Сладкая жизнь
Шрифт:
— Ну, если вы собираетесь в Лондон и вам нужна компания, вы ведь можете пригласить кого-то еще? — не удержалась-таки, выпалив этот идиотизм.
— Мысль. — Он покивал, и казалось, словно он перебирает в уме все варианты. — Хочешь слетать со мной в Лондон?
Он улыбался автоматически, как ей показалось, он уже все понял и не ждал ответа, это было ясно, и снова посмотрел на дверь, впиваясь в нее глазами.
— Вы кого-то ждете, Андрей?
— В каком-то смысле. — Он усмехнулся не слишком весело. — В каком-то смысле. Ладно, тебе пора, наверное, — давай я тебя довезу…
Она сначала даже не поверила своим ушам — нет, она,
— Вообще-то я…
Он не услышал, подзывая официантку, говоря ей, чтобы принесла еще два кофе и счет, закуривая сигарету и почти тут же с отвращением комкая ее в пепельнице. Все это было неправильно, не так — и она остро это чувствовала, испытывая неудовлетворение от того, что происходит. Желая изменить все, чтобы все было, как до этого, — пусть они встречались всего-то три раза, но тем не менее она хотела, чтобы все было, как тогда. То есть чтобы он не смотрел на часы, чтобы говорил ей побольше комплиментов, чтобы смотрел на нее откровенно и даже… и даже пусть бы намекал на это.
Потому что осознанно либо подсознательно, но она к этому привыкла — всего-то за три встречи. И пусть она сказала себе, что все позади и она вернулась к прежней жизни, но она изменилась все-таки. Она по-другому чувствовала себя — даже в институте она уже была не только преподавателем, но и женщиной, привлекательной к тому же, а в этой фирме — тем более. И с Ольгой она была другой — той, кто уже знает, о чем идет речь, когда подруга заводит вечные свои разговоры о любовниках.
И собиралась она теперь дольше — и больше времени проводила перед зеркалом, хотя раньше просто смотрела на себя, выходя из квартиры. Да она даже все свои рваные колготки выкинула — взяла и выкинула, сказав себе, что стыдно ходить в таком. Даже платье себе купила — сегодня она не в нем была, к сожалению, — новое черное платье, на тот случай, если придется выйти куда-нибудь. И хотя, когда уже пробивала в кассу, подумала о том, что некуда ей выходить, но все же купила. Целых сто пятьдесят долларов отдала, немаленькие весьма деньги.
А теперь… А теперь тот, кто показал ей — нет, тот, кто напомнил ей, что она привлекательна, что она нравится мужчинам, что она молода еще, — он теперь первым сказал, что пора уходить. И даже не пригласил куда-нибудь вечером — она бы отказалась, но он должен был это сделать. Должен был, несмотря на данное им слово.
Да, она бы краснела, если бы он намекал на то, что было, — но ей бы приятно было услышать еще раз, что он думает о ней. Да, она бы никуда с ним не поехала — и уж тем более не поехала бы к нему домой, — но ведь он даже не говорил об этом, словно утратил к ней интерес. Словно встретился с ней действительно случайно. Словно пригласил ее сюда просто затем, чтобы отдать паспорт.
— Андрей, вы на меня обиделись — из-за Лондона? — Она совершенно не собиралась спрашивать его ни о чем, ему не на что было обижаться, потому что он должен был понимать, что для нее это нереально, но все происходящее было так странно, что она не могла не спросить. — Поймите, мне очень приятно, но вы ведь понимаете, у меня работа, семья. Если бы я могла, я бы поехала. С удовольствием.
Он посмотрел на нее внимательно, оценивая словно — неулыбчиво, серьезно, пристально.
— Да я понимаю — просто ляпнул вот…
И все — ни слова больше, и кофе свой он выпил торопливо, и когда посмотрел на нее, она отодвинула чашку, вставая. Думая, что он что-то скажет сейчас — «Может, сходим куда-нибудь завтра вечером?», что-нибудь такое, — но он молчал. И даже из ресторана вышел первым — немного затормозив перед дверью, будто не решаясь выходить, но выйдя все-таки. Придержав ей дверь, не глядя на нее при этом. И по дороге молчал — и она молчала.
Думая о том, что понимает причину его поведения. Что все дело в том, что он осознает теперь, что она из другого мира. Раньше, когда он предлагал ей куда-то поехать, она ехала, она вела себя как свободный человек — так получалось, что она действительно тогда была свободна. Просто стечение обстоятельств — как тринадцатого января, когда отсутствовал Сергей. А теперь он понимает, что она другая — она не может позволить себе взять так, как он, и улететь завтра в Лондон. Да даже не может поехать куда-нибудь вечером — потому что вернулся муж. А значит, он понимает, что ему нужен кто-то из его мира, а она — она должна остаться в своем.
И поэтому теперь, сидя в машине в трех минутах ходьбы от дома, не отойдя еще от той неприятной сцены, еще видя перед глазами лежащего в грязи человека с окровавленным лицом, еще злясь на его слова по поводу продажности всех и вся, она не отстранилась, услышав его слова: «…потому что такой женщине хочется дать как можно больше…». И позволила ему водить пальцами по ее щеке, все еще ощущая напряженность после случившегося, неудовлетворенность от того, как прошла их встреча, грусть по поводу того, что он был с ней сегодня другим.
— Да, Алла, давно хотел тебя спросить. Тебе нравится заниматься сексом в машине?
Она даже не поняла сразу, чего в ней больше было в тот момент — возмущения из-за вопроса или радости из-за того, что он снова прежний, пусть даже благодаря этой жуткой драке, но главное — прежний. И он засмеялся первым, и она вслед за ним.
— Вы невозможны, Андрей! Ладно, я понимаю, что вы торопитесь…
И улыбалась всю дорогу до дома, повторяя про себя этот вопрос. Не думая даже о том, что он не сказал ей, когда приедет в следующий раз, и ничего ей не предлагал, — но радуясь тому, что за эти две с половиной недели, что она не видела его, ничего не изменилось.
И, представляя себе, что все еще сидит рядом с ним в машине, ответила, опустив глаза:
— Вообще-то я предпочитаю заниматься этим в постели. В крайнем случае в кресле. А вы?
— Кто?
Он видел, что его рассматривают в глазок, — и подумал еще, что ведь узнали, но ведут себя так, словно кто чужой приперся. Ну народ — ведь видели его уже не раз за последние три дня, каждый день видели, и Кореец должен был им объяснить, кто он, а они с ним так прохладно, как с пацаном обычным.
Дверь открылась наконец, и парень, вставший на пороге, еще раз посмотрел на него внимательно, словно за то время, пока он открывал дверь, тот, кого он видел в глазок, мог превратиться в кого-то другого. Не впуская, выглянул на лестничную площадку, осмотрелся быстро — и сразу видны стали еще трое, стоявшие в прихожей, явно готовые шмалять, если что.
— Здоров, Леший. Проходи…
«Бля, как к фюреру на прием», — хотел съязвить, но не стал. Ладно, при деле люди — и, как и Генка, убеждены, что лучше перебдеть, чем недобдеть.