Скромный герой
Шрифт:
В тот зимний вторник, который впоследствии дон Ригоберто и донья Лукреция сочтут худшим днем в своей жизни, небо, как ни странно, было ясное и рассвет — солнечный. После двух недель упрямого тумана, сырости и нескончаемого дождика, который почти не мочил, зато пронизывал до самых костей, такое пробуждение можно было счесть добрым предзнаменованием.
Следственный судья назначил встречу на десять утра. Доктор Клаудио Арнильяс, как всегда кривоногий, в своих неизменных цветных подтяжках, заехал за Ригоберто в девять, как и было условлено. Адвокат полагал, что новый визит в суд будет, как и прежде, пустой тратой времени: глупые расспросы о его функциях и полномочиях в качестве управляющего страховой компанией, на которые Ригоберто
Дон Ригоберто почти и позабыл тот случай, произошедший три года назад. Один из клиентов компании, обосновавшийся в Лиме мексиканец, владелец земельного участка и фабрики молочных продуктов в долине Чильон, стал жертвой пожара, уничтожившего его собственность. После полицейской экспертизы и судебного постановления ему, в соответствии со страховкой, возместили убытки. А когда по заявлению его компаньона мексиканца обвинили в умышленном поджоге с целью получения компенсации, он скрылся из страны в неизвестном направлении, и страховая компания не смогла вернуть себе выплаченные деньги. Теперь близнецы утверждали, что располагают доказательствами недобросовестного и подозрительного поведения управляющего в этом деле. Доказательства состояли из свидетельства бывшего сотрудника компании, уволенного за некомпетентность: по его словам, Ригоберто действовал заодно с мошенником. Это была несусветная чушь, и доктор Арнильяс, уже подавший встречный иск против близнецов и их лжесвидетеля за клевету, заверял, что это обвинение рассыплется, как замок из песка; Мики и Эскобита будут вынуждены выплатить дону Ригоберто компенсацию за оскорбление достоинства, лжесвидетельство и попытку ввести суд в заблуждение.
Это дело отняло у них все утро. В тесном душном помещении было не продохнуть от жары, летали мухи, стены были испещрены надписями и рисуночками. Сидя на рахитичном колченогом стуле, слишком узком для его зада, да вдобавок еще и шатком, Ригоберто кое-как балансировал, чтобы не упасть на пол; при этом приходилось отвечать на вопросы судьи — такие нелепые и сумасбродные, что, казалось, единственное их назначение — это отнимать у него время, терпение и хорошее утреннее настроение. Неужели сыновья Исмаэля подмазали и судью? Эти негодники каждый день устраивали ему все новые пакости, лишь бы заставить его признать, что отец их женился на своей служанке, будучи в неадекватном состоянии. Сначала не отпустили на пенсию, а теперь вот такое. Близнецы должны понимать, что это обвинение может обернуться против них самих. Зачем же они его выдвинули? Из одной слепой ненависти, из дикого желания отомстить пособнику отцовской женитьбы? Быть может, это фрейдистский перенос? Они сейчас вне себя от ярости и ополчились на него, потому что ничем не могут навредить Исмаэлю с Армидой, которые продолжают веселиться где-то в Европе. У близнецов ничего не выйдет. Они не заставят его отступиться. Посмотрим, кто будет смеяться последним на этой маленькой войне.
Судья был низкорослый и тщедушный человечек в поношенном костюме, он говорил не глядя в глаза собеседнику, таким тихим и неуверенным голоском, что раздражение Ригоберто нарастало с каждой минутой. Ведется ли запись их беседы? Кажется, не ведется. Между стенкой и судьей притулился секретарь, с головой зарывшийся в бумажки, но магнитофона нигде не наблюдалось. В распоряжении судьи имелся только блокнотик, в котором он время от времени что-то чиркал так стремительно, что эти записи никак не могли быть даже сжатым изложением показаний Ригоберто. Выходило, что весь этот допрос — не
Ригоберто вернулся домой усталый, раздраженный, без всякого аппетита. Ему достаточно было взглянуть на перекошенное лицо доньи Лукреции, чтобы понять, что его ожидает очередная плохая новость.
— Что случилось? — спросил он, снимая пиджак, вешая его в гардероб. Жена ничего не отвечала, Ригоберто снова на нее посмотрел. — В чем плохая новость, любовь моя?
Лукреция ответила через силу, дрожащим голосом:
— Эдильберто Торрес, представь себе. — Чуть слышно вздохнув, она прибавила: — Он появился в маршрутке. Опять, Ригоберто. Боже мой, опять!
— Где? Когда?
— В маршрутке Лима — Чоррильос. — Фончито отвечал ей очень спокойно, глазами умоляя не придавать значения этому происшествию. — Я сел на бульваре Республики, рядом с площадью Грау. А на следующей остановке, в Санхоне, вошел он.
— Он? Именно он? Это был он? — затараторила Лукреция, изучающе глядя на пасынка. — Ты уверен, что так все и было?
— Приветствую, мой юный друг, — поздоровался Эдильберто Торрес, как всегда слегка поклонившись. — Вот так неожиданность, смотри, где нам довелось встретиться! Рад тебя видеть, Фончито.
— Серый пиджачный костюм с галстуком, жилет цвета граната, — рассказывал мальчик. — Идеально причесан и выбрит, сама элегантность. Ну конечно это был он, Лукреция. И к счастью, на этот раз он не плакал.
— С нашей последней встречи ты, кажется, немного подрос, — заметил Эдильберто Торрес, оглядев мальчика с ног до головы. — И не только физически. Взгляд у тебя стал более спокойный, более уверенный. Почти что взрослый взгляд, Фончито.
— Мой папа запретил с вами разговаривать, сеньор. Простите, но я должен его слушаться.
— А он объяснил почему? — совершенно не сердясь, спросил сеньор Торрес. Он смотрел на Фончито с любопытством, едва заметно улыбаясь.
— Папа и мачеха считают вас дьяволом, сеньор.
Эдильберто Торреса такой ответ не сильно удивил, зато удивился водитель маршрутки. Он слегка притормозил и внимательно посмотрел на двух пассажиров на заднем сиденье. Но, увидев их лица, водитель успокоился. Сеньор Торрес улыбнулся шире, но смеяться не стал. Только кивнул, как бы переводя дело в шутку.
— По нынешним временам все возможно, — произнес он с отменным дикторским выговором и пожал плечами. — Даже дьявол может бродить по улицам Лимы и разъезжать в маршрутках. Кстати, насчет дьявола: я слышал, Фончито, у тебя был интересный разговор с падре О’Донованом. Да, с тем самым, у которого приход Бахо-эль-Пуэнте, с кем же еще. Так, значит, вы поладили?
— Он тебя разыгрывал, неужели ты не поняла, Лукреция? — заверил дон Ригоберто. — Я так понимаю, старая шутка снова пришла ему в голову в маршрутном такси. Совершенно невозможно, чтобы этот Торрес упоминал про Пепина. Он просто над тобой подшутил. Он смеется над нами с самого начала этой истории, вот в чем правда.
— Ты бы так не говорил, если бы видел его лицо, Ригоберто. Думаю, я знаю мальчика достаточно хорошо, чтобы понимать, когда он лжет, а когда говорит правду.
— Вы знаете падре О’Донована, сеньор?
— Иногда по воскресеньям захожу послушать его мессу, несмотря на то что его приход достаточно далеко от моего дома, — ответил Эдильберто Торрес. — Я отправляюсь на эту прогулку, потому что мне нравятся его проповеди. Проповеди умного, просвещенного человека, который говорит для всех, а не только для верующих. Во время вашей беседы тебе так не показалось?