Сладкие папики
Шрифт:
— А кем ты хочешь, чтобы нас это делало? — Я свернул с улицы Кэтти и почувствовал себя намного лучше.
Та пожала плечами.
— Это сложный вопрос, Карл. Не знаю, как ты хочешь, чтобы я вот так запросто ответила на него.
— Честность, мне нужен честный ответ, — произнес я. — Это не сложный вопрос, ты должна знать, что чувствуешь.
— Ты мне нравишься, если ты это имеешь в виду. Вы оба мне очень нравитесь.
— Мы тебе нравимся?
— Нравитесь мне, я наслаждаюсь вашей компанией, наслаждаюсь
— Но ты с нами только из-за денег, — ответил я. — Все в порядке, я понял.
Кэтти прожгла меня взглядом.
— Нет, — возразила она, и в ее голосе послышался огонь. — Я с вами не только из-за денег. — Она вздохнула. — Если бы у меня не было мечты и не было необходимости платить за нее, я бы даже не захотела получать деньги.
— Так чего же ты хочешь?
Она указала на знак Вулхоуп.
— Я хочу увидеть своего мальчика, — проговорила она. — Именно этого я и хочу.
— Отлично, — ответил я. — Намек понят. — Я потянулся к ее колену, и ее рука была раскрыта в ожидании. — Вперед, к пушистому зверю. Мы продолжим этот разговор в другой раз.
Без Рика пушистый зверь казался больше. Больше, неуклюжее и грознее. Он вскинул голову, навострив уши, и последовал за Кэтти к конюшне. Я проскользнул перед ним, избегая его копыт, стараясь сохранять спокойствие, даже несмотря на то, что мне было не по себе от этого зверя.
Правда Кэтти все равно заметила мое беспокойство.
— Расслабься, — сказала она. — Все будет в порядке. — Она предложила мне чомбур (примеч. Своеобразная короткая веревка с металлическим карабином на одном конце, предназначенная для вождения лошади в руках и ее привязи на конюшне или при транспортировке). — Возьми его, если хочешь, и увидишь.
— Я в порядке там, где сейчас, — ответил я.
— Я тоже, — проговорила она и наклонилась, чтобы поцеловать меня в щеку. — Именно это я и должна была сказать в машине. Я счастлива, Карл, во всем. На данный момент.
— На данный момент?
Кэтти кивнула.
— На данный момент, да. У нас все хорошо. У каждого из нас. Мне это нравится.
Мне так много хотелось сказать. Сбросить свой груз во всех смыслах. Потребность в этом дремала во мне тревожным сном. Я мог бы разбудить ее одним прикосновением, и она бы ожила и вылилась наружу. И врезалась бы в нее, и, возможно, Кэтти убежала бы. Как и все остальные до нее.
— Мне это тоже нравится. Очень сильно.
— Хорошо, — сказала она. — У нас все хорошо, да?
Я обнял ее за талию.
— У нас все
Она привязала Самсона к мотку шпагата у двери конюшни.
— Он несомненно может освободиться, да? — спросил я.
— В том-то и дело, — ответила она. — Если он взбесится, или испугается, или еще что-нибудь, он может порвать шпагат. И не причинит себе вреда.
— Приятно знать, — проговорил я, представляя, как этот хлипкий кусок ничего разлетается к чертям собачьим, если эта скотина решит погнаться за мной.
Он все еще смотрел на меня, все еще враждебно. Даже жуя сено, он не сводил с меня глаз. Кэтти одну за другой поднимала его ноги, удерживая бедрами, пока соскребала грязь с копыт. Лучше она, чем я.
Мне хотелось, чтобы Рик был с нами, рассмешил ее непринужденной беседой. Он знал бы, что сказать, что сделать. И провел бы этот «что происходит» разговор гораздо более небрежно, чем я. Возможно, потому что он вообще не стал бы этого делать.
Кэтти оседлала лошадь и застегнула шлем. Она вся светилась.
— Тебе нужна помощь или что-то в этом роде? — спросил я, но она покачала головой.
Она легко поднялась, перекинула ногу через его спину и без малейшего колебания вскочила на него. Потом вставила ноги в стремена, взяла поводья, и они тронулись обратно туда, откуда мы пришли.
— Не мог бы ты открыть ворота? — Она указала на обшарпанную деревянную арену. — Вот эти.
Я бросился к ним и сделал то, о чем она просила. А та рысью проскакала через них, поднимаясь и опускаясь в седле, ее бедра были так напряжены, что я мог видеть их очертания через бриджи.
Она указала на снаряды для прыжков, расставленные по всему полю. Столбы красного и белого, желтого и белого. Некоторые высокие, некоторые двойные, некоторые просто столбы на земле. Один из снарядов рухнул.
Я подбежал к нему прежде, чем она попросила, и поднял его на высоту.
Она поблагодарила меня. А вот мой костюм определенно нет.
Я прислонился к забору на безопасном расстоянии и наблюдал. Наблюдал за всем, впитывал в себя ее образ. Легкую походку Самсона, пока она разогревала его, наматывая длинные круги вокруг поля, как бы рисуя фигуры восьмерки между снарядами. Наблюдал за тем, как она двигалась, за утонченной свободой ее позы. Улыбкой на ее лице, сосредоточенностью, когда она поворачивала его, направляла его.
Кэтти была словно картинка.
Лебедь на воле, в своей стихии, переполненный радостью.
Я мог бы наблюдать за ней вечность.
Мое сердце бешено заколотилось, когда она сделала первый прыжок, но лошадь легко преодолела снаряд. Она поднималась и опускалась, освобождая поводья, когда он нуждался в этом, затем похлопала его по шее, прижала ноги к его бокам, чтобы поддержать его. Они сделали еще один прыжок, и это было волшебно. Третий прыжок, и я стал зависим. Почувствовал ритм копыт — бух-бух-бух, бух-бух-бух, бух-бух-бух, а затем тишина, когда он прыгнул, стук его приземления, и снова бух-бух-бух.