Скрипка Льва
Шрифт:
Мы поднялись по лестнице в молочный отдел рынка, где все было белоснежным - ведра сметаны, томленный йогурт, кефир и горы творога. Но нам хватило сил удержаться и не начать снова пробовать все подряд образцы этих белых вкусностей. В другой части рынка находились прилавки, заваленные кучами сушеных фруктов и ягод: кураги, яблочных долек, разрезанных пополам груш, клюквы, барбариса, колец ананаса, чернослива и инжира; там же были мешки свежего фундука и грецких орехов, чаны с будто светящимися изнутри кишмишем и изюмом. Узбекский юноша взвесил для меня пакет кишмиша, сказал, что он будет стоить 800 рублей, добавил еще ложку и взял с меня 500 рублей. Это сделало его товары неотразимыми, и я набрала всего понемногу, но когда наконец принесла все домой и попробовала, у всего оказался один вкус – чего-то подкопченного древесным дымом.
Снаружи воздух был свеж и чист, но потом мы подошли к рыбным рядам и тут окунулись в атмосферу специфических запахов. Во второй половине XIX века, когда Ростов был одновременно крупнейшим портом и крупнейшим железнодорожным узлом на юге России, икра и местная рыба отправлялись на север через
Каждый прилавок на рыбном рынке был обрамлен золотистыми букетами вяленой и копченой рыбы, переливающимися в электрическом свете. Вопрос о качестве рыбы у каждого продавца запускал одну и ту же процедуру - узкий надрез, выполняемый тонким лезвием перочинного ножа под плавником. «До революции, - сказала Юлия, когда я сунула в рот предложенный мне кусочек рыбы, - на Дону было столько рыбы, что ее сушили и использовали вместо дров. Но во времена Советского Союза реку испортили промышленными отходами, и она уже никогда не будет прежней». «Мммм, спасибо, Юлия» - только и смогла выговорить я.
Центральный рынок с его коническими холмами сухофруктов, киосками с носками, шляпами, витринами с ножами и грудами сложенных друг на друга кастрюль не мог быть местом продажи скрипки. Но вот мы дошли до толкучки, блошиного рынка на трамвайных путях позади рынка, где позолоченные купола собора отражают небо, смиренные прихожане смешиваются с энергичными охотниками за скидками, и все оказываются равны перед Богом, когда дело доходит до того, что их норовит сбить проходящий трамвай. Очень старая женщина, стоя на рельсах, предлагала незапечатанные тюбики и коробочки с бытовыми ядами, вперемешку разложенными на картонном подносе, товар, который, конечно, может уничтожить ос, тараканов, крыс и муравьев в вашем доме - но, возможно, и вас тоже. Напротив нее женщина сделала в картонной коробке гнездо из нескольких вязаных шапок и заполнила его клубком бездомных котят, которых она постоянно перекладывала и переставляла, пытаясь создать впечатление сладости от их тощих тел и облезлых мордочек. А ещё один мужчина пытался продать пушистого щенка-пекинеса, а пока носил его, как перевязь на широкой груди.
Именно в этом удаленном месте, среди ненужных домашних животных, пучков свежего укропа, редиса и сломанных радиоприемников, Лев мог наткнуться на старика, торгующего хламом с тротуара. Я видела у трамвайных путей кого-то очень подходящего, и все, что он предлагал — это помятый чайник, чашку и пару стоптанных до дыр армейских ботинок. Наверное, первоначально Лев и не искал здесь скрипку, тем более такую потертую и без струн. Но подобно человеку, который заводит себе много собак или рожает так много детей, что появление еще одного уже не имеет значения, он почти автоматически начал бы торговаться из-за неё с продавцом, как бы отвлекая внимание на другие товары. Он бы проверил чайник на предмет утечек, приложил поношенные сапоги к ноге, определяя их размер, и поинтересовался бы блюдцем для треснувшей чашки, и только потом завел бы разговор о скрипке. Он мог бы даже купить чайник по запрошенной цене, поскольку в этом месте полезность была единственным критерием ценности, но он покинул рынок со скрипкой под мышкой. Это случилось в его жизнь так же неожиданно, как неожиданно появляется в доме бездомная кошка, проскользнувшая через заднюю дверь, но он сразу же распознал в той скрипке исключительный инструмент.
Большую часть своего времени Лев вынужден был посвящать игре на скрипке в группе, сопровождавшей армянские свадьбы, но зима, время моего визита - ни в одной стране не лучшее время для свадеб, и Юлии пришлось придумать другие способы познакомить меня с армянской диаспорой Ростова и их музыкой. План созрел, когда мы, преодолевая вечерние пробки, возвращались в отель. А может это случилось, когда один из множества добрых друзей Юлии усадил нас в свою машину и направился туда, куда, по его мнению, должна была привести история скрипки. Тронувшись, он оглянулся через плечо и громко сказал: «Тебе это должно понравиться, Хелена. Мы едем смотреть театр в форме трактора!» Так мы и сделали - любовались зданием с середины колоссальной площади, оказавшись в окружении светящихся огней автомобилей, тележек с кофе, карманников и групп вполне приличных молодых людей. Друг Юлии опасался оставить свою машину надолго без присмотра в столь оживленном месте, но я ничего не могла поделать со своим замедленным восприятием, которое никак не позволяло мне разглядеть признаки трактора в огромном здании, потому что оно не соответствовало профилю ни одного трактора, который я когда-либо видела. Юлия и ее друг в ожидании глядели на меня, я вглядывалась в очертания здания, а движение вокруг нас не утихало. «Теперь ты видишь это, Хелена?» «Не совсем» и снова «не совсем», но потом я поняла, что в качестве модели был взят типичный советский трактор на гусеничном ходу. "Вижу!" – с облегчением воскликнула я, и мы все поспешили обратно к машине. На обратном пути в гостиницу Юлия объяснила, что до 1930 года на месте «трактора» и площади колосились пшеничные поля, и что это открытое пространство было границей между городом Ростовом и армянским поселением, которое называлось Нор-Нахичевань (или «новая» Нахичевань, в отличие от Нахичевани в Азербайджане). На следующий день мы вновь проехали по площади перед театром-трактором, пересекая старую границу на пути в Музей русско-армянской дружбы.
Нор-Нахичевань была включена в состав Ростова в 1928 году, но даже сейчас всё ещё смотрелась как очень отличающееся от него место. На главных улицах и площадях стояли величественные церкви, дома, театры и школы, построенные в девятнадцатом веке. Тополи усыпали тротуары бледно-желтыми листьями, а горшки с геранью в окнах и на крылечках домов расцвечивали бледный зимний свет. Музей располагался в красивом здании, построенном в девятнадцатом веке. Внутри нас ждала экскурсовод. Она говорила по-английски, но предпочитала объяснять все на русском, так что бедной Юлии пришлось переводить все, что она поведала нам об истории своих предков. Слушая её рассказ, я рассматривала портреты известных писателей, политиков, просветителей и ученых, которые жили в Нор-Нахичевани на протяжении её недолгой истории, на стеклянные витрины, демонстрирующие традиционные армянские ремесленные инструменты, прялки и посуду, музыкальные инструменты, национальные костюмы и книги. У каждого предмета в музее была своя история, как и у скрипки Льва, все эти истории реальны, увлекательны и нуждаются в том, чтобы их услышали. Взгляните на тар. Это струнный инструмент, но его стройное тело и элегантная длинная шея больше напоминали мне цаплю, чем скрипку. И если бы ему больше повезло, то его история оказалась бы иной, потому что, в то время как мастера по всей Европе в течение шестнадцатого, семнадцатого и восемнадцатого веков совершенствовали конструкцию и дизайн скрипок, тары продолжали грубо вырезать из необработанной древесины. И пока скрипки покоряли искушенную публику при дворах, в соборах и оперных театрах, армянские крестьяне и ремесленники использовали тар, чтобы играть на полях и в деревнях свою идущую из глубины души музыку.
Среди различных национальных общин многонационального Ростова особенно сильна была связь между армянами и евреями. Они жили бок о бок не менее двухсот лет, и поэтому еврейские и армянские музыканты неизбежно играли вместе, обмениваясь мелодиями и наполняя ими свой репертуар. Было естественным приглашать высокопрофессиональные армянские коллективы играть на еврейских свадьбах, где гостей, однако, никогда не устроила бы музыка, если бы в ней не звучала скрипка. Приглашения случались столь часто, что еврейские скрипачи, такие как Лев, вскоре стали обязательными участниками любой армянской группы. Эта местная особенность никогда не была четко отражена ни в одной официальной истории национальной музыки, но тем не менее она настолько естественно прижилась в армянской общине в Ростове, что сейчас даже трудно представить иные составы.
Ансамбль, с которым играл Лев, давно не существует, но в один из дней Юлия сказала, что смогла связаться с армянской парой, на свадьбе которой Лев играл примерно в 1981 году. Жених явно использовал прошедшие годы с пользой. «Теперь он богатый человек, почти олигарх, - сказала Юлия, - и поэтому ты не сможешь с ним встретиться». Однако Юлия, у которой можно поучиться нестандартному мышлению, попросила его посмотреть копию видео, снятого на свадьбе, и таким образом дать мне возможность увидеть скрипку Льва, играющую в ансамбле. Перспектива такого просмотра оставалась неопределенной всю неделю. Как олигарх отнесется к просьбе неизвестных ему людей было неясно, и поскольку он не был человеком, который сам и быстро отвечает на обращения, все, что нам оставалось, это ждать. Однако в один из дней, вернувшись в отель, мы обнаружили конверт, который ждал Юлию на стойке регистрации. Внутри было свадебное видео, скопированное на два диска. «Думаю, нам следует в ответ послать ему одну из бутылок виски, которые ты привезла с собой», - сказала Юлия. Хотя виски и было односолодовым, я прекрасно понимала, что даже такое, оно не будет соответствовать стандартам олигархов. Тем не менее, памятуя, что дорог не подарок, а внимание, мы отправили ему бутылку с водителем такси.
Если я опишу вам процесс бракосочетания, который включает просьбу руки армянской невесты, помолвку и обручение, церемонию венчания и последующие свадебные торжества - все эти торжественно и неспешно протекающие церемонии, которые могут длиться несколько дней, и напомню, что почти каждый момент каждого этапа должен сопровождаться музыкой и танцами, вы поймете, почему Лев сказал, что когда его пригласили присоединиться к группе, он сомневался в своей способности выдержать этот марафон. Оператор начал снимать утром, когда ансамбль сопровождал жениха и нескольких женщин из его семьи, которые с танцами начали свой путь по солнечным улочкам Нор-Нахичевани к дому невесты. Я видела, что за ними шел и Лев. Конечно, он выглядел моложе, чем сегодня, но любопытно, что скрипка, блестящая на осеннем солнышке, казалось тоже помолодела. Нам показали, как семья невесты вывалила за ворота, чтобы поприветствовать жениха, а затем мы, как незваные гости, проскользнули в дом вслед за музыкантами и наблюдали, как старший брат жениха просит руки у семьи невесты. По мере того, как шел этот тщательно отрежессированный день, мы каждый раз оказывались в нужном месте в нужное время. Мы затерялись в толпе женщин у двери спальни, чтобы мельком увидеть невесту в белоснежной пене складок и оборок, а затем влились в шумную кавалькаду свадебных машин, медленно движущихся по узким улочкам Нор-Нахичевани. Церемония бракосочетания была долгой, но мы терпеливо ждали, чтобы увидеть жениха и невесту, венчаных и коронованных как правителей нового дома, и мы оказались на месте празднования точно в срок к их триумфальному возвращению из церкви.