Слава богу, не убили
Шрифт:
А чуть что — тебя же и зовут первым делом. Приезжают Виталь с мужиками на ограбление, там такая коза в четырехкомнатной с евроремонтом: ах, вы знаете, я бумажника не могу найти с кредитными карточками. Последний раз я его четыре дня назад доставала в торговом центре, тогда, наверное, и украли. А ППС на хрена звать? Ах, ну откуда я знаю, кого звать, ну меня же ограбили!Как это — самой заявление нести?..
Про всяких двинутых и говорить нечего: к соседям ремонт делать строители ходят — а вдруг бандиты? Собака за стеной громко лает, разберитесь. Муж задолбал ваще, синячит, ругается, увезите козла; щас я только сковородкой его по калгану еще приложу напоследок!.. Или до белочки допьются, мудятлы, — и сами ментов вызывают. Приезжает как-то Виталев экипаж «на адрес», дверь амбал открывает, упортый в мясо — и ни слова ни говоря первым делом Виталю в морду. Скрутили его, спрашивают: а это, говорит, я сам позвонил — подраться че-то захотелось!.. Половина звонящих в дежурную часть еле слова выговаривают. Но ты обязан ехать на все вызов абез исключения, потому что каждый звонок на «02» регистрируется и по факту каждого выезда положи рапорт. А они — жалуются: поздно приехали! А как тут везде успеть, когда ни людей не хватает, ни машин, ни хера?..
Понимание, что всю взрослую жизнь он занимается тем, чем не хочет заниматься никто, большую часть этой жизни, было основой Виталькиного самоощущения: осознанное чувство, что тебя не ценят, боятся, норовят назначить виновным постепенно превратилось в подсознательную убежденность в виновности всех перед Виталем. Но вопрос, почему же Виталь оказался — и так прочно увяз — тут, он себе никогда не задавал, изначально чувствуя отсутствие альтернатив: а куда ему еще было идти после армии, в конце девяностых, в провинции, где тогда вообще работы не было? Ему, приехавшему в областной центр из совсем уж глухого районного? Ему, в двадцать лет не знающему и не умеющему ровно ничего: ну что Виталю дала школа, где он выказал способности в одной-единственной дисциплине — хроническом и демонстративном нарушении дисциплины? Или учага, где он, пробавлявшийся кражей цветметов, появлялся изредка, ненадолго и для того в основном, чтобы поддуться палью в сортире — хотя отчислен был все-таки за пьянку и последующее оскорбление препода действием? Или рота МТО в/ч 3377 в Железногорске, где в первый год он освоил навык придерживать пальцами глаза, когда тебя, послушно нагнувшегося, дедушка херачит — дабы следов не оставалось — кулаком по шее (придерживать, стало быть — чтоб не вылетели); а во второй узнал опытным путем, на сколько сантиметров в мочеиспускательный канал духа входит сварочный электрод?.. Ну так куда ему было податься, кроме как в патрульно-постовую, где вечный недобор, куда достаточно краткосрочных курсов и где компенсацией за ощущение своей парийности тебе дается полная власть над еще большими париями?..
Виталю очень в свое время понравилась услышанная где-то фраза: «Не я такой — жизнь такая». Не вполне вроде ясно, чем — Виталь ведь никогда ни перед кем не оправдывался. Но подобный подход снимал все вопросы в принципе — потому что жизнь у Виталя была… Его жизнь — двенадцатичасовые смены среди вонючих бомжей и матерящейся, брыкающейся, окровавленной гопоты. Надюхина — суточные дежурства, кровавые бинты в больнице, полные памперсы и калоприемники в патронажной. Моча, дерьмо, кровь, отупляющая, стервенящая усталось — вот ЖИЗНЬ: другой они никогда не видели. Другой им не показывали. Ну так и не ждите теперь, что он будет тихонький и добренький, что будет соблюдать закон — на который сами вы, между прочим, с таким прибором кладете!.. Сами, суки, воруете и разводите как хотите, считаете, вам можно — но тогда не удивляйтесь, если к вам придет (с Серегиной, понятно, подачи) Виталь с корочкой и с табельным, наручники наденет и популярно объяснит, кому тут что можно…
Нет, конечно, Виталь понимал, что Петрович его просто использует как «пехоту», как «мясо». Насчет их отношений старлей не заблуждался — да и насчет того, как долго Серый станет размышлять, прежде чем его слить, «если что». Но Виталь ведь и сам не собирался — «если что» — за него впрягаться. Тем более он помнил: от Сереги с его тараканами «чего» можно дождаться в любой момент…
Так что когда в Санычевой хате Петрович, которого, видать, наглухо перекрыло, начал делать с коммерсом такое, от чего даже Виталь чуть не блеванул, он (с самого начала этой истории слегка труханивший) окончательно послал про себя Серегу-отморозка на хер. Вместе со всеми обещанными им грудами лавья. Ну а когда до них обоих дошло, что клиент не просто отключился, а все, амбец, прижмурился (между прочим, так ни черта и не успев сказать), Виталь уже знал, что делать дальше. На хера оно мне надо?.. Убивал и даже телку харил по-любому один Серый. Затеял все это тоже он. Грузиться за него дебилов нет…
На следующий же день Виталь пошел к полковнику, объяснил ситуацию, слезно покаялся, отдал в знак покаяния все десять Серегиных бумажек и пообещал, если его отмажут, слить прокурора по полной.
— Нормально… — Павло пухлой рукой вяло обозначил приветствие. — Шалагина твоего они сливают… — нехотя нагнулся, зашарил в ящике. — Во, — хлопнул пластиковой папочкой по корневому шпону персидского ореха с ручной инкрустацией палисандром, карельской березой и чем-то еще, о чем Павло подробно рассказывал, но коллектор забыл, — они поделились…
— В СУ областном?… — Пенязь плюхнулся в кресло кожи Creta с эффектом искусственного старения.
Мент кивнул:
— Если коротко… — раскрыл папочку. — Два года назад у них там отжали кирпичный завод. Была сделка по лизингу оборудования, втихаря оформленная как договор купли-продажи, банковский вексель на 60 миллионов рэ, который якобы поступил старому владельцу, а на самом деле не выходил из банка новых владельцев, заява старого в прокуратуру и следствие, проведенное следователем Шалагиным, полностью подтвердившее правоту новых. Старый обвинил его в связи с мошенниками, Шалагин подал иск о защите чести-достоинства, старый заплатил а-ахеренный штраф…
Пенязь смотрел на него, на штандарт за его спиной и автоматически думал, что матрасная гамма российского триколора откровенно портит строгий деревянно-кожаный стиль дорогих кабинетов. Не стоит ли ввести в качестве государственного флага, скажем, монархический бело-желто-черный?..
— Хохма в том, что руководство СУ лоха Шалагина, считай, только на этой теме дважды поимело, — осклабился следователь. — До кризиса завод каждый месяц продавал кирпича на пятьдесят с хреном лимонов. А Шалагину они один раз че-то откатили, мелочь какую-то — и типа хватит с него. Там нюанс еще в том, что бывший собственник завода пялил сестру Шалагинской жены, а потом со скандалом бросил; а у жены следак, говорят, вот тут, — он показал кулак. — Так что новые владельцы, наверное, решили, что моральное удовлетворение Шалагин получил, на хрена ему еще бабки?.. Он, естественно, хотел процент с этих лямов. Ему — вот, — Павло изобразил помахивание членом. — Че им с шестерой делиться, когда крыша у ребят — его начальство?.. — губы мента издевательски кривились.
— А сейчас оно его почему слило?
— Говорят, башню у пацана совсем сдуло. Какой-то самостоятельный слишком стал. Отморозился. Непонятно чего творит… У начальства, думаю, на него до фига всего, но они же хрен покажут. Хотя даже тут, — он стукнул пальцем по верхнему листу в папке, — в принципе, достаточно, чтоб его закрыть. Подлог, фальсификация, укрывательство, злоупотребление служебным положением… — он закрыл папочку, потер подбородок, поднял взгляд на Пенязя. — Или вот еще… Там у них полковник, ментовский, и в его «помойке» есть пэпс один, лейтенант, что ли, который с этим Шалагиным варился лет пять или больше. Так он готов про него наговорить, — Павло наметил жестом некий безграничный объем, — на пожизненное. Но полкан этот денег хочет, много.
— Ну сколько?
— Ну, поллимона.
— Зеленых?
— Не рублей же…
— Я имею в виду: баксов или евро?
— Ну я так понял, что баксов…
— Рыло его не треснет?.. — поморщился Пенязь. — В Москве за триста штук дела открываются-закрываются… А что с Балдаевым?
— Балдаевым?.. А, этот зимогор… В федеральном розыске он. Шалагин сказал, что Балдаев пропал. Я так понимаю, ему велено было где-то Балдаева держать после того, как тот типа по подписке вышел — и то ли он его упустил, то ли отпустил, то ли грохнул. Я ж говорю, неадекватный. Ну, когда его закроют, прессанут, выяснится… Да даже если Балдаев твой и правда ландонул — все равно он в розыске: найдем рано или поздно…
Пенязь озабоченно цыкнул:
— Понимаешь, хотелось бы его найти раньше, чем кто-нибудь другой. А то с этим козлом геморрой один…
Глава 23
За большой комнатой была еще одна, узкая, тесноватая. Там стояла кровать, а на кровати лежала незнакомая девка в мятом платье, со спутанными волосами. Видимо, та самая, привезенная вместе с Владом, а потом брошенная в Кириллову каморку: это после нее его матрас обзавелся запашком мочи и несколькими небольшими ржавыми — кровавыми — пятнами (присмотревшись и принюхавшись, он его вынес, а ночевал теперь в обнаруженном на прелой свалке соседнего чулана древнем и тоже изрядно грязном ватном спальнике). Правое девкино запястье было приторочено к низкой спинке капроновым хомутом-стяжкой (наручники так и остались на закопанном Владе) — так, чтоб пленница имела возможность, задом сползя с кровати, присесть на гремучее металлическое ведро. Раз в сутки Кирилл опорожнял его в дыру сортира. От ведра в комнате стоял запах, заставлявший Шалагина материться, если Кирилл недостаточно плотно притворял дверь. Он хотел было открыть пыльное окно (одна форточка явно не справлялась), но обнаружил, что оно не открывается в принципе.