Скорость. Назад в СССР
Шрифт:
— Ой, хвастун… нет, ну вы посмотрите, ты сначала выиграй.
Мне резанули слух её игривые нотки, в них было нечто большее, чем вежливое общение конкурентом.
— И выиграю, моя царица! Всё для тебя! Весь мир брошу к твоим ногам!
Он продолжал улыбаться, его речи звучали пафосно, но как я понял, именно подобный пафос позволял сокращать дистанцию с женщинами, создавал ему образ Казановы, ловеласа и весёлого притягательного балагура.
— А как же твоя Ламара? — Нина прашивала с
— Ламара всё. Развод, — он опустил голову, будто расстроен, — давно хотел сказать, что как только тебя увидел, понял, что только ты свет в конце туннеля.
— Ой, Давид, вас послушаешь, так сразу поверишь, что можете мир к ногам принести. Только жаль, что вы всё это забываете, как только поженитесь.
— Принесу, царица! Весь мир принесу к твоим ногам.
В этот момент я почувствовал на нас чей-то тяжёлый взгляд. Это был Соменко. Он стоял у нашей машины мрачнее тучи.
Самое время проявить командную солидарность. Я и сам был готов закончить этот балаган, надо совесть иметь.
— Гм, извините, что вмешиваюсь в ваш разговор, но нас ждут, Нина.
— Мне пока моего мира хватает, Давид. Удачи в гонке.
Грузин прищурился и зло посмотрел на меня. Он на секунду задумался, вспоминаюягде меня видел. Получается, что не только я его узнал.
А потом его лицо озарило самая обаятельная из всех возможных улыбок, на какие он был способен. Грузин обратился к Нине:
— Переходи к нам, ты же меня знаешь, я серьёзно говорю.
Девушка ничего не ответила, стрельнув глазами в ответ.
Про таких говорят вертихвостка. Она и нравилась, и бесила меня одновременно.
Мы направились к стартовой позиции своей команды. Я обернулся и посмотрел в сторону Давида.
Он стоял нахмурившийся с виноватым видом перед темноволосой стройной женщиной, которая эмоционально тыкала указательным пальцем в нашу сторону и что-то выговаривала на грузинском.
Потом Давид всплеснул руками, что-то ответил. Я услышал её имя и улыбнулся. Ламара вставляла ему здоровенный пистон за открытый флирт с Ниной.
Может, Нина этого и добивалась? Она хотела выбить грузинского гонщика из душевного равновесия?
— Кто это, Нин?
— Давид Махарадзе из тбилисского Досааф.
— У них хорошая команда?
— С их деньгами-то? Неплохая — он один из фаворитов. Если не считать «заводских», то у них одна из лучших среди «самоделкиных»
«Самоделкиными» называли все команды, которые не имели отношения к советским автозаводам.
Я глянул на небо. На тренировке ни облачка, а сейчас буквально за полчаса налетели хмурые тучи. Интуиция подсказывала мне, что будет ливень. Сложно сказать какой продолжительности.
Не смотря на это, у зрителей на
Те, кто не хотел платить, имели возможность наблюдать за гонкой из-за ограждения дальше по всей трассе.
Я подошёл к машине. Команда завершала последние приготовления. До старта минут пятнадцать-двадцать. Приблизившись к водительской двери, я обратился к Николаю:
— Коль, ты это, как сам?
— Нормально, предстартовый мандраж.
Это было прогрессом. Все мои предыдущие попытки построить диалог заканчивались провалом. Он пресекал любую возможность общения.
Он видел, как я встал между Ниной и Давидом и, видимо, то, что я привёл её, сыграло свою положительную роль.
— Ты прости, что я со своими непрошенными советами лезу.
— Ничего, всё в порядке, — пробухтел гонщик, — твоя расточка впускных и выпускных дала ещё десять лошадок, минимум.
Ого, это вообще триумф, лёд в наших мужских профессиональных отношениях начал трескаться.
— Слушай, мне кажется, что стоит переобуться со сликов в дождевую резину. Будет сильный дождь.
— Кажется — перекрестись! Переобуваться не будем, — он снова ответил грубостью на мое предложение.
— Коль, точно будет дождь. Трасса пыльная. Мы успеем сейчас быстро переобуться.
Но Соменко, подчиняясь своей гордости, упёрся, как баран и снова перешёл на повышенные тона.
— Я сказал не будем переобуваться! Что тут непонятного? Чё ты лезешь всё время, куда не просят? Отойди от машины, на хрен!
Я посмотрел на него. И отшёл. Было глупо себя так вести. Многие машины были обуты в дождевую резину, в том числе и экипаж Давида Махарадзе, выступающий под номером «семь».
Слики — абсолютно гладкая шина, не имеющая канавок рисунка протектора, давали машине невероятный держак на сухой дороге. Машину будто прибивало к трассе.
Когда гонщик заходил в поворот на скорости, центробежная сила мощно выталкивала его тело с сидения во внешнюю сторону, а сама машина продолжала двигаться по асфальтовому покрытию, как приклеенная.
Именно поэтому на гоночных сидениях придумали боковые упоры, которые удерживают таз и бедра в поворотах. Эти сиденья за свою ковшеобразную форму так и называют — ковшами.
Слики хороши в сухую погоду, на них, конечно, можно ездить на идеальной трассе в дождь.
Но таких трасс в Союзе практически нет, не смотря на все старания федерации и автодорожных инженеров.
Там, где есть вероятность образования луж, колея или кочки, езда на сликах в дождь может стать неуправляемой.