Скромный герой
Шрифт:
— От вашей загадочности у меня просто мороз по коже, капитан. — Фелисито волновался все больше. — Могу я узнать, что за такие важные новости?
— Крепкий черный кофе для меня, — скомандовал капитан Сильва официанту, — кофе с молоком для сержанта. А вы что будете пить, дон Фелисито?
— Какой-нибудь лимонад, кока-колу или инка-колу, все равно, — нетерпеливо ответил коммерсант, барабаня пальцами по столу. — Давайте ближе к делу. Я мужчина, умеющий выслушивать плохие новости, за последнее время я уже к ним привык. Выкладывайте без проволочек.
— Дело распутано, — произнес капитан, глядя ему в глаза. Но смотрел он без всякой радости — скорее с печалью и даже с состраданием. К удивлению Фелисито, вместо того, чтобы продолжать, полицейский
— Распутано? — воскликнул Фелисито. — Вы хотите сказать, что взяли их?
Он увидел, что капитан и сержант кивают в знак согласия, все так же мрачно и до смешного серьезно. Почему они смотрят на него так странно, точно жалеют? На проспекте Санчеса Серро толчея была неимоверная: встречные потоки пешеходов, рев клаксонов, ругань, лай, ослиные крики. Где-то играл вальс, однако певица не обладала сладкозвучным голосом Сесилии Баррасы — куда уж ей — и хрипела, как проспиртованный старикан.
— Ты помнишь, как я приходил к тебе в последний раз, Аделаида? — Фелисито говорил тихо, подыскивая слова, опасаясь, как бы голос вновь не пропал. Чтобы облегчить себе дыхание, он расстегнул жилет и ослабил узел галстука. — Когда я прочитал тебе первое письмо от паучка?
— Да, Фелисито, прекрасно помню. — Святоша буравила его своими огромными озабоченными глазищами.
— А помнишь, что, когда я уже прощался, на тебя внезапно снизошло озарение и ты мне посоветовала пойти им навстречу, заплатить дань, о которой они просили. Ты и это помнишь, Аделаида?
— Конечно, Фелисито, ну как же мне не помнить? Да скажешь ты, наконец, что у тебя стряслось? Почему ты весь бледный и теряешь сознание?
— Ты была права, Аделаида. Права, как и всегда. Лучше бы я тебя послушался. Потому что, потому что…
Он не мог продолжать. Голос его пресекся, и Фелисито заплакал. Он уже очень давно не плакал — с того дня, когда его отец умер в темной клетушке реанимации в Рабочем госпитале Пьюры? Или, быть может, с той ночи, когда впервые делил ложе с Мабель? Но этот раз не считается, ведь тогда он плакал от счастья. А вот в последнее время он сделался очень слезливым.
— Дело раскрыто, и сейчас мы вам все расскажем, дон Фелисито. — Капитан наконец набрался смелости повторить собственные слова. — Вот только боюсь, что наше объяснение вам не понравится.
Фелисито выпрямился на стуле в ожидании, все чувства его были напряжены. Ему почудилось, что в маленьком кафе не осталось посетителей, что на улице стихли все звуки. У него возникло нехорошее предчувствие: эти новости окажутся страшнее, чем все несчастья, которые уже обрушились на его голову. Его коротенькие ножки задрожали под столом.
— Аделаида, Аделаида, — простонал коммерсант, вытирая глаза. — Я должен был дать этому выход, так или иначе. Я не мог сдержаться. Клянусь, что распускать нюни — не в моих привычках. Прости меня.
— Не беспокойся, Фелисито, — улыбнулась Святоша и ласково похлопала его по руке. — Иногда всем нам полезно пролить несколько слезинок. Я и сама порой бываю плаксой.
— Ну говорите же, капитан, я готов, — объявил коммерсант. — Четко и ясно, пожалуйста.
— Давайте по частям. — Капитан Сильва прокашлялся, он явно тянул время. Потом поднес ко рту чашку кофе, сделал глоток и продолжил: — Вам лучше всего пройти эту историю с самого начала, так же как продвигались и мы. Как зовут постового, который охранял сеньору Мабель, Литума?
Канделарио Веландо, двадцать три года, уроженец Тумбеса. В полиции служит два года, и вот его впервые переодели в штатское и поручили самостоятельное задание. Его поставили перед домиком сеньоры, в том тупичке возле реки и школы отцов-салезианцев Дона Боско и приказали следить, чтобы с хозяйкой дома ничего не случилось. Он должен был прийти на помощь в случае необходимости, отмечать ее посетителей, незаметно следовать за ней по пятам, фиксировать ее встречи, ее визиты, что она делает, а чего — не делает. Постовому выдали табельное оружие с двадцатью патронами, фотографическую камеру, блокнотик, карандаш и мобильник — только
— Мабель? — Святоша еще шире распахнула свои полубезумные глаза. — Твоя подружка? Сама?
Фелисито кивнул. Стакан уже опустел, но он как будто этого не замечал, время от времени подносил ко рту, его губы и горло двигались так, как будто он сделал очередной глоток.
— Она сама, Аделаида. — Коммерсант помотал головой. — Сама Мабель. До сих пор не могу поверить.
Это был хороший полицейский, исполнительный и четкий. Работа ему нравилась, и он до сих пор отказывался брать взятки. Однако в ту ночь он сильно устал, он уже четырнадцать часов ходил за сеньорой по городу и стоял перед домом, так что стоило полицейскому присесть в темном уголке и привалиться спиной к стене, как он и отрубился. Сколько длился сон — неизвестно, наверное, долго, потому что, когда Канделарио Веландо в страхе встрепенулся, на улице уже было тихо, исчезли мальчишки со своими волчками, в домиках погасили огни и затворили двери. Даже собаки перестали носиться по мостовой и лаять. Полицейский в ошеломлении поднялся и, прячась в тени, подошел к дому сеньоры. И услышал голоса. Он прижался ухом к окну. Внутри, казалось, спорили. Постовой не мог разобрать ни слова, однако определенно там были женщина и мужчина, и они ссорились. Канделарио метнулся к другому окну, оттуда ему стало лучше слышно. В ход шла отборная ругань, но ударов не было — пока не было. Только долгие паузы, а потом снова голоса, на этот раз не такие резкие. А она уступает, догадался полицейский. К ней пришел ночной гость, причем с явным намерением переспать. Канделарио Веландо сразу понял, что это не сеньор Фелисито Янаке. Так, значит, у сеньоры есть еще один любовник? В доме наконец наступила полная тишина.
Канделарио вернулся на угол, где он спал. Снова присел, закурил и принялся ждать, опершись спиной о стену. На этот раз он не отвлекался и не клевал носом. Он был уверен, что ночной гость может появиться в любой момент. И действительно, спустя довольно долгое время мужчина возник на пороге. Его выдавали его же меры предосторожности: он чуть приоткрыл дверь, высунул голову, посмотрел направо и налево. Уверившись, что никто его не видит, неизвестный пошел прочь. Канделарио видел его в полный рост и с полной уверенностью мог утверждать, что, судя по силуэту и движениям, это никак не может быть низкорослый старичок из «Транспортес Нариуала». Это был молодой человек. Лица полицейский не разглядел — было слишком темно. Увидев, что неизвестный направился к Подвесному мосту, постовой последовал за ним. Он двигался осторожно, стараясь не попадаться на глаза, но и не теряя преследуемого из виду. На Подвесном мосту ему пришлось чуть приблизиться, поскольку неизвестный мог затеряться среди ночных гуляк. На Пласа-де-Армас тот вошел в бар при отеле «Порталес». Полицейский немного выждал и тоже вошел. Мужчина торчал у стойки — молодой, белый, уверенный в себе, с коком под Элвиса Пресли, — перед ним стояла тарелка с жарким, в руках он вертел рюмку тростниковой водки. И тогда Канделарио Веландо его узнал. Он видел этого молодого человека в комиссариате на проспекте Санчеса Серро, когда тот приходил для дачи показаний.
— Это точно был он, Канделарио? — с сомнением спросил Литума.
— Это был Мигель, точнее не бывает, — резко бросил капитан Сильва, снова поднося чашечку ко рту. Он казался удрученным оттого, что приходится произносить такие слова. — Да, сеньор Янаке. Мне очень жаль. Но это был Мигель.
— Мой сын Мигель? — быстро повторил коммерсант, часто моргая, потрясая коротенькой ручкой; он за секунду побледнел. — В полночь? Из дома Мабель?
— Ссора была нешуточная, мой сержант, — пояснял Литуме постовой Канделарио Веландо. — Они страшно бранились, только и слышно было, что «шлюха», «сукин сын» и похлеще того. А потом надолго наступила тишина. И я подумал: вот они помирились и пошли в койку. Чем все могло кончиться, если не трахом? Но этого я не слышал и не видел. Это лишь предположение.