рома, держа рюмку и графин на уровне своих глаз. Приклеенная к губе сигарета дымилась, и она быстро моргала ресницами.
– Он участвовал в перестрелке в лесу Фонтенбло, – сказал я.
Она резким движением поставила графин на пол и с тревогой спросила:
– Он... он не ранен? С ним все в порядке?
Я лицемерно облизнул губы.
– С ним ничего серьезного...
Рене вскочила с кресла, бросилась на меня и вцепилась в ворот моей рубашки. Она приподняла меня в воздухе, так что я тоже оказался на ногах. Она дышала на меня ромовыми парами.
– Где он? Сейчас же скажите, где он! – вопила она.
– Если вы меня выпустите и ответите на несколько вопросов, то я вам скажу, как с ним связаться.