Скульптор
Шрифт:
Оставалось лишь одно: решить, где искать Змеев в первую очередь.
Арина, получившая не так давно собственную лабораторию и целых двоих сотрудников в придачу, была уверена, что знает ответ. Ещё в начале осени она предоставила Возвышенскому, теперь ставшему её непосредственным начальником, два самых привлекательных маршрута и их теоретическое обоснование. Профессор переправил документы в Москву и принялся ждать вызова Ройской и её команды в столицу, для личной презентации и обоснования её перед курирующими миссию чиновниками Совета. Но Добронравов предпочёл поступить
***
– Арина, Артур, Родион, я получил сообщение из Москвы. Через два часа – сеанс сп-связи, насчёт возможного маршрута миссии. – Глядя на ошарашенные лица молодёжи, Возвышенский печально вздохнул. Он прекрасно знал Добронравова, и понимал, почему тот принял именно такое решение. Но ребят, совершенно не готовых к подобному разговору, было искренне жаль. – Вам придётся убедить в собственной правоте председателя Совета ОСР. Сеанс связи будет у меня в кабинете, но я не смогу вмешаться.
Прежде чем отключиться, он ободряюще улыбнулся, в первую очередь – ошарашенной Арине, судорожно комкающей в руке край шёлкового, хитро вышитого, рукава.
В без четверти шесть четверо учёных собрались в педантично-аккуратном кабинете Возвышенского. Как правило, попадая сюда впервые, люди недоумевали, почему во всём кабинете, в котором профессор проводит так много времени, нет ни единого отпечатка его личности: ни фотографий, ни безделушек, ни бестолковой подарочной мелочёвки, которая так или иначе скапливается у любого руководителя. И только потом, познакомившись с профессором, понимали: он просто не любит лишние вещи. Не любит до такой степени, что подаренными ему сувенирными ручками, хоть обычными, хоть нейро, пишет половина сотрудников станции; книги и картины немедленно отправляются в общую библиотеку станции. А сувениры, не имеющие очевидной полезности, утрамбовываются в нижний ящик стола, разобрать который профессор честно собирался ровно столько же времени, сколько существовал «Террариум».
Пятнадцать минут напряжённого ожидания, и, повинуясь мысленному импульсу профессора Возвышенского, люк, обычно скрывающий световой передатчик, отъехал в сторону. Арина привычно ощутила укол зависти – пользоваться нейроинтерфейсами могли только люди, обладающие высочайшей дисциплиной разума. Она сама не могла даже заставить нейрокарандаш нарисовать прямую линию – как правило, получалось какое-то непотребство. И это при том, что она заслуженно считалась одним из самых перспективных молодых учёных!
Передатчик мягко засветился, создавая проекцию мужчины богатырского телосложения с по-восточному узковатыми глазами на лице, типичном для жителя средней полосы России.
– Товарищ председатель. – Все присутствующие в кабинете учёные развернулись в сторону проекции. Правила этикета при общении с помощью световых передатчиков пока ещё только появлялись, но нелюбовь Вячеслава Артемьевича Добронравова к долгим и показательным приветствиям была известна каждому.
– Товарищи учёные, я слушаю. У вас двадцать минут.
– Мы знаем, что для преодоления магнитного барьера создаётся поле силой не менее 105 Тесла. Это очень много – в тысячи раз больше, чем магнитная индукция нашего Солнца, например. Мы не могли бы не заметить такие всплески энергии. – Арина сглотнула и украдкой принялась прокручивать на пальце обручальное кольцо.
– Но мы их не заметили? – Добронравов с искренним интересом слушавший рассказ, попытался помочь девушке. Но сделал только хуже – Арина беспомощно взглянула на коллег, и Родион поспешил на помощь.
– Заметили. Но неправильно идентифицировали. Мы считали их магнетарами. – Родион с вызовом взглянул на проекцию, ожидая комментариев о сумасшедших учёных. Но на лице Добронравова сохранялась вежливо-заинтересованная улыбка, и аспирант продолжил. – Теперь мы думаем, что Змеи просто построили несколько стационарных точек перехода, в которых достаточно задействовать навигационный прибор, разрешающий квантовую запутанность. Это…
– Экономит ресурсы и упрощает корабли. Я понял. Дальше.
– Мы считаем, что самый мощный известный нам магнетар – и есть родная планета Змей. Или ближайшая к ней база.
– Романтики… Не вы ли только что употребили очень правильную формулировку «известный нам»? Вы так уверены, что человечеству известны абсолютно все магнетары? – Родион открыл было рот, желая возразить, но Добронравов поднял руку, останавливая его. – Я лишь уточнил, что не следует надеяться на то, что вы с первого раза найдёте их родную планету. А так-то рассуждения правильные. Я отдам распоряжение завершить подготовку к миссии, и каждый из вас будет представлен к государственным наградам. Но только после того, как корабль отправится в путь. Нечего пугать наших «друзей» раньше времени.
Солнечная система
Старт был назначен на тридцатое мая две тысячи девяносто четвёртого года. Несмотря на то, что корабли, оснащённые гироскопами, прекрасно умели подниматься в небо с любых поверхностей, и космодромы как таковые уже отошли в прошлое, ради этого старта расконсервировали Байконур. Совет ОСР желал напомнить всем интересующимся, кто был и будет первым в межзвёздном пространстве.
О самой миссии было сказано немного. В начале весны глава «космического» министерства выступил с речью, в которой скупо упомянул, что учёные ОСР выдвинули обоснованные предположения о том, где искать родную планету Змеев. Для проверки их теорий к находящемуся в созвездии Стрельца магнетару SGR 1806-20 отправится космический корабль «Вестник» с семью добровольцами на борту.
Все – не состоящие в браке, не имеющие детей, а также тяжелобольных близких родственников.
Все – здоровые, физически развитые, не имеющие сильных отклонений от показателей, считающихся нормотипичными.
Трое – космонавты, лётчики, прошедшие и серьёзную военную подготовку, умеющие управляться с несколькими видами оружия.
Один из конструкторов корабля, потребовавший назначить его инженером в экспедицию.
Один – этолог и врач общей практики, защитивший, вдобавок, ещё и диссертацию по нейропсихологии.