Скорпион его Величества
Шрифт:
– Я с тобой согласен, поэтому мы поступим таким образом. У нас есть время собрать под свои знамена как можно больше орков. Для этого мы пойдем священным походом на другие племена, запятнавшие себя связями с врагом. В конечном итоге, сказали же старики: брат пойдет на брата, поэтому первой наше жертвой станут Сивучи.
Грыз сначала загорелся радостью и с воодушевлением посмотрел на юношу, набрал в грудь воздух чтобы радостно возвестить эту радостную весть округе, но так и не заорал, тихо спуская воздух из легких.
– Раньше надо было, теперь нас слишком мало. У них тысячи воинов, нас сомнут
Я спорить не стал.
– Все это было бы верно, если бы с вами не было меня. Но я не просто человек, Грыз, я человек из пророчества. И у меня есть план.
Небольшое воинство пылило по степи. Слух о походе остатков воинства Худжгарха, стал распространяться во все стороны бескрайней степи со скоростью ветра. Часть воинов откололось, не веря в успех предприятия, другие наоборот, движимые желанием подраться, прибывали и пополняли воинство.
– Вы что-нибудь понимаете, что происходит?
– Великий хан задумчиво попивал гайрат.
– Почему именно сейчас Свидетели, когда они ослабли и перестали быть силой, с которой можно считаться, пошли войной?
– Потому и пошли, что дальше ждать и сидеть стало невозможно. Скоро их останется десяток, - засмеялся Правая рука.
– Ты тоже так считаешь?
– хан посмотрел на Великого шамана. Его взгляд был спокоен, но в глубине глаз таилась тревога. Он чувствовал, что какие-то могучие силы привели в действие племена и противостояли друг другу. А своим ощущениям он привык доверять.
Старик сидел насупившись, как старый гриф.
– Молодой растущий бог решил показать силу старым. Он опережает их и пользуется этим.
– Старик помолчал, собираясь с мыслями. Ему самому было трудно поверить в то, что он сейчас скажет.
– Так сказали духи предков.
– Он снова помолчал и неохотно продолжил.
– Они будут помогать ему.
Хан согласно покачал головой.
– Я тоже так думаю, Быр что говорят твои шпионы?
– Они пока молчат, но известно, что предводитель Грыз объявил, что вернулся Худжгарх и повелел идти походом на Сивучей.
– А почему именно на Сивучей?
– хан повернул голову к нему.
Тот пожал плечами:
– Я не знаю, великий.
– А ты как думаешь?
– посмотрел хан на шамана.
– Думаю, что они пойдут на всех, кто замешан был в связях с нашими врагами. Выжигать измену и предательство, - ответил шаман. Лицо его при этом напоминало голову коршуна, склонившегося над добычей.
– Я отправляю к нему в помощь всех своих учеников.
– К кому?
– недоуменно спросил Быр Карам. Но за шамана ответил хан:
– К Худжгарху, Быр. Плохо, что твои люди проглядели такое важное событие. В ставке у свидетелей появился Дух мщения, поэтому они пошли войной. А ты сам видел, на что он способен. После первой незначительной победы, когда он явит себя снова, воины потекут к нему со всей степи. Так уже было, так и случиться вновь. Поднимай всех Своих змей и отправляй их к нему. Мы не должны быть последними, кто присоединиться к походу. Нам не простят этого наши предки, Быр.
До Сивучей воинство Худжгарха не дошло. Путь ему преградили отряды Муйага, когда они вошли в их земли. Новый вождь надменно выслушал послов и плюнул им под ноги. Это означало абсолютное презрения
– Что будем делать, повелитель. Если мы оставим без ответа это оскорбление, от нас отвернуться все орки по степи. Но и сражаться с тремя тысячами воинов мы не можем.
– Грыз, ты стал самым неверующим в отряде. Я считаю, что этим ты оскорбляешь меня. Ты так переживаешь за свою жизнь?
– Человек суровым потяжелевшим взглядом придавил орка к земле. Тот почувствовал непереносимую тяжесть и стал гнуться все ниже и ниже пока не упал на шкуры, застеленные в походном шатре.
– Уходи, - убрав давление, ответил человек, - я тебя не держу.
Грыз распростерся на полу и подставил шею для удара, выказывая высшую степень подчинения и доверяя свою жизнь этому юноше.
– Виноват, повелитель. Если хочешь, возьми мою жизнь.
– не поднимая головы ответил он.
– Я возвращаю тебе твою жизнь. Готовь войско к утренней битве, и да укрепит создатель ваши сердца. Завтра будет битва не орков, а Худжгарха. Ступай!
Я не гневался на Грыза, как и всякому, кто верит в чудеса, для него нужны проявления этих самых чудес. Пример тому поход народа израильского. Сколько им чудес ни показывали: и столб огненный они видели, и море расступилось, и манна с неба падала, но как только проходило время, это забывалось и подступали сомнения. Орки, как и все разумные, были точно такие же. И для подкрепления их веры я должен явить чудо. Или фокус или должно произойти нечто таинственное, что свяжут с Худжгархом. Это называется манипуляция общественным сознанием, и я со спокойной совестью это делал.
У меня самого были сомнения в том, правильно ли я поступаю. Одно дело, противостоять земным врагам, другое дело, замахнуться на небесные власти. Но я также понимал, что мне не оставили выбора. Остановиться сейчас и отступить, значило обречь себя на неминуемую гибель. А так у меня оставался пусть призрачный, но шанс выжить и, может быть, от меня на время отстанут. А там я что-нибудь придумаю. Вот этим я и утешал себя, ввязавшись в очередную авантюру.
С наступлением ночи, лагерь моих свидетелей не уснул. Горели костры, воины готовились к своей битве, многие из них считали, что для них это последняя битва, но шли на это с радостью обреченных берсерков. Многодневное сидение им осточертело и кровь вскипая яростью требовала сражения.
Утром стан Муйага проснулся, как обычно, впереди была легкая битва и слава победителей ложного бога. Чемруз, глава дневной стражи, зевая, вышел из шатра и обвел глазом лагерь. Догорали костры, многие уже потухли и дымились. Орки, что сидели вокруг них спали беспробудным сном, вповалку. Спали и часовые, выставленные у шатра вождя.
– Совсем страх потеряли!
– возмутился Чемруз и, подойдя к лежащим стражникам, зло пнул их ногой. Пусть это была личная стража хана, но вот так спать на виду у всех, это было уже слишком. Часовой даже не пошевелился, а в шатре слышался тихий стон. Выхватив кинжал, орк бросился в шатер. Его взору предстала картина спящих военачальников и одного тысячника с залитыми кровью глазами и руками, и ногами, изогнутыми неестественным образом, словно они были сломаны в многих местах.