Скульптор
Шрифт:
– А если они не произойдут? Это же трибунал. – Человек, сидящий напротив, спокойно говорил о таких вещах, о которых он, опытный пилот, имевший несколько боевых вылетов, предпочитал не думать. И Костя впервые в жизни задумался о том, при каких обстоятельствах Власов потерял мочку уха.
– Если не произойдут, то я сам их удалю. И, на всякий, случай, научу вас это делать.
– Хорошо. Я доверяю вашему опыту. Пройдём астероиды и перед прыжком создадим.
***
– Через два дня будем в поясе. Потом день на эксперименты, и прыжок. Серёга, ты не боишься?
– Прости, Рол, что ты сказал? – Сергей,
– Тебе не страшно прыгать? Мы ведь первые.
– Спорное утверждение. Перед нами были тараканы, мыши, парочка лори и с десяток орангутангов. И большая часть из них вернулись целыми и невредимыми. – Сергей выключил проекцию, подошёл к старательно копающемуся на книжных полках Роланду. Единственный член команды, не перешагнувший ещё рубеж тридцатилетия, выглядел ошеломлённым и растерянным. Под мышкой он держал сияющий новизной томик «Королевы Солнца».
– Интересный выбор. Ты уже читал эту книгу? – Сам Сергей предпочитал новеллы Средневековья, на крайний случай – хорошо написанные исторические романы, и совершенно не понимал фантастику. Но с Роландом следовало поговорить о чём-нибудь таком, о чём интересно разговаривать ему самому.
– Нет. Только собираюсь. Серёга, я не справлюсь. Я вас всех подведу в самый ответственный момент! – Роланд с силой вернул книгу на полку, не заботясь о наличии свободного места на ней.
– И как ты собираешься это сделать?
– Не понял.
– Ну вот как именно ты собираешься нас подвести? – Сергей аккуратно снял книгу с полки, расправил смятые страницы и внезапно, повинуясь какому-то бессознательному решению, зажал её подмышкой. Тридцать пять лет – отличный возраст, чтобы попробовать что-то новенькое. Особенно, находясь на пороге самого увлекательного приключения в истории человечества. – Вот настало двадцать пятое июня, мы собрались в рубке, Константин отдал Аэлите команду готовиться к прыжку, включил магнит… И как именно ты планируешь помешать этому?
Глядя на озадаченного Роланда, Сергей еле сдерживал смех. Казалось бы, всего десять лет разницы, а такое ощущение, что в эти десять лет целая жизнь помещается. Неужели каждому молодому свойственно такое завышенное мнение о важности собственной персоны?
– Я не планирую мешать. Я просто боюсь, что что-то пойдёт не так, и всё из-за меня. – Кажется, до Роланда что-то стало доходить. По крайней мере, каждое сказанное им слово звучало всё тише. А «из-за меня» он вообще прошептал.
– Что-то может пойти не так только из-за двух разумных на корабле: из-за Константина или из-за Аэлиты. Но я надеюсь, что ты не планируешь кусать нашего бравого командира за палец, которым он нажмёт на заветную кнопку? – Роланд покачал головой, еле сдерживая смех, и Сергей продолжил. – Ну а как можно помешать Аэлите – я вообще не представляю. Так что не накручивай себя заранее, Рыцарь. Лучше вот возьми, почитай.
С этими словами Сергей впихнул в руку обалдевшему Роланду «Роман о Лисе» и собрался уже покинуть читальную комнату. Но, увидев, что Роланд успокоился лишь наполовину, остановился.
– Послушай, Рыцарь, ты ведь читал научную фантастику, написанную до крушения «Объекта 1»? И отчёты о начале космической программы СССР? – Дождавшись утвердительных кивков, Сергей улыбнулся и обвёл рукой уютное помещение библиотеки, заставленное стеллажами с бумажными книгами, тремя стационарными «умниками» и несколькими столами со встроенными панелями нейроинтерфейса. – Ты видишь вокруг хоть что-то, что предки считали непременными спутниками космических полётов? Скученность? Нехватку пространства? Синтетические безвкусные продукты или хотя бы борщ в тюбике? Мы отправляемся в первое в истории межзвёздное путешествие, а у нас есть библиотека, и на её на стенах висят картины! Подумай об этом, дружище. Мы уже переплюнули самые смелые мечты нашего вида!
Теперь Роланд действительно выглядел успокоенным. Улыбнувшись, Сергей отправился в собственную каюту – читать о злоключениях их воображаемых предшественников.
***
Всю свою сознательную жизнь Кристина любила две вещи: людей и одиночество. Иногда ей самой было интересно, каким образом в человеческой психике в принципе может возникнуть такой выверт. Иногда это не имело никакого значения. Всё зависело от того, работает ли она над новой оперой или тяжело приходит в себя после очередного творческого запоя.
Именно по этому она в равной степени хотела лететь и боялась – понимала, что никогда не могла предсказать, в каком состоянии проснётся в очередной раз: ласковой домашней кошечкой, готовой с интересом «обнюхивать» каждого человека, встретившегося ей на пути; или скрытной жительницей саванн, только что не шипящей на непрошенных гостей.
Она была единственным человеком на корабле, имеющим ощутимые отклонения от нормотипичной психики. Точнее, её вообще не должно было быть здесь. И Кристина прекрасно это понимала. Так же, как понимали это и люди, утверждавшие её присутствие на «Вестнике». Кристина точно знала, что заставило их принять такое решение.
Давным-давно некие умные люди поняли, что воевать можно и нужно не только оружием. Что слово воздействует сильнее и порой непоправимее, чем любые другие формы искусства. Сначала это было неизящной, но действенной пропагандой. Потом превратилось в намеренный экспорт идей в разных формах. Наконец до обитателей высоких кабинетов в разных уголках Земли дошла одна простая мысль: чтобы люди верили тому, кто разговаривает с ними со сцены, он должен сам верить тому, о чём говорит.
И нарочитая, грубая пропаганда закончилась навечно. На смену ей пришёл тщательный отбор публичных личностей, готовых и, главное, желающих работать на благо той или иной идеи. Их ненавязчиво опекали, расчищали перед ними дорогу, создавали все условия для свободного и комфортного творчества. И ни к чему не принуждали. Просто, если творец внезапно выходил из нужной колеи, его оставляли один на один с реальностью. Выживали, как правило, немногие.
Кристину такое положение дел нимало не трогало. Заставлять её никто не заставлял – каждое слово и каждая нота, написанные ей, действительно шли из самого сердца. Ну а то, что некоторые люди на самом верху оказались согласны с её мыслями и идеями, так это не более, чем удачное стечение обстоятельств. И Кристина творила. Иногда помогала не попавшим в обойму или вылетевшим из неё коллегам. И всегда была готова к тому, что однажды её взгляды на жизнь разойдутся с официальной государственной доктриной, и тогда оставаться на плаву придётся самостоятельно.