Сколько ног у обезьянки?
Шрифт:
— Обязательно, дочка. А ножек у нее четыре… — Самади задумался. — А руки две…
— Всего шесть? — спросила девочка, быстренько сосчитав в уме.
— Нет, только четыре.
— Как? — не поняла она.
— Очень просто. Когда она ходит во весь рост, тогда у нее две ноги и две руки, а когда на четвереньках, тогда руки исчезают…
— Совсем исчезают?
— Нет, не совсем, они просто превращаются в ноги. Поняла?
— Ага… — неуверенно кивнула головой девочка и через мгновение радостно сообщила: — А у меня есть еще один папа!
— Как?! — Теперь пришла очередь удивляться Самади.
— Он
— А мама?.. Она тоже так говорит?
— Нет, она ничего не говорила. Вот она сидит!..
И девочка показала в глубь скверика. Там, на скамейке в тени дерева сидела его жена и, ничего не замечая, беседовала с приятельницей.
— Он тебе не папа, дочка, — хрипло проговорил Самади. — Он просто самый обыкновенный дядя.
— А бабушка говорит…
— Она неправду говорит, — отрезал Самади. — У тебя один папа.
Девочка задумалась, потом тихо произнесла:
— Мой папа — вы… Я сейчас скажу маме… — Она побежала к матери. — Мама, папа говорит, что у меня только один папа! Понимаете, только один!.. Он говорит, что у обезьянки было шесть ног… Нет, не шесть, а четыре нога и две руки, всего их — четыре!..
Прохожие стали оглядываться на крик маленькой девочки.
У железнодорожного переезда пришлось затормозить. Замигал светофор, шлагбаум перегородил дорогу. Шум состава, постепенно усиливаясь, перекрыл звуки зуммера. Проходили платформы с древесиной, цистерны с горючим… И вот совсем новые тракторы, голубые, точно такие же, о каких мечтал Улугбек. Их было очень много. А в промежутках между вагонами мелькали всадники, вооруженные до зубов. Слышно было ржанье лошадей. Все смешалось — и стук колес, и конский топот, бряцанье оружия. Потом вдруг все отступило, кроме пронзительных звуков зуммера. Светофор перестал мигать, шлагбаум поднялся, и Самади пулей пролетел через рельсы.
За переездом началась степь, ровная, бескрайняя, еще сотом зеленая. Рослые травы бегут волнами, кажется, они вот-вот выступят на асфальт и потопят его. Самади показалось, что впереди него скачут всадники — нет, не показалось, он отчетливо видел их, преследующих изгнанного султана. Хотелось догнать, помешать!..
Посреди степи, по длинной серой ленте дороги скользила белая каска Самади. Была одна степь, и казалось, что она поглотит одинокого путника.
Ночь. При тусклом свете работали ученики седьмого «Б», одни мальчики. Инобат была с ними. Все устали, глаза то и дело слипались. В углу горой возвышались срезанные побеги тутовника.
— До полудня хватит, — сказал Самади. — Теперь по домам. Придете на второй урок, я свой отменяю. Алишер и Ахмад, проводите Инобат Хакимовну до дома деда Хуччи.
— Я сама дойду…
— Нет, у нас собаки злые.
Вышедшего Самади поджидал Улугбек, и они пошли по темной дороге.
— Вы были в городе? — спросил Улугбек.
— Да.
— И они не приехали?
— Нет, Улугбек, не приехали… Она хочет жить в городе. Дочку жалко, — вдруг разоткровенничался Самади.
— Я знаю улицу, где они живут, — сказал Улугбек. — Ни одного окошка наружу, не так, как у нас в Галатепе.
— Ага, — простодушно ответил Улугбек.
— Мансуров на вас жалуется, — сказал Самади. — Что вы на этот раз натворили? Опять стул сломался?
— Ничего особенного. В класс залетел шмель, а девочки смеются, думают, что это мы жужжим. Ну Мансуров и разорался. Сами знаете, какие девочки бывают смешливые— Шмель тут ни при чем, просто ребятам скучно на его уроках.
— А тебе самому?..
— Мне все равно. Сижу и слушаю, а понимать ничего не понимаю. Вот только у Акбарова… У него все тихо сидят. У него интересно ч шалить некогда. Да и неудобна
— У Мансурова, значит, удобно? — с укором спросил Самади.
— Ага, — простодушно ответил Улугбек. — Мансуров нас не любит.
Самади опять в своем классе. Он уже научился кое-каким хитростям — на стул садился не сразу, а незаметно осматривался, нет ли какого подвоха. На этот раз обнаружил три кнопки остриями вверх. Он их собрал и небрежно бросил на стол при общем отстраненном молчании учеников.
— Поговорим о свойствах газа. Все вы видели воздушный шарик, круглый…
— Как отличник! — подал голос Бабур.
— Или как дурак! — сказал кто-то другой.
— Круглый, как шарик, — сказала девочка-всезнайка.
— Это уже более конкретно, — улыбнулся Самади. — Воздушный шарик, круглый, как шарик…
— Не-ет, тавтология получается!..
— Правильно. Но что поделаешь, когда у бедного шарика нет другого эпитета. Многие предметы на него похожи, а он ни на один. Так вот, о воздушном шарике. Люди издавна мечтали о полете. Пытались делать себе крылья, чтобы полететь, парить над лугами, городами… Пожалуй, полет был самым романтическим идеалом человечества. Правда, потом даже анекдот сочинили, будто некий человек смастерил себе крылья, долго над ними корпел, много пота пролил. Наконец, когда крылья были готовы, он их надел, поднялся в воздух, полетел, увидел своего ненавистного соседа и плюнул ему в лысину, после чего вернулся домой, снял крылья и бросил их в кладовую…
— Зачем? — спросила Махмудова.
— Не знаю, наверно, это и был предел его мечтаний, — ответил Самади.
— Дурак! — воскликнул Машраб. — Я бы дальше полетел.
— Чтобы других оплевывать?
— Нет, я бы просто полетел в соседний кишлак.
— Туда и пешком можно, я бы до самого Самарканда… Минареты бы посмотрел!..
— Да, ребята, стоило бы полететь, — размечтался и сам учитель. — А жаль— Вообще, в анекдоте все сильно преувеличено, я не верю, чтобы такой глупый человек мог быть талантливым, смастерить себе крылья. Вы согласны со мной?
Ученики кивнули — согласились.
— Тогда вернемся к нашей теме. Так вот, когда французы братья Монгольфье задумали осуществить свое предприятие…
Тут Самади заметил на полу огромную степную черепаху, она ползла между рядами с убийственной медлительностью. Самади не стал делать замечания. Он видел, что ученики слушают, слушают более внимательно, чем когда-либо раньше. Он продолжал говорить, чувствуя в себе какую-то энергию, доселе неведомую, стихию, вдохновение, что ли… Как ни странно, класс, обычно падкий на веселье, вроде бы даже не замечал черепаху. Только Улугбек неожиданно влепил подзатыльник впереди сидевшему Бабуру. Тот почему-то не возроптал, встал и подобрал черепаху. Потом сунул ее в свой мешковатый портфель и путь не вскрикнул — пальцы наткнулись на припасенного впрок ежа.