Сколько стоит ваше сердце?
Шрифт:
Свистнула тетива, еще один короткий болт ушел по цели. Еще один, перемазанный в грязи, враг схватился за лицо и ткнулся в землю.
— Уже сообразили, — ответил Арже, — топоры стучат. Давно стучат. Если не лестницы сколачивают, тогда даже не знаю — что они там и делают.
— Может быть, баню себе строят? — ехидно бросил Эйк. — она им нужна.
— А что, разве мы им плохую баню устроили? — Арже почти обиделся, — вроде старались.
После "бани" их маленький отряд сократился на треть, а шевалье получил свои нашивки. Символические. Не до нашивок было.
— Сколько у нас осталось болтов?
— Три десятка, — Эйк с сомнением посмотрел на небо, — может быть ночью можно будет слазить — собрать?
— Валяй, — "разрешил" Арже, — и, раз уж все равно идешь, так прихвати у фиольцев сабли, накопители, знамя… да, еще полковника в плен возьми.
— Чтобы второй раз не ползать, — поддакнул Юст.
Издевательская картинка в небе давно погасла, а жаль. Она здорово поднимала настроение. Но "кушала" много, а накопители экономили. Сейчас вся энергия шла на щиты, но стандартные армейские "пирамидки" уходили лишь самую малость медленнее болтов. О том, что будет, когда отработает последняя, старались не думать. Это легендарный Натан мог своим личным щитом всю армию прикрыть, и семь суток его держать… у большинства здесь резерва хватило бы дай Небо, на полторы клепсидры.
Обещанного подкрепления перестали ждать, когда все сроки вышли два раза. Об этом тоже старались не говорить. После предательства в Шиаре и смерти генерала Брейера эта тема вообще была "больной". Ее и не поднимали. Толку?
Юст наложил еще один болт и выцелил еще одну коротко стриженую голову. Фиольские солдатики стриглись коротко, почти налысо. Почему? Говорили — по обычаю, волосы Священному Кесару жертвовали.
На самом деле Фиоль в большей своей части жаркий, северных провинций там всего две, да и в тех климат, скорее, умеренный — теплое течение рядом. Так что все просто — не будешь стричься — на жаре завшивеешь. Необходимость. А веру и всякие ритуалы к ней уже потом примотали.
— А почему они все скопом-то на нас не лезут? — озадачился Эйк, — давно бы толпой запинали.
— Жрецов у них мало, — пояснил обстоятельный Юст, — всего четверо или пятеро. Сколько они прикрыть могут, столько и в бой идет. А прикрыть могут не больше трех сотен.
— Нам хватит, — в сторону бросил Арже.
— Эй, что тут за настроения? — в дверях вырос Винкер с легким арбалетом. Черный камзол был разорван в трех местах, скула поцарапана, левая рука перетянута прямо по рукаву.
— Да бодрое, бодрое, — отмахнулся Арже, — можно не плясать, дяденька? Что-то случилось? Неужели подкрепление пришло? Или наш маркиз вернулся?
— Не угадал, — мотнул Винкер спутанными черными патлами.
— Фиольцы сдаются? — съязвил Эйк.
— Парень, да ты провидец…
Семь человек обернулись к нему как один. И глаза у них были такими, что Марк понял: если он быстро не объясниться — придется очень быстро бежать. Зигзагами.
— Парламентеры явились. С генералом говорить будут.
— Предлагаешь пойти послушать?
— Ну, в ближайшую клепсидру для нас войны нет.
— И что? Потом они все равно пойдут на штурм, только в этот раз возьмут лестницы.
— Пройдет время, — спокойно, очень ровно отозвался Марк, — а время работает на нас.
— Неужели ты все еще веришь, что гвардия придет? — удивился Арже.
— Почему нет? Мы ведь не знаем, что происходит в Аверсуме. Возможно, возникла угроза бунта и было принято решение не ослаблять защиту дворца. Тогда наше подкрепление идет из Тьеренты — а это сутки. Или, если оттуда их отозвали, значит из Эйшера — это два дня. Любая отсрочка нам на руку, каждая клепсидра покупает жизни. Так что пойдем, послушаем генерала.
К площади подтягивался народ: усталый, потрепанный. Раненый. Люди старались располагаться так, чтобы не попасть на глаза парламентерам и случайно не выдать слабость гарнизона.
По тому, как осторожничали нападающие, было видно, что их численность, количество боеприпасов и накопителей преувеличивают. И это тоже было на руку.
Генерал, в мундире, застегнутом на все крючки, заложив руки за спину стоял рядом с аркой портала, где подрагивала голубая пелена заклинаний и, в этой пелене, отчетливо и ровно билась проекция живого человеческого сердца…
Это не было секретом. Райкер не собирался его прятать. Пусть видят, что их ждет.
И он угадал — двое парламентеров, взобравшиеся на холм по свежесколоченной лестнице, первым делом уставились на сердце. Прямо-таки прикипели взглядами. И смотрели бы еще долго, если б Райкер вежливым покашливанием не вернул их к суровой действительности.
— Я вас слушаю, господа, — сказал он равнодушным, скучающим голосом.
— Полковник Шига предлагает вам почетный плен, — фиолец, который был ниже ростом, оказался главным, — вы оставляете Южный, не чиня разрушений, складываете оружие и выходите по одному к нашему лагерю.
— До этого места понятно, а дальше?
— Полковник решит вашу судьбу. Всем будет предоставлена возможность заплатить выкуп.
— Угу. Что вы еще можете предложить? — спросил генерал таким скучным голосом, словно выбирал в лавке ювелирку для опостылевшей жены.
— Еще? — поперхнулся фиольский парламентер.
— Пока все, что вы сказали, не очень интересно.
— Вы так торопитесь умереть? — удивился низенький. Высокий молчал, словно набрал в рот воды и смотрел не вокруг, а в себя. Наверное, там показывали что-то необыкновенное.
— Зачем? — удивился генерал Райкер, — жизнь — отличная штука.
— Тогда почему вы до сих пор не воспользовались другой отличной штукой, чтобы ее спасти? — излишне резко, даже как-то нервно спросил парламентер, кивая на арку. — Нас — тысячи. А вас сколько?
— Сто, — спокойно сказал генерал. Арже, как раз в это мгновение посмотревший на Марка, заметил, что Винкер вздрогнул и поморщился. Но — смолчал. Смолчал и Арже. — Но может стать больше.
— Ее пропускная способность мала, — возразил фиолец. — Если мы подтянем из базового лагеря резервы, вы продержитесь не больше короткой клепсидры.