Сквозь бездну
Шрифт:
— Потом мы сблизились с моей наставницей, соприкоснулись клинки, и действия впервые наполнились не только смыслом, но и силой. Упоительно было ощущать себя в шкуре крутого мечника, безошибочно противостоящего мастеру. Лишь спустя несколько минут я осознал, что мы оба двигаемся очень и очень медленно. Куда уж там до мастерского уровня.
— Потом ритм ещё больше замедлился, и я заметил, что уже не являюсь гостем в своём собственном теле — теперь я реагировал на выпады и финты Энии как бы сам. Как бы — потому, что не могло это всё у меня получаться совершенно самостоятельно, я ведь не мечник. Однако все движения были логичны, каждое, казалось, проистекало из предыдущего,
Потом мы остановились, оба одновременно опустили оружие. Я ощущал себя полным хозяином своего тела, и уже не мог себе представить, чтоб всё было иначе. Девушка улыбалась, она выглядела вполне удовлетворённой, хоть и подуставшей.
— Что скажешь?
— Что это было?
— Это был первый шаг. Пусть не без труда, но я убедилась в том, что мы с тобой сможем найти общий язык. Как ощущения?
— Странно…
— Тело не болит?
— Нет. — Я с изумлением осознал, что пребываю в великолепной форме, что я свеж и не испытываю никаких неприятных ощущений, словно проспал всю ночь на мягчайшем матрасе, где просто физически невозможно ничего отлежать.
— Ну и хорошо. Сейчас мой отец займётся с тобой разминкой. Тебе предстоит повторять все движения, любые, даже самые нелепые. Поверь — в этой разминке нет ни единого жеста или вздоха, лишённого смысла.
— Угу.
— А потом тебе предстоит баня и массаж.
— Э-э… Баня и массаж?
— Именно так, — Эния развела руками. — В какой-то момент может быть неприятно и даже больно. Придётся перетерпеть. Тебе необходимо подготовить мышцы, связки и суставы. Размягчить их, сделать податливыми, как у младенца. Сам же знаешь — младенец способен принять практически любую позу. Сейчас именно эта способность и требуется тебе. Нет, не волнуйся, вреда мы тебе не причиним. Если ты, конечно, будешь выполнять все наши указания.
— Буду, — пообещал я.
Перспектива показалась мне далеко не радужной — фиг их знает, что они способны натворить с моим телом. Однако разминка, которой отец Энии промучил меня часа три, не напугала и совершенно не напрягла — просто примитивные движения, сменявшие друг друга в причудливой последовательности. Странное дело, за эти три часа я совершенно не устал, казалось, наоборот — капитально так отдохнул, и на массаж отправился с таким душевным подъёмом, словно на романтическое свидание или дискотеку.
Массаж в парилке оказался чем-то таким, что я раньше никогда не испытывал. Несколько раз даже терял сознание, но когда возвращался к реальности, не видел беспокойства или опаски в глазах и жестах мастера, занимавшегося мной. То, что я чувствовал, не было болью, но и как-то иначе это трудно было назвать. Настойчивое, неодолимое, порождённое инстинктом стремление вырваться, которое возникает, если боль становится слишком сильной, не возникло ни разу и не мешало мне подчиняться усилиям массажиста. А значит, всё терпимо, пусть сознание и уплывает периодически в такие дали, что за себя становится неловко.
— Ты как? — спросили меня после того, как процедура закончилась. — Как себя чувствуешь?
— Странно… Сейчас улечу на хрен.
— Куда улетишь?
— Ну, улечу короче.
— Нет уж, — усмехнулся массажист, разминая волосатые огромные ручищи, вполне соответствующие образу кузнеца, например, или палача. Выразительно. — Улетать не надо. Поднимайся.
— Не могу… Кажется…
— А придётся. Вставай.
Меня водрузили вертикально. Те ещё ощущения, не вдруг привыкнешь. Через пару минут мне всё-таки удалось утвердиться на ногах. Действительно,
Болхат и его второй сын, Манджуд, помогли мне выйти на воздух, поставили на песок. Услышав имя второго сына главы семьи Одей, я снова напрягся. Трудно было привыкнуть, что имена уроженцев Империи точно так же повторяются, как и имена людей на моей родине. В первый момент я буквально впился взглядом в младшего Одея. Нет, ничего общего с охотником Манджудом, который погиб в схватке с «тритоном», разве что комплекция примерно та же. И, может быть, возраст.
Этот парень ещё больше, чем Равесмал, походил на своего отца. С Энией он разговаривал свысока, но не чванливо, а с позиции чуть более старшего в семье. Отношения представителей семейства, насколько вообще это можно было понять, были выверенными, намертво устоявшимися, не подразумевали каких-либо споров или дележей — и строго иерархичны.
Впрочем, иерархичны были отношения любых местных обитателей между собой. Положение человека определялось от рождения и в ходе жизненного пути мало изменялось. Такие, как я, сумевшие изменить своё положение в обществе на целую ступень, встречались редко. Даже среди чужаков.
Всё остальное из происходившего со мной осталось в памяти в качестве набора разрозненных образов. Многое я не воспринимал от боли, правда, ощущаемой отстранённо, скорее просто как наличествующий факт, а не непосредственно. Многое проходило мимо сознания в моменты наивысшего напряжения, когда тело полностью мобилизуется на выполнение одной, чисто физической задачи, теряя возможность тратить крупицы энергии на лишние чувства, в том числе и на работу органов восприятия.
Кое-что я смог запомнить, но вряд ли сумел бы позднее на основе этих скудных обрывков впечатлений восстановить хоть сколько-нибудь полное представление о загадочной магической методике. Болхат Одей и его дети могли не опасаться, что их тайны кто-нибудь из клиентов сможет подхватить и использовать. Это было невозможно. Что я сам усвоил, наблюдая за семейством Одей в работе, — их труд действительно требовал от них огромных усилий и полной отдачи.
Как и предупреждали, в процессе обучения я действительно чаще сталкивался с глубокими медитациями и какими-то пассивными положениями, либо же крайне малоактивными действиями с моей стороны, чем с настоящими тренировками или испытаниями на выносливость. Резкие и сильные утомляющие движения требовались скорее как исключение. Изнуряющими иной раз становились глубокие медитации, очнувшись от которых, я обнаруживал мокрого усталого Болхата, задыхающуюся Энию и себя — с мечом в руке и с гудящими запястьями. Странно я ощущал своё тело, оно словно бы размазывалось во внепространстве, от прошлого к будущему, оно не существовало сейчас или же существовало условно. Ошеломляло и то, что происходило с моим сознанием. Как-то иначе я начинал воспринимать окружающий мир и себя самого в нём.
Неделя показалась бесконечностью, свернувшейся в ленту Мёбиуса. С одной стороны, большая часть времени проскальзывала мимо восприятия, зато те часы и минуты, которые я всё-таки проживал, оказывались настолько насыщенными, что воспринимались втройне остро. Ближе к концу отмеренного срока я уже не хотел, чтоб учёба заканчивалась. Когда на десятый день к вечеру Болхат предложил мне взять в руки оружие, я с удовольствием изготовился к бою. Мне и самому было интересно, что же за отведённое время они успели выжать из моего тела. В то, что можно успеть постигнуть мастерство владения мечом за такой короткий срок, я уже склонен был поверить.