Сладких снов

Рослунд Андерс

Гренс снова сфокусировался на сливающихся белых пятнах, пока не сформировалась вторая – О.

Третья, напротив, долго ему не давалась. Никак не хотела вырисовываться. Как ни вглядывался Гренс, как ни пыхтел над бумагой с тоненькой кистью в руке – не видел ничего, кроме разрозненных белых участков.

С четвертой получилось проще.

Пятая.

Наконец шестая.

D I – K

Именно так, похоже, это должно выглядеть.

Гренс попытался угадать, что поставить на оставшиеся два чистых поля.

NORDISK – первая путеводная нить к голубой бабочке,

которая теперь порхает в волосах совсем другой девочки.

Следующее слово вырисовывалось так же медленно. Осторожное прикосновение кончиком кисти – внимательное вглядывание – снова кисть. И вот наконец – четыре буквы из шести.

M O B F

Эверт Гренс включил компьютер, открыл Гугл и забил в поисковое поле то, что имел на тот момент:

NORDISK MOBF

Множество совпадений – Гренс не успел вылить в себя остатки холодной жижи со дна кофейной чашки.

Отсортировав рекламу и проплаченные объявления, которые, как всегда, шли первыми и мешали поиску, комиссар, в конце концов, оставил один-единственный правдоподобный вариант: Nordisk Mobelfremstilling – похоже на название мебельной фабрики.

Кликнув на ссылку, Гренс перешел на сайт с датским текстом и логотипом, который был на рубашке мужчины с фотографии. Предприятие с почтовым адресом в Рёдберге – небольшом городке, о существовании которого Гренс узнал впервые. Судя по карте, Рёдберг находился на острове Фальстер, в паре миль к югу от города Нюкёбинг-Фальстер, на юго-востоке Дании.

Гренс быстро поднялся – он не желал смотреть на эту фотографию дольше необходимого. На данный момент был актуален лишь один листок из двенадцати – тот, который с зеркалом и текстом. Именно он дал первый фрагмент картины, из-за которого комиссар подвергся сомнениям. Что на самом деле стояло за всем этим? Что, если кто-то таким образом подшутил над ним?

Он имел дело с опытным педофилом, перепродававшим товар подельникам через Интернет, – иначе как объяснить информацию о еще восьми изображениях в той же серии? Мог ли такой тип повести себя настолько неосторожно, что сфотографировался в рубашке с логотипом, дававшим четкую наводку полиции? Которую стокгольмский комиссар раскрыл, опираясь исключительно на технические средства доцифровой эпохи – лупу и канцелярский забеливатель, вышедшие из употребления еще до начала XXI века? Или же это голубая бабочка разбудила его воображение и заставила увидеть то, что Гренс хотел бы видеть?

Комиссар опустился на корточки и собрал с пола оставшиеся листки, переворачивая каждый обратной стороной, чтобы не смотреть на изображения.

Но, может, еще и затем, чтобы перестать формулировать все новые вопросы, подводящие к самому последнему, в отношении которого Гренс совсем не был уверен, что хочет знать на него ответ. Был ли этот снимок и в самом деле скрытым посланием, за которым стояла некая история? То есть была ли девочка с голубой бабочкой в волосах как-то связана с другой, которая тоже носила такую заколку и на чьих фиктивных похоронах Гренс побывал всего пару месяцев назад?

Суббота, половина шестого

утра – время, когда большинство нормальных людей отсыпается после рабочей недели. Эверту Гренсу на это наплевать. Он давно приучил своих коллег к тому, что их могут разбудить хоть посреди ночи – в любой момент, когда у него возникнет в этом необходимость. Чаще всего это случалось именно тогда, когда нормальные люди не разговаривают по телефону, и это служило самым очевидным доказательством того, как мало было дела комиссару до привычек нормальных людей.

Именно поэтому он еще раз набрал ее номер. Пятый раз за какие-нибудь пару минут.

И именно поэтому она отказывалась отвечать, как и каждый раз на протяжении почти года. Но сегодня Гренс решил не сдаваться, и Марианна как будто это почувствовала. Потому что после того, как он позвонил еще и еще, а потом и еще два раза, она наконец приняла вызов.

– Эверт? И именно сейчас, когда…

– Доброе утро, Марианна.

– Похоже, ты меня не понял. Я не желаю иметь с тобой никаких дел. Ни-ко-гда.

– Я понял. Хотя никогда не считал эту идею удачной.

– Я кладу трубку. И не заставляй меня менять номер.

– Не клади трубку. Я хотел поговорить не с тобой.

Она замолчала, и Эверт услышал чье-то медленное дыхание на заднем плане. Кто это так сладко храпел рядом с ней? Его шеф Эрик Вильсон?

– Так с кем ты хотел поговорить? С Эриком? Вы каждый день видитесь на работе.

– Во-первых, я хотел бы попросить тебя ничего не говорить Эрику об этом моем звонке.

Она опять замолчала, и Эверт прекрасно понимал ее сомнения. В кои-то веки он дозвонился на ее номер, и этот разговор мог бы стать первым шагом к примирению, потому что это по вине Гренса Марианна перевелась в другой отдел, и в результате комиссар заявляет, что хочет говорить не с ней, а с кем-то другим. Одно это звучало подозрительно.

– Вот как? И что это значит? И с кем же это ты, интересно, хотел поговорить, если звонишь на этот номер посреди ночи и не желаешь слышать ни меня, ни Эрика?

– Ты знаешь, что с тобой я готов говорить в любое время. И даже не только говорить… Но именно сейчас, Марианна, именно в это утро, я хотел бы с твоей помощью выйти на того молодого человека, с которым мы работали в прошлом году и который может то, чего не может никто – вскрыть любую тайную сеть в Интернете.

– Билли?

– Возможно. Двадцать лет или около того. Тощий, бледный и… немного себе на уме.

– Билли.

Она замолчала вот уже в третий раз. То, что поначалу казалось Гренсу раздражением, а потом перешло в сомнения, теперь выглядело как осторожность.

Марианна понизила голос:

– Чем ты занимаешься, Эверт?

– Одним расследованием.

– Для которого тебе требуется помощь человека извне? И о котором ты не хочешь говорить своему непосредственному начальнику?

– Расследованием, которое… не совсем официальное, скажем так. Пока…

На какое-то мгновение Гренс почувствовал, что она его поняла. Марианне всегда нравилась его дерзость идти в обход системы.