Сладкий развратный мальчик (др. перевод)

Лорен Кристина

– Это - впечатляюще.

Он кивает в знак согласия.

– Нас четверо, на протяжении всего дня вместе. Иногда жара была просто мучительной. Было очень влажно, но мы просто продолжали работать до ночи. Было тяжело, но это самое веселое лето, которое у меня было. Не знаю, буду ли я знать кого-нибудь так, как знаю этих трех друзей.

Очаровательный, прерываюсь я на секунду.

– Ты имеешь в виду Оливера, Финна и Перри.

Тень падает на его лицо, и он кивает.

Дерьмо.

– Извини, я не...

Но он уже поднял руку.

– Не надо. Эти отношение - лучшие в моей жизни...

но так же, они и огромной осложнение в моей жизни. Есть ли смысл в этом?
– Киваю.
– Я проезжал с ними иногда по восемь или десять часов в день. Я спал с тремя людьми в месте, которое размером не больше, чем средняя ванная комната. Мы вместе скучали по нашим семьям, вместе утешали друг друга, праздновали моменты в нашей жизни, которыми очень гордились. Мы практически зависели друг от друга, и тот возраст сделал эти три месяца подобно целой жизни, и... думаю, возможно, это тяжело, когда жизни меняются так, как мы даже не могли себе представить, или даже надеяться.

Что бы ни случилось с Перри, это определенно то, с чем Анселю тяжело справиться. Он затихает надолго, приковав внимание к его пустому бокалу. Мне не привычно видеть его в таком состоянии, и это давит так, словно в моей груди рана. Я и не понимала, как нуждалась в большей информации о его жизни, пока мы не очутились здесь, претворяясь, что делимся этими кусочками жизни с незнакомцем.

– Ты не обязан говорить об этом.
– Говорю я тихо.

– Нет ничего, чем я мог бы помочь пройти или исправить то, через что проходит Перри, и... не хочу показаться важничающим, но это не та ситуация, с которой я знаком...

– Независимо от того, с чем он пытается справиться, - говорю я, - ты можешь быть там, но это - его жизнь. И ты не в силах сделать ее идеально-подходящей для него.

Он изучает меня мгновение, открыв рот и закрыв его снова.

– Нет... Это просто, - он делает паузу и глубоко вдыхает, - знаю. Ты права.

Хочу сказать ему, что понимаю, что знаю, как это, быть с кем-то в очень близких отношениях, и чувствовать, как они отдаляются, а ты не в состоянии это изменить, но я не могу сказать ему этого. Самые близкие для меня люди в жизни - это Харлоу и Лорелей. Они - мои постоянные, и ими были, с тех самых пор, как мы пошли в начальную школу. К тому моменту, как я и Люк расстались после аварии, я была готова отпустить его. В то же время, я ощущала пустоту, которую он раньше заполнял в моей жизни, но думаю, что всегда знала, что мы с ним не будем всегда вместе.

Желая сменить тему, я шепчу:

– Ну, кто бы ни был тот, кто продинамил тебя сегодня вечером, он - полный идиот.

Понимание вспыхивает на его лице, и он полностью поворачивается ко мне на стуле, локтем опираясь на стойку.

– Не знаю, - наконец, говорит он, покусывая нижнюю губу.
– Теперь начинаю думать, что она сделала мне одолжение...
– Он оставляет чувство, многозначительно висящее между нами, и мы продолжаем сидеть в тишине, и лишь пульсирующие басы музыки сверху доносятся до нас.
– У тебя есть парень?
– Внезапно спрашивает он.

– Парень?
– Трясу головой, борясь с улыбкой.

– Нет.
– Технически - это правда.
– А у тебя девушка? Спрашиваю я в ответ.

Он тоже качает головой, переводя глаза на мои губы, прежде чем моргает и встречается с моими снова. Следы печали и сожаления о разговоре про "Разъезжай и Сооружай" испаряются

из глаз Анселя, и все становится точно так же, как и в первую ночь, когда мы были вместе: мы, говорящие часы напролет. Это помогает мне вспомнить все детали, которые еще не вернулись. Мне нравится то, как он "говорит" руками, делая паузу только тогда, когда забывает слово, его лоб, морщится от концентрации, прежде чем я смеюсь, мини-игра в Шарады проваливается, поскольку я помогаю ему отыскать правильное слово. Или то, как он внимательно слушает, наклоняя голову в мою сторону, а глаза постоянно следят за моим выражением лица. Он заставляет меня чувствовать себя так, будто я единственный человек на земле. Он смотрит на меня так, будто бы в секунде от того, чтобы накинуться на меня.

Не удивительно, что именно я предположила это.

Он спрашивает о моей жизни в Сан-Диего, и слушает так же внимательно, как будто той ночи в Вегасе и не существовало, будто он не слышал этого до сегодня.

– И ты обожала танцевать, - говорит он, улыбаясь, а его пустой забытый бокал стоит перед ним на стойке. Это не вопрос, просто наблюдение.

– Да, обожала.

– И выступала.

Я вздыхаю.

– Я любила сцену.

Глаза Анселя сужаются, между нами висит молчание, пока он не выдает:

– Уверен в этом.

Он абсолютно не стесняется, осматривая мое тело, останавливая взгляд на моей груди. Мурашки пробегают по коже, мои соски твердеют от его чувственного тона, от голода в его глазах.

– Бизнес-школа, - говорит он, снова возвращая взгляд к моему лицу.
– Кажется, для тебя это не так интересно, как танцы.

Смеюсь.

– Ммм, нет.

– Тогда зачем ты делаешь это? Тратишь так много времени в своей жизни на что-то, что не делает тебя счастливой?

Искры паники разгораются в моей груди, но мне быстро удается затушить их. Здесь безопасно - странное место, которое мы нашли с Анселем - и я могу говорить или делать что угодно, или быть, кем захочу.

Поэтому, я выбираю не отвечать, снова фокусируясь на нем.

– Многие люди не счастливы на их работе. Вот ты любишь свою?

– Не особенно, - говорит он.
– Даже, нет.

– Но ты продолжаешь делать ее.

– Да...
– Говорит он задумчиво.
– Но у меня это временно. Я знаю, чем хочу заниматься по жизни. Эта работа просто одна дверь, которая приоткроет для меня следующую. Эта работа поможет мне стать кем угодно в любой точке мира. Еще два года обучения - это долгое время, и я видел, как ты отреагировала, когда я упомянул про это.
– Он тихо смеется.
– Будто твоя жизнь промелькнула перед глазами. Если перспектива учебы в школе делает тебя несчастной...
– Его голос затихает, и он смотрит на меня, ожидая, что я закончу фразу сама.

– Я больше не могу танцевать, - напоминаю я ему.
– В моей ноге куча винтов и три сантиметра металлического сплава, которым заменили кость, и это не то, что я смогу преодолеть, даже если постараюсь. В этом случае, тело не может быть подвластно мозгу.

Он вертит свой стакан, размазывая темный след конденсата, который образовался под ним. Лед позвякивает, ударяясь о стенки пустого стакана, и кажется, что Ансель обдумывает что-то, прежде чем говорит это в слух.

– Не профессионально.
– Добавляет он, пожимая плечами.