Сладкая горечь обмана
Шрифт:
Хэрри схватил Эмму за талию и принялся щекотать.
— Да будет тебе известно, что я очень горжусь одной женщиной, которая есть в моей жизни.
— Перестань, Хэрри! Ты понимаешь, что я имею в виду. У тебя нет женщины, с которой ты бы хотел создать домашний очаг. И иметь детей.
Он перестал щекотать ее, но не убрал руки. Они медленно пошли по тротуару, и Эмма, не выдержав, обвила рукой талию Хэрри.
— Неделя быстро пройдет, и что потом? — вырвалось у нее.
Помолчав, Хэрри пожал плечами.
— Знаешь,
Эмма остановилась и посмотрела ему в лицо.
— Так я и думала.
Протянув руку, Хэрри заправил прядь волос ей за ухо. Жаркая дрожь пробежала по телу Эммы.
— Не сомневаюсь. Ты всегда была умной не по годам.
Ну вот. Вечная младшая сестра. Она была ею многие годы, пора кончать.
— Хэрри, ты знаешь, сколько мне лет?
Он открыл рот, чтобы ответить, затем закрыл глаза, пытаясь сосчитать.
— Мне двадцать четыре, тупица!
— Теперь понятно, почему у тебя столько морщин!
Эмма предпочла проигнорировать шпильку и продолжила свою мысль:
— У меня достаточно жизненного опыта, чтобы понять, когда другу плохо, а тебе, друг мой, так плохо, что это пугает меня.
Хэрри буквально отшатнулся от нее. Эмма схватила его за руку.
— Хэрри, от чего ты бежишь?
В этот момент мимо промчались мотоциклисты, и Хэрри отвернулся, чтобы посмотреть на них.
По его тоскливому взгляду Эмма поняла, что он предпочел бы умчаться с ними вместо того, чтобы отвечать на ее вопрос. От мысли, что скоро он снова уедет, у нее защемило сердце. Она потянула его за руку.
— Что там?
— У третьего барахлит глушитель.
Эмма поняла, что продолжить разговор не удастся.
— У третьего? — переспросила она, глядя на исчезающую вдали цепочку из двадцати мотоциклов. — Как ты смог определить?
— Поездила бы с мое, тогда поняла бы.
Хэрри вытащил из верхнего кармана рубашки несколько скомканных бумажек и принялся что-то писать. Он всегда был таким: по-своему организованным, но для других людей совершенно непостижимым.
Эмма схватила его за рукав и, не обращая внимания на протестующие стоны, потянула в магазин.
Хэрри спрятал ручку и бумажки в карман и пошел за ней. Эмма показала ему костюм, которому обрадовался бы любой парень в Мельбурне.
Хэрри поморщился.
— Ты хочешь, чтобы я примерил эту розовую рубашку и узкие белые брюки?
— Они не нравятся тебе?
Он изумленно посмотрел на Эмму.
— Ты слишком долго не был в большом городе. В наш век, друг мой, мужчины хорошо одеваются, делают маникюр, педикюр и прическу. — Она посмотрела на Хэрри и решила не говорить, что большинство мужчин тратят часы, чтобы их волосы выглядели так, как у него.
— Пусть меня повесят, если я сделаю хоть шаг в этом новомодном костюме! Дети буду со смехом показывать на меня пальцем, мужчины —
Эмма знала слова, против которых он никогда не мог устоять: ими ее брат подстрекал Хэрри на опасные проказы и многочисленные проделки.
— Слабо тебе?
Хэрри смертельно побледнел. На мгновенье перед Эммой мелькнуло холодное, застывшее лицо с проступившими на нем каплями пота. Выхватив костюм из ее рук, он скрылся в примерочной.
Эмма молча смотрела ему вслед. Что с ним происходит?
Она блуждала по магазину, стараясь не думать о том, что Хэрри раздевается всего в нескольких метрах от нее. В ее памяти всплыл вечер, когда Хэрри приехал в Мельбурн.
Поздним вечером они сидели на скамье, глядя на мраморную плиту с высеченным на ней именем очень молодого человека, о котором они могли говорить часами. Они говорили о Джейми, который никогда не состарится, о жизни, которая могла бы у него быть, если бы он не погиб несколько лет назад.
— Он мог стать премьер-министром, — предположил Хэрри. — Или каскадером. Или первым человеком, ступившим на Марс.
— Не-ет, — не согласилась Эмма. — У него была бы семья и семеро детей. Он стал бы председателем ассоциации родителей и учителей и проводил бы долгие часы на трибуне, ратуя за увеличение детских страниц в Интернете.
Хэрри одобрительно рассмеялся.
— Как всегда, он бы обращался ко мне, чтобы решить проблемы с ассоциацией и своим потомством.
Эмма склонила голову набок и посмотрела на Хэрри, подавляя желание прикоснуться к его лицу.
— Ты ведь помогал бы ему, Хэрри?
Он повернулся к ней и пристально посмотрел в глаза.
— Конечно.
Этот момент навсегда запечатлелся в ее памяти. У нее перехватило дыхание, грудь отяжелела и вся кровь, отхлынув от пальцев на ногах, прилила к сердцу. В тишине и покое лунной ночи, окутанная умиротворяющей паутиной воспоминаний, она почувствовала, что Хэрри хочет поцеловать ее.
Прошло несколько секунд, прежде чем Хэрри улыбнулся.
— Я сделал бы все, о чем бы он ни попросил. Так же, как и он для меня.
— Конечно. Он всегда обращался к тебе.
Хэрри отвернулся, и ветер унес трепетное ожидание Эммы. Она поняла, что тьма, в которой белел надгробный памятник Джейми, проникла в душу человека, которого она любила больше всех на свете. В глубине темно-карих глаз иногда проглядывал прежний Хэрри, но найти его становилось все труднее.
В ту ночь к Хэрри пришло озарение; достав из кармана скомканные бумажки, он принялся писать что-то.
Эмме доставляло удовольствие думать, что именно в этот момент у него родилась идея создания «Хэролдз хаус» — «Дома Хэролда», совершенно альтруистического браузера, внесшего в мир непринужденную веселость, наивность, удивление и восторг.