Скорость. Назад в СССР
Шрифт:
— Бичи? А кто такие бичи?
Вопрос разозлил моего маленького собеседника:
— Что ты ваньку валяешь? Бич — это бывший интеллигентный человек, который стал алкашом и всю свою жизнь спустил под откос. Будто бы не знаешь.
— А ты откуда знаешь?
— Оттуда! Я много чего такого знаю, чего ты не знаешь.
— Откуда оттуда? как сюда попал?
— Детдомовский я, — он сказал это с какой-то особой гордостью. Видимо пребывание в детдоме придавало ему дополнительных очков
— А вообще я мать свою ищу.
— И как успехи в поисках?
— Почти нашел, но говорят, что она на Юга уехала.
Он рассказал свою историю, как мать много бухала, в очередной раз вышла замуж за мужика и попросила пожить временно в детдоме. Годик-другой.
Генка пунктуально выждал два года и отправился на ее поиски.
Совершенно непонятно правду он говорит или врет. Может просто сбежал из дома, а сам мне заливает. Есть категория детей, склонных к бродяжничеству в его возрасте.
— Что-то не вяжется. Скоро уже середина лета, ты тут с мая. Когда мать-то нашел?
— Ты меня на правде не лови, а то пойдешь со своими вопросами куда подальше, — грубо ответил мне Генка, — чтобы мамку на Югах найти деньги нужны, я коплю пока.
— Ладно, ладно. Никто тебе не проверяет. Ты здесь в музее один живешь с мая?
— Я сюда неделю назад переехал, до этого на прачке жил
— На прачке?
— Ну да на комбинате, где белье из вагонов стирают и гладят, меня там даже кормили.
— А что ушел-то, раз там так хорошо было?
— Да место хлебное в переходе с одним калекой в не поделили, он на меня ментов натравил. Он всю неделю меня там шарят, я же не дурак им в руки попадаться.
Тут на его лице мелькнула тревога
— А ты сам случаем не мент, Саня?
— Нет. В некотором роде я такой же как и ты. Наши истории чем-то похожи.
— Что, тоже мать бросила? — сочувственно и искренне спросил меня Генка, как это умеют делать только дети.
— Нет.
— Тогда мы не похожи,в чем мы похожи?
— Ты ушел из детдома, чтобы достичь свой цели — найти мать. Я тоже ушел из дома, потому что у меня есть своя цель.
— А какая у тебя цель?
Генка ждал моего ответа с серьезным лицом. Сейчас он мне казался взрослым мужиком, который повидал в жизни многое.
— Я хочу стать лучшим автогонщиком.
Мой маленький собеседник силился понять смысл сказанных слов.
Брови пацаненка удивленно поднялись, а потом он залился смехом.
— Разве можно хотеть стать автогонщиком, — я тоже улыбался смеющемуся мальчику, Генка не унимался, — можно хотеть есть, можно хотеть водки.
Его смех разливался по большому помещению музея с застывшим навеки траурным паровозом на путях.
Потом вдруг его лицо снова стало серьезным.
— Или можно хотеть найти мать.
Генка не верил ни в серьезность, ни в ценность моей мечты. По сравнению с его бедой, мои тоже казались мне мелкими, мне хотелось утешить его, но как бывает в таких случаях никогда не знаешь поможешь или оттолкнешь от себя бедолагу словами сострадания. Поэтому я решил перевести разговор.
— Ты сказал, что тебя кормили на прачке?
— Угу, а что?
— А когда ты последний раз ел?
— Ну вчера.
— Ты сказал, что знаешь все входы выходы. Магазины еще открыты?
— А что?
— Есть хочешь?
— Деньги есть?
— Есть.
— Давай.
— Э нет, так не пойдет, вместе пошли.
Он оглядел меня с ног до головы, потом оценил ширину моих плеч:
— Не, ты не пролезешь
— Куда?
— Ну через слуховое окно в подвале. Я так сюда залезаю.
— Показывай, я поднялся и взял свой рюкзак.
— Ну пошли, — он пожал плечами.
— Слушай, Генка, а тут сигнализация не сработает, от того что мы здесь по музею лазаем?
Я вспомнил, что снаружи висела красная лампочка в антивандальном колпаке, которая призвана предупреждать злоумышленников от необдуманных действий.
— Неа, она не работает.
— А лоампочка снаружи?
— Лампочку они просто так включают, но уже месяц ждут электрика, который никак не едет. Старухи надсмотрщицы говорили, что в мае мыши перегрызли провода и были ложные срабатывания по нескольку раз за ночь. Вот директор и приказал отключить пока.
— Не надсмотрщицы, а смотрительницы, — поправил я его с улыбкой.
Через минуту мы оказались в подвальном помещении музея, который отличался исключительной чистотой. В одном из узких коридоров под потоком на стене располагалось небольшое зарешеченное оконце.
Я оценил размеры оконного проема и понял, что действительно не пролез бы. Словно читая мои мысли пацаненок разъяснил.
— Если сюда могли пролезать взрослые, то в этом подвале давно по ночам спали бичи, — Генка покосился на меня.
Я так, только я тут ночую,это только мое место, — Генка застолбил за собой право «собственности» на музей, — только я могу здесь спать, мне чужие гости не нужны.
Я действительно почувствовал себя гостем на секунду и рассматривал интерьер.
— Давай деньги, что встал? Что купить?
Генка стоял под окном.
— Ну давай пару батонов хлеба и две бутылки кефира, по одной на брата, — я полез в рюкзак и из внутреннего кармашка достал единственную свою десятку и протянул ее Генке.