Сквозь тернии

Юрин Александр

– И что же?

Яська вздохнул.

– У неё суставы больные. Спина почти не гнётся. А когда гнётся... – Яська почувствовал нарастающую в голосе дрожь и быстро договорил: – Видно, как больно.

Тимка посмотрела на заросший бурьяном двор. Большую часть территории оккупировала лебеда. Чуть поодаль, у самого дома, дружелюбно кивнули красные головки тюльпанов – плод стараний Колькиной бабушки.

Яська подставил налетевшему ветерку загорелый нос – в начале лета с ним так было всегда, как и с ушами. Волосы на макушке приятно зашевелились.

Тимка молчала.

–

Вот я и остался, потому что мне стало жалко Светлану Александровну. А когда домой засобирался, понял, что в класс мне уже не пробраться – закрыто всё. И просить, чтобы дверь открыли некого. Уборщицы разошлись, учителя – и подавно, а сторожа нашего – Акимыча – вообще бесполезно о чём-то просить – он думает, что все мы, мальчишки, из одного теста слеплены: нам бы только, кого провести или чего «слямзить», что не так лежит.

Тимка кивнула:

– Вот и я о том же. А почему же ты не рассказал потом всё, как было?

– В смысле?

– Но ведь у тебя в свидетелях был взрослый человек. Разве Светлана Александровна не вступилась бы за тебя? Ведь, как я поняла из твоего рассказа, она очень хороший человек, иначе бы ты попросту не остался ей помогать. Разве не так? – Тимка загадочно улыбнулась и глянула на вконец смущённого Яську.

– Ну да... – Яська почесал заросшую макушку. – Хотя помогать, наверное, надо всем – не важно, нравится тебе человек или нет. А то сам окажешься ни чем не лучше самого отъявленного негодяя, – Яська вздохнул. – Понимаешь... я не знаю... Я не смог просто тогда во всём признаться.

Тимка одобрительно кивнула.

– Ясно. Значит, «пара»?

– «Пара». За невыученный урок, – кивнул в ответ Яська. – И дома нагоняй за то, что пропадал невесть где до самой ночи. А чуть рот откроешь – и впрямь сразу же: «не дерзи старшим, лучше умойся, иди».

– К сожалению, так в большинстве случаев и бывает: взрослый прав, чего бы он тебе не говорил и что бы ни делал. А ты, со своей никчёмной точкой зрения, должен тихо переминаться с ноги на ногу в сторонке и молчать, так как подходишь под определение «ребёнок». Вот так.

– Но почему именно так?!

Тимка пожала плечами.

– Знаешь, мне, порой, кажется...

– Что, кажется? – не удержался Яська.

Тимка вздрогнула. Испуганно огляделась по сторонам, словно опасаясь, что их кто-нибудь подслушает – даже в заросли крапивы заглянула и прошлась взором по поленнице: не лезет ли по ней Колька. Затем всё же обернулась к Яське и прошептала:

– Так и быть, скажу. Но только ты сперва поклянись, что никому ни-ни!

Яська сглотнул.

– Даже Кольке?

Тимка потупила взор, промолчала.

Яська всё понял без слов: при необходимости, Тимка сама всё расскажет Кольке – просто сейчас не время. Точнее, время признаться кому-то одному. Даже не время, а миг.

– Клянусь, – быстро кивнул Яська, подняв правую руку, попутно пытаясь не погрязнуть в синеве Тимкиного взгляда.

– Спасибо, – кивнула в ответ девочка и, собравшись с духом, выдала: – Мне кажется, что они нас боятся.

– Они? – Яська почувствовал, как по спине рассыпались холодные мурашки.

Тимка

кивнула.

– Взрослые, – прошептала девочка и решительно посмотрела в Яськины глаза. – Ты только не подумай, что я того... ненормальная, какая.

Яська мотнул головой.

– И не собирался. А ты кому-нибудь ещё об этом рассказывала?

– Не-а.

– А мне тогда почему рассказала?

Тимка пожала плечами, покраснела.

– Не знаю... Наверное, потому что ты чем-то похож на меня, – она окончательно смутилась, отвела глаза в сторону.

– Но как? Ведь мы знакомы всего лишь несколько дней. Разве за такое время можно узнать, похож человек на тебя или нет?

Тимка повела плечом.

– Со мной так иногда бывает. Просто я мечтатель по жизни. Легко привязываюсь к определённому типу людей. Как-то так...

Яська кивнул.

– Я тоже сразу понял, что ты не такая. Только я не знаю, как и почему... Не спрашивай, ладно?

Тимка озорно глянула на Яську, обдав синей волной. Кивнула.

Яська улыбнулся в ответ, любуясь тем, как на Тимкином правом веке балансирует невесомая пушинка одуванчика... потом срывается, летит к носу и...

Тимка чихнула, да так, что чуть было не сорвалась вниз.

Яська вцепился в плечо девочки, словно та балансировала над краем бездонной пропасти!

Тимка смеялась, пытаясь отцепить майку от гвоздя, что удерживал листы шифера. Пальцами другой руки она усердно тёрла веснушки на носу.

Яська обозвал «дурындой». Сказал, что так и до инфаркта недалеко.

Тимка чихнула снова.

Потом они какое-то время слушали, как мурлычет под шифером Колька, перебинтовывая крыло раненного стрижа. У птицы был явный перелом, но забота и старание внимательного «доктора» сделали своё дело: стриж окреп, обрёл уверенность и частенько носился по двору, расправив крылья – точно «Боинг»! – распугивая своим растрёпанным видом прочую живность. Колька довольно улыбался, а на все Яськины вопросы, относительно того, как скоро стриж сможет взлететь, лаконично отвечал, что ещё не время. О том, что это за время такое, и когда именно оно придёт, Колька не говорил вообще. А Яська предпочитал не спрашивать, опасаясь попасть в немилость к не по годам серьёзному другу.

– А почему взрослые должны нас бояться? – робко спросил Яська, когда пауза стала казаться неприлично затянувшейся.

Тимка вздохнула, словно ждала именно этого вопроса.

– Это очень жутко звучит, но, тем не менее, это есть. Я просто уверена, чего бы ты обо мне сейчас не подумал.

Яська ждал молча.

– Они бояться, что не смогут воспитать нас такими, как они сами, и мы вырастем другими.

– Другими???

– Да. Только я не могу сказать, какими именно, – Тимка в отчаянии заломила кисти рук. – Я ведь всего лишь школьница, как ты или Колька. Но мне кажется, если всем детям Земли позволить хотя бы частично решать свою судьбу – учувствовать в собственном воспитании не только в качестве статиста, который, к тому же, постоянно во всём виноват, – тогда-то и получится тот самый вид. Новый вид. Вид, который сможет всё изменить!