Сладких снов
Шрифт:
Прошло десять минут, он все так же сидел один. Она опаздывала. Гренс встал, принялся ходить между крестами и могильными памятниками. Иногда останавливался, чтобы посмотреть даты, подсчитать, сколько прожил человек, и повздыхать. Одним был отпущен долгий срок, другим совсем короткий, и это казалось комиссару вопиюще несправедливым.
Он вспомнил своего отца, которого видел всего несколько раз в жизни, но за могилой которого, тем не менее, ухаживал. Там был красивый памятник, черная гранитная глыба с высеченными на ней золотыми буквами.
Мать Гренса покоилась на другом кладбище, в другой части города. Жена здесь. Дочь – чуть в стороне, в мемориальной роще.
Что останется от человека, если уничтожить следы всех контактов с другими людьми? Что объединит разрозненные стороны личности в одно целое?
Этого Гренс пока не знал. Совсем недавно он пытался смириться с тем, что, по его мнению, шло не так. Найти в себе новые силы, подняться. И не ради того, чтобы жить как раньше. Вернуться назад, но чуть изменившимся. Потому что измениться – иногда единственный выход.
– Я опоздала, простите.
Женщина оказалась ростом выше, чем он запомнил. Короткие черные волосы собраны в два «хвостика», и взгляд все такой же уверенный – такие глаза не отводят ни перед чем.
– Спасибо, что пришли. Присядем?
Гренс показал на не совсем устойчивую парковую скамейку, и они опустились на вчерашние места, как будто успели к ним привыкнуть.
– Вы говорили о каких-то фотографиях, – напомнила женщина.
И никаких «вежливых фраз». Гренс должен был возблагодарить ее, хотя бы мысленно, поскольку терпеть не мог пустой болтовни. Но вместо этого почувствовал себя слегка разочарованным.
– Вы – ее мать, Альвы, я имею в виду. Вы ведь так ее называете?
– Да, Альва.
– Я не спрашиваю ни о ее отце, ни о других родственниках. Меня не интересует, почему вы одна. Но именно поэтому вы единственная, к кому я могу обратиться. Вы были ее вселенной. Вы знаете, как она выглядела. Вам известно больше, чем кому бы то ни было.
Гренс достал из внутреннего кармана пиджака смятый конверт и расправил его, насколько такое было возможно, на деревянных планках сиденья. Вытащил кипу фотографий и протянул женщине.
– В тот же день, когда вы потеряли свою дочь на парковке, в полицию поступило заявление о пропаже еще одной четырехлетней девочки, которая также никогда не вернулась к родителям.
Верхней оказалась студийная фотография – вымученная улыбка, неуклюжие декорации.
– Кто она?
– Линнея. Пропала спустя несколько часов после Альвы, в нескольких километрах от вашей парковки. Вы никогда ее раньше не видели?
– Очень может быть.
– Может быть?
– Не уверена, но как будто из объявлений о розыске. Думаю, одно из них лежало в моем почтовом ящике, именно с этим фото. Я запомнила его, потому что и сама…
Отчаянный вопль о помощи родителей Линнеи. Похоже, его и в самом деле услышали все в этом городе.
– А в жизни видеть ее не приходилось?
– Нет.
Следующий снимок был копией того, что в позолоченной рамке стоял в детской, которую Линнея все еще делила с братом. Ребенок смеялся в камеру, всем своим видом выражая желание жить. Гренс выбрал этот и еще следующий, потому что на нем Линнея была в окружении других детей.
– А теперь взгляните сюда.
– Да?
– Нет, не на нее. На остальных.
Йенни подсчитала, сколько их там было – девять человек. И все выглядели такими же счастливыми, как и Линнея.
– И что я здесь такого должна увидеть?
– Нет ли среди них вашей девочки?
Женщина взглянула на фотографию. Потом на следующую, на которой Линнея тоже была не одна, и таким образом быстро просмотрела всю пачку.
– Нет.
– Уверены?
– Уверена. Альвы здесь нет. Ни на одной из них.
Она вернула кипу, которую Гренс тут же убрал во внутренний карман. Больше говорить было не о чем. Гренса спасла проходившая мимо пожилая пара. Мужчина и женщина поздоровались с ним и Йенни, как это обычно делается в местах, где людей объединяет горе. Гренс ответил на приветствие, и старики удалились. Когда хруст гравия под их ногами стих в отдалении, неловкое молчание возобновилось, и на этот раз ситуацию спасла Йенни.
– До сих пор не знаю, как вас зовут.
Она осторожно улыбнулась.
– Вы не представились ни вчера, ни сегодня утром по телефону.
– Эверт.
Он прокашлялся:
– Эверт Гренс.
– Очень приятно, Эверт Гренс. А я, как вы уже, наверное, знаете, Йенни. И еще раз спрашиваю у вас, чего вы от меня хотите.
– Чего хочу?
– Если вы надеетесь убедить меня, что эти бесполезные снимки и есть причина нашей с вами встречи…
– Они не бесполезные.
– Правда?
Она всплеснула руками. Улыбка стала уверенней – больше никакой пустой болтовни.
– Ну, хорошо. Допустим, я хотел от вас чего-то еще, кроме этих снимков…
Она еще раз всплеснула руками. Ждала продолжения.
– Я полагаю, что истории Альвы и этой девочки как-то связаны между собой.
– Связаны?
– Они ровесницы. И пропали в один день, с разницей в несколько часов. Но их дела никогда не объединялись. Одно закрыто. Другое понижено в приоритете, потому что и полицейские, и родственники устали так, что осталось только сдаться. Туннельное видение, так я это называю. Неудивительно, когда дел все больше, а следовательские ресурсы все на том же уровне.
Женщина опустила руки и откинулась на спинку скамьи, которая угрожающе затряслась.
– Зачем вы мне все это говорите?
– Сам не знаю. Просто мне кажется, что именно вы запустили все по новой. Очень может быть, что оба расследования будут продолжены, пусть неофициально. Сейчас я не могу обсуждать это ни с коллегами, ни с начальством. Но главное даже не это. Понимаете, я дал себе клятву никогда больше не ходить на похороны. Но сегодня, уже через пару часов, здесь будет похоронена девочка с фотографий, которые вы только что разглядывали. Точнее, в память о ней будет зарыт еще один пустой гроб. И я не могу явиться на церемонию один.