Скорпионы. Три сонеты Шекспира. Не рисуй черта на стене. Двадцать один день следователя Леонова. Кольт одиннадцатого года
Шрифт:
— А что делать будем?
— Плакать, — разозлился вдруг Смирнов. — Думай! Мне за всех, что ли, думать?!
— Конечно, непосильная для тебя задача, — охотно согласился Казарян.
— Смотри, Рома, язык в момент укорочу.
— Это каким же макаром?
— В отделение Крылова переведу.
Команда Крылова занималась карманниками. Работа хлопотливая, на ногах, почти всегда безрезультатная, и оттого крепко неблагодарная.
— Произвол — главный аргумент начальства, — попытался продолжить сопротивление Роман, но Смирнов спросил по
— Кто у них за Ивана проходил? Жорка Столб?
— Вроде он.
— Почему «вроде»?
— Вон Сережа во мне сомнения разбудил. Сережа, скажи.
Тихий Ларионов был известен неукротимой въедливостью. За это и ценили. Он поставил стакан на сейф, поднялся:
— В деле странный диссонанс…
— Ты не в консерватории, Сережа, — вкрадчиво заметил Казарян. — Попроще нам изложи, по-нашему, по-милицейски.
— В деле странный диссонанс, — упрямо настоял на своем Ларионов и разъяснил: — Замысел — одно, исполнение — другое, а завершение — совсем уж третье. Задумана операция весьма остроумно, я бы даже сказал — изящно. Исполнена же несколько грубовато, — ну, зачем вохровца темнить, доски, по которым контейнеры катили, оставлены, следы от машины не уничтожены. Ну, а уж Колхозник с шкурками на рынке — совсем никуда.
— Выводы? — Смирнов входил в азарт.
— Два последних этапа — безусловно, Жорка Столб. Задумал же всю операцию явно не он. И никто из тех, кто по этому делу проходил. Интеллектуальный уровень преступной группы оставляет желать много лучшего.
— А что, Ромка, в Сережиных теориях что-то есть! Руки не доходят с делом как следует познакомиться. Просил же тебя, Роман, дать мне его!
— Я дал, и ты спрятал в сейф, — бесстрастно напомнил Роман.
— А, черт, совсем забыл! — Смирнов кинулся к сейфу, но в это время раздался телефонный звонок.
— Майор Смирнов у телефона, — раздраженно бросил он в трубку, но через паузу раздраженную интонацию сменил на деловую. — Через три минуты буду. Слушаюсь! Облава, бойцы! — оповестил Смирнов. — По коням!
С утра Казарян решил попытать удачу. К десяти устроился в обжитом местечке за забором на улице 1905 года. Малолетняя шпана просыпается поздно, поэтому он был уверен, что Геннадий Иванюк еще не ушел.
В половине двенадцатого тот наконец высунулся на белый свет. Видимо, очень любили родители своего Гену. В щегольской буклевой кепке-лондонке, в сером пальто с широкими ватными плечами, в ботинках на рифленой каучуковой подошве Геннадий Иванюк выглядел франтом. Прямо-таки студент-стиляга.
Казарян вел его на расстоянии, проклиная про себя свою заметную внешность: и чернявый, и перебитый, расплющенный боксом нос, и четкий шрам на скуле. Все это наверняка запомнил Стручок и доложил приятелю, какой именно мент к нему приходил.
В киоске у пресненских бань Иванюк взял кружку пива и выпил не спеша. Посмотрел на часы и направился к метро. Через одну остановку, на Киевской, вышли. Было без пяти двенадцать. Иванюк подошел к пивному ларьку у трамвайной остановки и взял две кружки пива, большую и маленькую.
— Смотри не перепей! — негромко пожелал Казарян, развлекая сам себя.
Неторопливый паренек был Гена Иванюк. Высосал пиво и тихо так, нога за ногу, побрел к углу Дорогомиловской улицы. У пивного ларька остановился.
— Неужели еще пить будешь? — злобным шепотом осведомился Казарян.
Нет, Гена передумал-таки, направился к Бородинскому мосту. Невесть откуда рядом с ним оказался быстрый гражданин. Ромка Цыган?! Гражданин обнаружил профиль, повернувшись к Иванюку и продолжая что-то темпераментно втолковывать ему. Точно, Ромка Цыган. Казарян перебежал к молодым деревцам — поближе бы, поближе. Длинный поводок чреват неожиданностями. Двое были уже на Бородинском мосту.
Зазвенел трамвай. Казарян обреченно смотрел, как вагон поравнялся с любезной его взору парочкой, и Ромка Цыган прыгнул на подножку, сделал приветственно ручкой и уехал к Плющихе.
— Где шлялся? — нелюбезно осведомился Смирнов.
— Где надо, — огрызнулся Казарян.
— Надо здесь. Следователь требует уточнений по делу Витеньки Ящика и Сени Пограничника.
Казарян сел, вытянув ноги, и признался:
— Я сегодня, Саня, Цыгана упустил.
— Что так? — хладнокровно поинтересовался Смирнов.
— На длинном поводке вел, чтоб не узнали, а он на ходу в трамвайчик, и будь таков. Мальчики нам нужны, и чтоб понезаметнее, похожие на всех, как стертый пятак.
— И чтобы роту. Не меньше.
— Иронизируй, иронизируй! Все равно без наружного наблюдения настоящей работы не будет.
— Надо мечтать! Кто это сказал? — задумался Смирнов. — А, в общем, некогда нам мечтать, Рома. Давай-ка по складскому делу пройдемся. Кое-что занятное имеется…
Зазвонил телефон. Оба с ненавистью посмотрели на него.
Грабанули известного писателя. Муровская бригада прибыла в роскошный дом на углу Скаковой и Ленинградского шоссе, когда там вовсю шуровали районные.
— Помочь? — спросил Александр у старшего группы, который диктовал протокол осмотра. Тот, кинув недовольный взор на печального гражданина, скромно стоявшего у притолоки, сквозь зубы процедил:
— Раз знаменитость, значит, МУР подавай, районные пентюхи обязательно завалят!
— Мы собачку привезли, — радостно сообщил Казарян.
— Пробуйте, — ответил районный. — Только, по-моему, все затоптали.
Казарян спустился к машине, чтобы позвать Семеныча с его Верным, а Смирнов подошел к печальному гражданину.
— Вы хозяин квартиры? — спросил Александр.
Гражданин кивнул и вдруг быстро-быстро заговорил, уцепившись сильными пальцами за борт Смирновского пальто:
— Я не могу понять, почему он сердится. Я никого не вызывал, только позвонил в Союз оргсекретарю, спросил, что делать в таких случаях. Он сказал, что все возьмет на себя.