Сладкий развратный мальчик (др. перевод)
Шрифт:
– Ты хмуришься во сне?
– Теплые губы прикасаются к моему лбу, а кончики пальцев разглаживают "хмурые" морщинки. Он целует сначала одну щечку, затем другую, проводя своим носом по скуле на обратном пути к моему уху.
– Я видел твою обувь возле двери, - шепчет он, - ты в них обошла весь Париж, не так ли? Они выглядят изношенными почти до дырок в подошве.
На самом деле он не так уж и далек от правды. Париж - это карта, которая, кажется, раскрылась прямо передо мной. Каждый уголок разнообразных улиц и статуй, архитектурных зданий старее и прекраснее, чем что-либо я видела за всю свою жизнь. Я достигаю одного места, которое только усиливает мою охоту узнать, что скрывается
– Я люблю то, что ты пытаешься изучить мой город. И боже помоги тем парням, которые видят тебя проходящую мимо них в этом крошечном сарафане, который висит сейчас в ванной. Ты вероятно заимеешь армию поклонников, следующих за тобой прямо до дома, а я буду вынужден отгонять их.
Я ощущаю его улыбку на своей щеке. Матрас прогибается, и я ощущаю его дыхание в своих волосах. Мое лицо расслаблено, и даже дыхание, потому что, я не хочу просыпаться. Потому что хочу, чтобы он никогда не переставал со мной разговаривать так.
– Сегодня суббота... Я попытаюсь уйти домой пораньше.
– Он вздыхает, и я слышу усталость в его словах. Не уверена, что полностью оценила то, как это для него должно быть тяжело, балансировать между ответственностью передо мной и своей работой. Представляю, как это, чувствовать, когда разрываешься в разные стороны.
– Я убедил тебя приехать сюда, а сам, практически, не появляюсь дома. Я никогда не хотел, чтобы это было так. Просто... не до конца все продумал.
– Он смеется в мою шею.
– Всех, кого я знаю, закатили бы глаза от этого. Оливер, Финн... в особенности, моя мама.
– Говорит он с нежностью.
– Они твердят, что я импульсивен. Но я хочу стать лучше. Хочу быть лучше ради тебя.
Я почти всхлипываю от этого.
– Ты не проснешься, Cerise? Не поцелуешь меня на прощание этим ртом? Этими губами, которые накликают на меня беду? Вчера я был на встрече, и когда они позвали меня по имени, я понятия не имел, о чем они разговаривали. Все, о чем я мог думать, это о твоих вишневых губах, растянутых по моему члену, и затем прошлая ночь... ох. Ее детали, я буду представлять себе весь день. Ты будешь причиной, по которой меня уволят, и когда мы окажемся на улице, без гроша в кармане, ты никого не сможешь обвинить в этом, кроме своего рта.
Больше не могу сохранять серьезное выражение лица, я смеюсь.
– Наконец-то, - шепчет он, мурлыча в мою шею.
– Я уже начинал подумывать о пожарной тревоге.
***
Даже сейчас, когда я проснулась в одиночестве, пару часов спустя, я помню, как он шептал напротив моих плеч, наконец достигая моего уха. Я перевернулась на спину, с по-прежнему закрытыми глазами, окутываясь вокруг него сонными объятьями, ткань его костюма грубая, шелк его галстука соблазняет, когда падает меж моей обнаженной груди. Если бы я была менее сонной, то я бы сбросила его с себя, и начала разглядывать, как его пальцы соответствуют синякам, которые он оставил на моей коже.
Ансель приготовил для меня завтрак. Кофе и рогалик, оставленные на барной стойке рядом с кружевным чепчиком от моего костюма горничной, а под тарелкой список новых англо-французских фраз.
Сколько времени? Quelleheureest-il?
Во сколько вы закрываетесь? A quelleheurefermez-vous?
Пожалуйста, разденься. D'eshabille-toi, s’iltepla^It.
Еби меня. Жестче. Baise-moi. Plusfort.
Мне
Это был лучший оргазм за всю мою жизнь. C’'etait le meilleurorgasme de ma vie.
Я собираюсь кончить в твой рот, красавица. Je vais jouir dans ta bouche, beaut'e.
Все еще улыбаясь, я направляюсь в ванну, и принимаю душ, воспоминания прошлой ночи прокручиваются в моей голове. Напор воды в квартире Анселя - ужасен, а ее температура едва ли теплая. Напоминаю себе еще раз, что я не вернусь в Сан-Диего, где единственный человек, с которым я сражалась за горячую воду поздним утром, была моя мама после своей утренней йоги. Но здесь, семь этажей людей, которых стоит принять во внимание, и поэтому я делаю себе мысленную пометку, чтобы встать завтра пораньше, и пожертвовать дополнительным часом сна, ради горячего душа. Но это не единственная вещь, которую я не пропустила бы. Те немногие, неосторожные моменты утром, когда Ансель думает, что я все еще сплю, просто стоят холодного душа. Многие из них.
***
Когда я прохожу мимо кондитерской в сторону метро, Жумона стоит снаружи, потягивая сигарету.
– Сегодняшний день уже стал ебанным кошмаром.
– Ругается она, выпуская струйку дыма изо рта.
– Мы распродали булочки, которые все любят, и я пролила гребанный кофе на себя. ЕМЖ.
Не знаю, почему я сижу с ней на протяжении всего ее перерыва, слушая рассказ о ее выходе из проблемной ситуации, будучи бедной двадцати-летней-с-чем-то девушкой в Париже, и о том, как ее бой-френд никогда не выключает кофе, когда уходит, или, как она бросает курить. Она не милая, ни с кем. Может быть, это потому что она - американка, и приятно беседовать с кем-то, кто не разговаривает на языке Анселя, который я вообще не понимаю. Или, может быть, мне на самом деле, не хватает общения с людьми. Что... действительно удручает.
Когда она закончила курить свою последнюю сигарету, и мой кофе уже давно остыл, я прощаюсь с ней и направлюсь прямо к метро, а затем исследую квартал Маре столько, сколько могу в первой половине дня.
Здесь находятся несколько самых старых построек во всем городе, и этот квартал стал популярен своими галереями, крошечными кафешками, уникальными и дорогими бутиками. Больше всего, в этом квартале, мне понравились узкие улочки и миниатюрные дворики, всплывающие из ниоткуда, которые молят о том, чтобы их изучили, или же просто, как делала я, посидели, поглотили какой-нибудь роман и затерялись в чьей-то чужой истории.
Когда мой желудок начинает урчать, и я собираюсь пообедать, в моей сумочке начинает вибрировать телефон. Я все еще поражаюсь приятному трепету в груди, когда вижу имя и лицо Анселя - его глупое селфи с розовыми щечками и с сумасшедшей усмешкой - вспыхивающее на моем экране мобильника.
То, что я сейчас чувствую - это нежность? Сладкий Иисус, я определенно испытываю это, и каждый раз, когда он рядом, в основном, все, чего я хочу - это приставать к нему. И это не только потому, что он прекрасен и очарователен, это потому, что он добрый и заботливый, и никогда не бывает резким или осуждающим. Ему присуще непринужденность, которая обезоруживает, и без сомнения, он оставляет после себя след непреднамеренно разбитых сердец - мужских и женских - куда бы он ни шел.