Скрижали
Шрифт:
* * * * *
Так всякий из вас, кто не отрешится от всего, что имеет, не может быть Моим учеником. Соль — добрая вещь, но если соль потеряет силу, чем исправить её?
* * * * *
Истинно говорю вам: кто не примет Царствие Божие, как дитя, тот не войдёт в него.
* * * * *
Истинно, истинно говорю вам: верующий в Меня, дела, которые творю Я, и он сотворит, и больше сих сотворит… Если чего попросите у Отца во имя Мое, то сделаю, да прославится Отец в Сыне. Если
* * * * *
Симон же, увидев, что через возложение рук апостольских подаётся Дух Святой, принёс им деньги, говоря: дайте мне власть сию, чтобы тот, на кого я возложу руки, получал Духа Святого. Но Петр сказал ему: серебро твоё да будет в погибель с тобою; потому что ты помыслил дар Божий получить за деньги.
* * * * *
Хромой от рождения слушал говорившего Павла, который, взглянув на него и увидев, что он имеет веру для получения исцеления, сказал громким голосом: тебе говорю во имя Господа Иисуса Христа: стань на ноги твои прямо. И он тотчас вскочил и стал ходить.
* * * * *
Не мечтайте о себе.
* * * * *
Бог избрал немудрых мира, чтобы посрамить мудрых.
* * * * *
Одному даётся Духом слово мудрости; другому слово знания, тем же Духом; иному вера тем же Духом; иному дары исцелений тем же Духом; иному чудотворения…
* * * * *
Если я имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, то я никто.
* * * * *
Мы отовсюду притесняемы, но не стеснены; мы в отчаянных обстоятельствах, но не отчаиваемся.
* * * * *
Мы неизвестны, но нас узнают; нас почитают умершими, но вот, мы живы; нас наказывают, но мы не умираем.
* * * * *
Страшно впасть в руки Бога живаго.
* * * * *
Время близко.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
С тех пор как в сторожке егеря Исмаила Артур внезапно увидел одну и ту же страницу, переворачиваемую многими людьми, он знал: эта книга будет им написана. Где-то в грядущем она уже существует. Провидению понадобилось приоткрыть завесу… Зачем? Приоткрыть, не подсказав, каким образом убедить людей в том, в чём они не хотят убеждаться две тысячи лет, показать, в сущности, очевидное.
Провидение в лице того же егеря Исмаила вручило ему и набор старинных китайских шкатулок, вложенных, как матрёшки, одна в другую. Когда в конце концов на Артура посмотрели собственные глаза, пронзила догадка: преграда на пути к спасению Аи — он сам, собственная нечистота, духовная немощь, грехи.
Та первая ночь в «Оазисе» в доме родителей Бобо особенно запомнилась ему. Совесть человека знает о совершенном грехе. Человек может забыть. Но совесть знает. Стоит только ей пробудиться…
Такого пробуждения он, пожалуй, никогда не переживал. Опять ломало позвоночник между лопатками.
В доме все спали. Было тихо. Только где-то за окном шумел поток воды, непонятный здесь, в пустыне.
Артур стоял на коленях, уткнувшись головой в край кровати. Молился.
— Господь Иисус Христос, прости мне гибель духовного моего отца Александра…
Кому-нибудь это могло бы показаться абсурдом, нелепостью. В то утро, когда убийца нанёс удар топором по голове священника, Артур был далеко, за полторы тысячи километров от места происшествия. Но в этом и состоял грех. Он, Артур, должен был оказаться рядом, остановить убийцу или принять удар на себя. Должен был, как человек, знающий, что Христос исполнил Свое обещание — остался среди людей «до скончания века», не только знающий, но и дважды видевший Христа, идти и возвещать это вместе с отцом Александром… А он, Артур, этого не делал.
— Господь Иисус Христос, прости мне обиду, которую нанёс Анне. Анечка, Анечка моя дорогая, прости меня…
За восемь месяцев до её смерти летний рассвет вставал над Москвой. Артуру страстно захотелось, чтоб к моменту пробуждения Анны перед ней на тумбочке стояли цветы. Розы. Обрызганные водой.
Взял свои последние деньги, поспешил на рынок. По дороге к цветочному ряду увидел очередь. С грузовика продавали клубнику в лубяных лукошках. Переменил решение. Выстоял долгую очередь. С лукошком клубники мчался обратно. А на улице возле дома гул, дым. Самосвал с горячим асфальтом, громадные жёлто–оранжевые асфальтоукладчики, катки с надписью «Pavimental. Roma. Italia». Рабочие — загорелые парни в жёлтых комбинезонах с той же надписью. Итальянцы. Красавцы.
В квартире стекла дрожали от грохота. Сизый дым солярки застилал за окном кроны тополей.
Анна уже проснулась. Вошла в кухню после душа — молодая, статная, в красном спортивно–тренировочном костюме. Увидела клубнику. Подошла к окну, пристально посмотрела вниз, захлопнула фрамугу, сказала:
— Смрад. Дышать нечем.
И стала мыть клубнику в дуршлаге. Порцию за порцией. Перекладывать в большую миску. Сказала:
— Как они там работают? Надо угостить. Сейчас отнесу, и будем завтракать.
Остановил её, заорал, полный ревности к этим красавцам:
— Да я на последние деньги, для тебя же!..
Посмотрела ничего не понимающими глазами. Ни слова в ответ. В конце концов сам взял миску. Отнес. Итальянцы были тронуты. Хватило на всех.
— Господи! Мне и в голову не пришло, а ей пришло. Смотрела непонимающими глазами. Оскорбил, не извинился даже. Умерла… Чего же я сто' ю со всеми своими идеалами? Господи, в душе всех осуждаю, всех сужу. Учеников разогнал, разочаровался, а ведь в том, что они такие, виноват только я. Не сумел поднять их к Тебе. Не смог. Не выложился до конца. Борю Юрзаева презираю, Борю — несчастного, с его раком щитовидки, его дамокловым мечом. Господи, кроме Тебя никого у меня нет. Никого. Знаю, без Тебя ничего не могу. Помоги мне, прости меня. Ты держишь Землю и звезды, и они не падают. Ты можешь все. Вразуми меня, Господи…