Сквозь тернии
Шрифт:
– А зачем что-то менять?
Тимка вскинула подбородок.
Яська смотрел на её немного надменный профиль и испытывал странные чувства. Чувства, которых никогда раньше не было.
– А разве так жить правильно? Вспомни, что испытал ты сам, когда на тебя наседали со всех сторон, а ты стеснялся озвучить истину? – Тимка помедлила, в надежде, что Яська всё же вставит реплику, однако тот промолчал, и девочка продолжила: – Разве это правильно – стесняться истины? Ладно, бояться правды – это ещё куда не шло. Но не сказать, как всё было, только потому, что это сойдёт в глазах взрослых за отговорку,
Тимка замолчала.
Яська еле-еле стряхнул с плеч неуступчивое оцепенение.
– Значит, получается, если я стану учиться, как есть и дальше, – ничего хорошего из меня попросту не выйдет?
– Вовсе нет, – Тимка улыбнулась. – Я же говорю, что не могу всё правильно истолковать. Я ведь всего лишь девочка. Просто изначально жизнь каждого человека складывается из воспитания. Того, что было заложено взрослыми в самом начале пути. Возьми краски и немного смешай их. Представил?
– Ну да... – Яська неуверенно кивнул.
– Так вот, ты никогда уже не сможешь вернуть первоначальный цвет. Жёлтый никогда не станет жёлтым, малиновый – малиновым, а голубой – голубым. Так и с нами. Шагнув навстречу мрачному непониманию, мы никогда не сможем ступить назад, потому что за спиной останется вовсе не исходный цвет, а разбавленный оттенок.
– А если постоянно идти вперёд? Не оглядываясь?
Тимка отмахнулась.
– Вымажешься и станешь грязным с головы до ног, как сейчас! Неужели не понятно? – Она напоказ засмеялась, хотя Яське и было понятно, что это всего лишь попытка уйти от неприятной темы; ему было непонятно другое: откуда Тимке всё это известно?
– А так как же твои родители?
– Родители?.. – Тимка на секунду задумалась, припоминая, с чего именно начался их разговор. – А, родители... Просто каждый раз они дают мне возможность самой оценить совершённый поступок или произведённое действие. Потом просто ждут ответной реакции с моей стороны: как я себя поведу.
– И что же ты?
– Если это была ошибка, я стараюсь её больше не повторять, а если меня кто-то целенаправленно пытается пошатнуть, в этом случае... – Тимка на секунду задумалась, помрачнела, потом всё же взяла себя в руки и закончила фразу: – Я просто, по возможности, стараюсь не общаться с этим человеком.
– А если этот человек учитель? – неуверенно спросил Яська. – Как быть в этом случае?
Тимка нездорово вздрогнула.
– Вот это-то и есть самое сложное! Точнее страшное.
Затем они всё же решились, не смотря ни на что, двинуть к речке. Собственно, им ничего и не мешало, за исключением этого самого «не смотря ни на что», в лице занудливого Кольки, который вновь принялся цепляться со своими «обжорливыми слонами».
Яська с Тимкой лишь посмеялись на пару.
Колька, естественно, увязался с ними; сказал, что без него они ещё сильнее «уделаются», правда, как именно это произойдёт, друг так и не уточнил.
Будка рядом с крыльцом Колькиного дома пустовала; в день знакомства с Тимкой им так и не удалось найти бродягу Шныря. Гостеприимная тётя Зоя и вовсе заявила, что
А Шнырь так и не объявился.
Яська пытался представить, что именно могло случиться с псом, но отчего-то ничего хорошего в голову не шло. Напротив, лезла самая настоящая жуть, населённая бездушными чудищами, из-за которых в реальный мир наведалось очередное зло.
Колька традиционно молчал, а оттого, делалось вдвойне не по себе.
Однажды Тимка нерешительно предположила, что, возможно, Шнырь отыскал прежних хозяев и просто позабыл про ребят. Однако эта версия выглядела ещё неправдоподобнее той, что озвучил сам Яська – про лохматых «друзей» Шныря.
Лето пропиталось запахом лебеды. По обочинам неугомонно трещали кузнечики. Утренний ветерок бесследно исчез, оставив мир на покровительство полуденного зноя. Вся деревенская живность расползлась по щелям; лишь на выходе из Колькиного двора, у самой калитки, на притоптанном пятаке, грелась маленькая ящерка.
Тимка, естественно, «ойкнула» от неожиданности, однако Колька тут же схватил несмышлёное создание за лапу и усадил себе на палец.
Тимка восхищённо выдохнула, но всё же поспешила отстраниться: кто его знает, чего можно ожидать от этого Кольки – как-никак мальчишка, со всеми вытекающими следствиями!
Колька остался серьёзен, а Яська пожалел, что внимание синеглазой подружки привлёк вовсе не он, а мрачный друг. Вообще, с появлением в их компании Тимки, Колька сделался каким-то не таким: замкнутым, молчаливым, постоянно дующимся непонятно на что или кого. Яська не знал, как объяснить подобные перемены в характере друга, виня во всём происходящем единственное, что шло на ум: исчезновение Шныря.
Возможно, всё в действительности обстояло именно так.
К речке двинули напрямик. Сначала шли вдоль дороги, путаясь в диком укропе; последний разросся до небывалых размеров, так что устрой в зарослях засаду – сроду никто не найдёт! Затем резко повернули налево, протиснулись в щель забора, что ограждал продовольственный магазин по периметру. Кое-как обошли заросли крапивы, то и дело «ойкая» и «айкая» от прикосновений жгучих побегов. Помотались на тарзанке за складами, после чего гудящей толпой скатились в небольшой овражек, за которым прижилось название «Извилистый». Правда долго петлять не пришлось: Колька знал маршрут на зубок, так что вёл восторженных прогулкой друзей, как самый настоящий проводник.
Внизу было прохладно: зной оказался бессилен против зарослей орешника, разросшейся ветлы и вымахавших в человеческий рост лопухов. Именно от последних и веяло той самой влажной прохладой, пропитанной мускусным ароматом, что обычно источают стебли конского щавеля. Яська естественно повёлся: «задрал» самый громадный лист, попробовал на вкус фиолетовый черенок... Потом долго отплёвывался, под звонкий смех Тимки и недовольное ворчание Кольки.
В отдельных местах под ногами хлюпало – отголоски недавнего паводка. Дело в том, что по весенней распутице овраг превращался в стремительный ручей, по дну которого с деревенских улочек в реку стекала талая вода.