Скорость. Назад в СССР

Хлебов Адам

— Врёшь!

— Нет. Правду говорю, давай на следующие выходные договоримся?

Мы ехали с Серёгой обратно. Я рассказал историю Генки. Мальчишку мы отпустили, взяв с него обещание в следующее воскресенье поехать с нами в гараж.

— Да, жалко пацана. Ты прав, его нужно приручить. Он совсем дикий, если сдать ментам, то, как пить дать — сбежит в первую же неделю. Видно, что он с характером

— Да, его нужно убедить, чтобы он сам захотел вернуться в нормальную жизнь. Иначе пропадёт.

Детдом зачастую не лучшее место, но, как представлю его зимой.

— Времени мало, уже скоро сентябрь.

— Надо попробовать его вытащить.

— Я с тобой. Даже не хочу представлять, что он чувствовал, каждый раз, когда мать его бросала.

Серёга при всей его показной строгости с Генкой, оказался очень мягким. Потом он поведал мне про своих домашних, младших брата и сестру в его словах чувствовалась настоящая любовь и уважение к своей семье.

— Кто такие эти Гвоздь и Щука?

— Долго рассказывать.

— Я никуда не спешу.

Мы ехали по вечерней Москве, рассказывали друг другу о своих врагах и друзьях.

Болтали, перебивая друг друга, и обсуждали пережитое за день, делись своими историями про противоположный пол, учёбу, случаи из жизни.

Юрок рассказывал про разные случаи на армейской службе, на поприще по пошиву чехлов.

Я же про гонки, машины и все, что с этим связано.

Как это бывает у молодых людей моего возраста, время в дороге пролетело мгновенно, и мы ещё продолжали беседовать в машине у ворот автобазы, до тех пор, пока вахтер не вышел на крыльцо проходной.

Он всем своим видом показывал, что уже заждался, давно хочет спать и нам пора закругляться.

К моему удивлению дед сдержал своё слово и выглядел вполне трезвым.

— Серёг спасибо тебе. Мне пора идти, не буду наглеть. Вон дед бухтит в усы. Я тут пока еще человек новый, на птичьих правах. Не хочу ни с кем портить отношения. Когда начнём с чехлами?

— В любое время. Когда захочешь. Хочешь завтра с утра?

— А давай! Было бы здорово.

— Тогда я в девять буду здесь.

Мы попрощались, и я отправился домой. Когда я проходил турникет, дед остановил меня со словами:

— Внучек, ты там это, посмотри всё ли в порядке с твоим вагончиком. Вокруг него какие-то бичи крутились. Они иногда сюда побухать залазят.

Надо начальству всё-таки на дыру в заборе пожаловаться. Я их прогнал, но мало ли вдруг они ещё раз приходили. У тебя там есть что-нибудь ценное?

Каналья, только всё наладилось. Только бомжей, скомуниздивших амортизаторы мне не хватало.

Я не ответил и побежал к своему жилищу изо всех сил.

К счастью, дверь вагончика была заперта и у меня ничего не пропало. Всё моё «добро» осталось на месте. Может кто-то и пытался вскрыть замок, но безуспешно.

* * *

Через неделю я уже умел делать стежки, разбирался в выкройках, и Сергей доверил мне пошив материала на спинки той самой «убитой»

Волги. Сиденья взялся делать сам, потому что это более ответственная работа.

Он приезжал по вечерам и показывал премудрости ремесла драпировщика и обойщика.

Но самое главное его «богатство» — это выкройки на каждую из моделей авто, которые он покупал за вполне себе большие деньги в конструкторских управлениях или отделах автозаводов.

Как он объяснял — не было таких моделей советского автопрома, на которые у него бы отсутствовали выкройки.

Именно это отличало его от конкурентов, шьющих новые чехлы на основе распоротых старых.

Старые не всегда можно аккуратно снять, а главное, для получения правильного результата нужен хороший закройщик.

Таких ещё найти нужно. Специалистов по тканям, кожзаму и коже очень мало.

Поэтому другие мастера всегда зависели от раскройщиков. По срокам у них всегда дольше. На распорку два-три дня, на раскройку неделю, пошив с примеркой и подгонкой ещё неделя.

Серёга же был избавлен от первых двух операций. Но в этом деле мелочей не существовало. И он обучал меня каждому нюансу.

Он хвалил меня и терпеливо указывал на ошибки, я повторял операции до тех пор пока, у меня не выходило идеально.

В боске мои дела тоже шли неплохо. Трубецкой вернулся из Киева и без разговоров оплатил амортизаторы «Кони» и резину «Пирелли».

Он был очень доволен и сказал, что цена более чем приемлемая, потому что никто не мог достать даже за тысячу. Князь назвал их на французский манер «амортизё» с ударением на последний слог, чем неизменно вызывал улыбки коллектива.

В тот же день я отвёз деньги маме на работу. Вернул её пятьсот рублей со словами глубокой благодарности.

Артур со Славой теперь смотрели на меня по-другому. Я для них стал полубогом, способным творить чудеса.

Соменко отреагировал на появление амортизаторов с подчёркнутым равнодушием.

Ему явно не нравилось, что я перестаю быть «мальчиком для битья», нашкодившим школьником и зарабатываю себе положительную репутацию.

Даже Нина, пару раз посетившая бокс после нашей последней встречи, не особо разбирающаяся в устройстве и механике авто, похвалила меня и сказала, что благодаря мне появился шанс на победу.

Услышав это, Николай презрительно фыркнул, но промолчал. Ему не нравилось всё, что я делаю.

Трубецкой видел это и тихонько посмеивался над его спесивым нравом. Князь послал нас обоих за резиной.

Но Соменко нашёл тысячу отговорок, почему мне нельзя с ним ехать, и в конце концов поехал без меня.

Серёге погасил долг на следующее утро. Хотя мой новый друг предложил не торопиться и передать деньги вечером.

Я встал в шесть и сгонял к нему перед началом рабочего дня, сославшись на примету, согласно которой вечером долги не возвращают.