Скрижали
Шрифт:
Тупая боль в затылке нарастала, пульсировала. В глазах рябило. Он с трудом разглядел стрелки на циферблате. Шел второй час ночи.
Артур погасил свет. Лег. Лежать оказалось ещё хуже. Начала кружиться голова. Он снова встал. Попытался помочь сам себе, снизить давление крови. И это ему удалось. Тотчас. Но едва перевёл дыхание — боль ударила с новой силой. Так случалось всегда. Он мог помогать
— Господи Иисусе Христе, помоги мне, — шептал он. — То спина, то голова… Что со мной происходит?
На рассвете в дверь кто-то постучал. Тихо. Осторожно. Откидывая крючок, Артур был уверен, что это Ая.
Действительно, перед ним в белом платьице с букетом красных маков стояла девочка. Вид у неё был встревоженный. Артуру показалось, что поперёк колена её левой ноги что-то чернеет. Он пригнулся, увидел глубокую ранку с ещё не засохшей кровью.
— За цветами куда-то лазила? Упала? Больно? — Он погрозил пальцем. — Я тебе что говорил? Не спеши. Успеешь. Иди в комнату. Остановлю кровь.
— Не надо, Артур, — голос Аи прервался. — Дядя Бобо — дурак. Я слышала, как он маме кричал — неверный диагноз. Кричал — ты ничего не вылечил. Слышала ночью. Не спала. И ты не спал, да?
— Да, — признался Артур.
— Иди сюда, — она потащила его на веранду.
— А букет кому?
— Тебе. Конечно, тебе, — она протянула цветы.
Артур положил их на край стола, пошёл вслед за девочкой. Ая взяла его за руку.
— А ну, сожми мою ладонь. Можешь? А сильней?
— Могу. Не буду. Не хочу делать тебе больно. Ты больной. Что болит? Голова?
Он кивнул. Понуро подумал: «Я на нуле. Даже ребёнку видно. Бобо с Оксаной ругались. Из-за меня. Что с ней будет? Еще одно потрясение — все начнётся опять …»
Ая вела мимо овощных грядок, вдоль старого забора. Пригревало утреннее солнце. Где-то совсем рядом ворковала горлица.
— Лезь сюда. Сможешь пролезть? — Девочка отодвинула трухлявую доску, юркнула в щель. Артур протиснулся вслед. И оказался там, где до сих пор ещё не был. В заброшенном ореховом саду.
— Что ты встал? — обернулась Ая. — Идем!
Она снова взяла его за руку. Повела по траве среди корявых мощных деревьев, брызнувших первой листвой. От ряби стволов, блеска воды в широком арыке, пересекавшем сад, у Артура ещё сильней закружилась голова, загудел затылок.
Она подвела его к стволу, лежащему у берега арыка, усадила. И сама села рядом на сухой пригорок.
— Обиделся, — сказала Ая. — Бобо обидел тебя.
— Ну, что ты, девочка, — произнёс Артур и в тот же момент понял: обиделся. Конечно же, обиделся на людскую неблагодарность. От этого внезапного удара — головная боль, давление, всё! Опустился до обиды, оскорблённого самолюбия. А думал, что давно уже изжил его, это проклятое самолюбие, любовь к себе. Он был потрясён проницательностью Аи.
Она стала взрослой. Умницей. Теперь за её здоровье, её будущее можно было не беспокоиться.
— Нагни голову! — приказала вдруг Ая.
Он пригнулся навстречу к ней. Аина рука надела на шею цепочку с кипарисовым крестом.
— А ты? — спросил Артур. Ему стало неприятно, что она, выздоровев, поспешила избавиться от креста.
— Смотри! — Она потянула вниз вырез своего платьица, и он увидел поверх гипсового ошейника чёрный шнурок, на котором висел крест, сделанный из двух палочек. — Сама! Отколола ножиком от бабушкиного дерева. Она всегда здесь отдыхала. Поранилась щепкой. А ты думал, упала, да?
— Давай меняться крестиками? — предложил Артур.
Но девочка словно не слышала его слов. Она смотрела на Артура, не решаясь что-то сказать. Наконец спросила:
— Знаешь что?
— Что?
— Можно, теперь я тебя буду лечить? — и, подражая Артуру, протянула руки к его голове, начала делать круговые движения.
Аины губы что-то шептали, шептали. Он не мог разобрать что. Ему казалось, она разговаривает, умоляет того, кто «золотист».
И боль постепенно ушла.
— Прошло, — сказал Артур. — Совсем.
Девочка пристально смотрела на него, сложив вместе приподнятые ладони. Как крылья бабочки.
1992–1993
Москва — остров Скиатос, Греция