Скверные истории Пети Камнева
Шрифт:
Петя взял это выражение на вооружение.
Пятью этажами ниже, на восьмом, тоже прямо под Петей, жила совершенно сказочная пара: разъездной фотограф-еврей, имевший пояс по карате, носивший редкую фамилию Гадин и предлагавший ставить ударение на второй слог его прозвания. Он жил с веселой молодой женой, пятой по счету, тоже по нечастому тогда имени Варвара, коронным каламбуром которой было, мол, странно, что ей достался муж с такой фамилией, ведь она вовсе не такая гадина. Наконец, напротив них, на той же площадке, ровно под квартирой летуна, жило другое семейство,
Была еще одна пара: маленькая пугливая, как трясогузка, женщина с мужем, – тот в своей квартире воспроизводил опыты Термена и даже на улице по привычке делал перед собой пассы руками. Была другая, с фигурой гимнастки, которая как-то напугала Петю тем, что выдвинула предположение, будто тот намеревается увести ее от мужа. Наконец, была заведующая овощным отделом продуктового магазина,*-*она**все носила Пете фрукты и овощи, но потом вдруг вышла замуж за неаполитанца, который работал вышибалой в борделе в Западном
Берлине. И Петя долго еще обнаруживал в своем почтовом ящике открытки с рейнскими видами. Торговала овощами, а оказалось -
Лорелея, констатировал Петя.
Собственно, дружил Петя преимущественно с восьмым этажом, так сложилось: еще при переезде Гадин пришел в нему – ни у кого еще и дверных звонков не было – и попросил одолжить дрель. А поскольку дрели у Пети не оказалось, то Гадин предложил тут же срочно выпить за новоселье, а заодно познакомиться с его варваркой-женой: Петя не сразу разобрался, что к чему, не знал еще о каламбурных наклонностях этого семейства. Но сразу, с первого взгляда угадал, что Гадин – мужчина фанфаронистый, характера демонстративного, молодой женой гордится и пыжится – ему было около пятидесяти. К тому же имя у него забавно контрастировало с фамилией – Рафаэль, Раф для своих.
Варвара Гадина Пете несказанно нравилась. Не в том смысле, что он бросился за ней ухаживать, но, что называется, по-человечески. Это была экзотическая особа неотразимой простонародно-южной красы, с узкой талией, широкими бедрами, пышным задом, черная бровь дугой, темная коса до попы. Петя часто пил у нее кофе с коньяком, слушая ее рассказы, смахивающие на народные волшебные сказки. По ее словам, родилась она на казачьем хуторе в степи, где-то под Ростовом, что ли. С детства пасла гусей. Иногда мать посылала ее к поездам, что останавливались на минуту на недалеком полустанке, торговать свернутыми из газеты кулечками вишни или смородины.
– Вот, насмотревшись на пассажиров, которые ехали на море в панамах, я и решила, что убегу, – вспоминала Варя, искрясь своей невероятной улыбкой, показывая замечательные белые зубы, играя блестящими карими глазами. Степная Кармен, называл ее Петя. В семнадцать она действительно убежала из дома, оказалась отчего-то в Волгограде, устроилась на стройку по лимиту. – В городе тогда был один-единственный иностранец, да и тот чех, с ним-то я и стала жить,
– говорила Варя, похохатывая.
– Где ж ты его взяла?
– Да девчонки показали…
Но у чеха вышел срок командировки, и он отъехал в Прагу к жене и детям.
– В Волгограде мне нельзя было оставаться, – говорила Варя, играя глазами, показывая ямочку на левой румяной щеке, – на меня уж пальцами на улицах показывали. – И она отбыла в столицу, где устроилась по лимиту на мебельную фабрику. Ну на фабрике она была только один раз, когда писала заявление в отделе кадров, а потом отдавала сменщицам, которые отрабатывали за нее, полную свою зарплату.
– А сама на что жила?
– Так я же вечерами в Метрополе сидела. Там меня Раф и нашел, отбил у одного итальянца.
– А отчего именно в Метрополе?
– Так я же других ресторанов в Москве тогда не знала! – рассмеялась
Варя.
Она часто повторяла: нет, я на ваших выселках жить не буду и на троллейбусе не буду ездить, только на машине с шофером, и квартира у меня будет на Арбате, мне там нравится, вот увидите, или там, где этот на коне, Долгорукий, что ли… Забегая вперед, скажу, что
Варвара Гадина, выйдя следующим браком за внука одного из столпов советского государства и поменяв фамилию на очень у нас в стране звучную, купила-таки своей дочери от Гадина квартиру на Арбате, а сама зажила-таки напротив Моссовета в огромных апартаментах прямо над Арагви, открыла ресторацию Три сестры, так ей посоветовали назвать ее точку питания рядом со старым МХАТом, и картинную галерею, причем особенно успешно у нее шла как раз торговля картинами, хотя, вот те крест, Петенька, хохотала она, я и в
Третьяковской никогда не бывала. Вот что значит напор и свежая сила, точное знание, чего ты хочешь. Подожди, смеялся Петя, она еще возьмет и почту, и телеграф… И пускался в рассуждения о завоевательной энергии варвaр и вaрваров: тогда московская интеллигенция еще не пережевала книгу Льва Гумилева про этногенез и не употребляла через слово выражение пассионарность… Но это все было у Вари впереди. Пока же они сидели с Петей на кухне однокомнатной кооперативной квартиры Рафаэля Гадина, часто бывавшего в командировках, попивали кофе и его коньячок и сплетничали.
– Ты знаешь, Варя, – говорил Петя с недоумением, – эта моя соседка-летчица, как только муж отправляется в полет, стучит мне в квартиру и просит позволить позвонить по телефону, потому что у них аппарат сломался. Довольно странно: телефон у нее ломается всегда в отсутствии мужа. Причем приходит в халатике с голыми ляжками. И, кажется, без лифчика.
– Ну и что ж ты?
– Ну мне и в голову не приходило, господь с тобой, Варька: замужняя соседка, дома злая свекровь-старуха. К тому же я терпеть не могу таких больших женщин. Размером с лошадь.