Слава богу, не убили
Шрифт:
А чуть что — тебя же и зовут первым делом. Приезжают Виталь с мужиками на ограбление, там такая коза в четырехкомнатной с евроремонтом: ах, вы знаете, я бумажника не могу найти с кредитными карточками. Последний раз я его четыре дня назад доставала в торговом центре, тогда, наверное, и украли. А ППС на хрена звать? Ах, ну откуда я знаю, кого звать, ну меня же ограбили!Как это — самой заявление нести?..
Про всяких двинутых и говорить нечего: к соседям ремонт делать строители ходят — а вдруг бандиты? Собака за стеной громко лает, разберитесь. Муж задолбал ваще, синячит, ругается, увезите козла; щас я только сковородкой его по калгану еще приложу напоследок!.. Или до белочки допьются, мудятлы, — и сами ментов вызывают. Приезжает как-то Виталев экипаж «на адрес», дверь амбал открывает, упортый в мясо — и ни слова ни говоря первым делом Виталю в морду. Скрутили
Понимание, что всю взрослую жизнь он занимается тем, чем не хочет заниматься никто, большую часть этой жизни, было основой Виталькиного самоощущения: осознанное чувство, что тебя не ценят, боятся, норовят назначить виновным постепенно превратилось в подсознательную убежденность в виновности всех перед Виталем. Но вопрос, почему же Виталь оказался — и так прочно увяз — тут, он себе никогда не задавал, изначально чувствуя отсутствие альтернатив: а куда ему еще было идти после армии, в конце девяностых, в провинции, где тогда вообще работы не было? Ему, приехавшему в областной центр из совсем уж глухого районного? Ему, в двадцать лет не знающему и не умеющему ровно ничего: ну что Виталю дала школа, где он выказал способности в одной-единственной дисциплине — хроническом и демонстративном нарушении дисциплины? Или учага, где он, пробавлявшийся кражей цветметов, появлялся изредка, ненадолго и для того в основном, чтобы поддуться палью в сортире — хотя отчислен был все-таки за пьянку и последующее оскорбление препода действием? Или рота МТО в/ч 3377 в Железногорске, где в первый год он освоил навык придерживать пальцами глаза, когда тебя, послушно нагнувшегося, дедушка херачит — дабы следов не оставалось — кулаком по шее (придерживать, стало быть — чтоб не вылетели); а во второй узнал опытным путем, на сколько сантиметров в мочеиспускательный канал духа входит сварочный электрод?.. Ну так куда ему было податься, кроме как в патрульно-постовую, где вечный недобор, куда достаточно краткосрочных курсов и где компенсацией за ощущение своей парийности тебе дается полная власть над еще большими париями?..
Виталю очень в свое время понравилась услышанная где-то фраза: «Не я такой — жизнь такая». Не вполне вроде ясно, чем — Виталь ведь никогда ни перед кем не оправдывался. Но подобный подход снимал все вопросы в принципе — потому что жизнь у Виталя была… Его жизнь — двенадцатичасовые смены среди вонючих бомжей и матерящейся, брыкающейся, окровавленной гопоты. Надюхина — суточные дежурства, кровавые бинты в больнице, полные памперсы и калоприемники в патронажной. Моча, дерьмо, кровь, отупляющая, стервенящая усталось — вот ЖИЗНЬ: другой они никогда не видели. Другой им не показывали. Ну так и не ждите теперь, что он будет тихонький и добренький, что будет соблюдать закон — на который сами вы, между прочим, с таким прибором кладете!.. Сами, суки, воруете и разводите как хотите, считаете, вам можно — но тогда не удивляйтесь, если к вам придет (с Серегиной, понятно, подачи) Виталь с корочкой и с табельным, наручники наденет и популярно объяснит, кому тут что можно…
Нет, конечно, Виталь понимал, что Петрович его просто использует как «пехоту», как «мясо». Насчет их отношений старлей не заблуждался — да и насчет того, как долго Серый станет размышлять, прежде чем его слить, «если что». Но Виталь ведь и сам не собирался — «если что» — за него впрягаться. Тем более он помнил: от Сереги с его тараканами «чего» можно дождаться в любой момент…
Так что когда в Санычевой хате Петрович, которого, видать, наглухо перекрыло, начал делать с коммерсом такое, от чего даже Виталь чуть не блеванул, он (с самого начала этой истории слегка труханивший) окончательно послал про себя Серегу-отморозка на хер. Вместе со всеми обещанными им грудами лавья. Ну а когда до них обоих дошло, что клиент не просто отключился, а все, амбец, прижмурился (между прочим, так ни черта и не успев сказать), Виталь уже знал, что делать дальше. На хера оно мне надо?.. Убивал и даже телку харил по-любому один Серый. Затеял все это тоже он. Грузиться за него дебилов нет…
На следующий же день Виталь пошел к полковнику, объяснил ситуацию, слезно покаялся, отдал в знак покаяния все десять Серегиных бумажек и пообещал, если его отмажут, слить прокурора по полной.
— Нормально… — Павло пухлой рукой вяло обозначил
— В СУ областном?… — Пенязь плюхнулся в кресло кожи Creta с эффектом искусственного старения.
Мент кивнул:
— Если коротко… — раскрыл папочку. — Два года назад у них там отжали кирпичный завод. Была сделка по лизингу оборудования, втихаря оформленная как договор купли-продажи, банковский вексель на 60 миллионов рэ, который якобы поступил старому владельцу, а на самом деле не выходил из банка новых владельцев, заява старого в прокуратуру и следствие, проведенное следователем Шалагиным, полностью подтвердившее правоту новых. Старый обвинил его в связи с мошенниками, Шалагин подал иск о защите чести-достоинства, старый заплатил а-ахеренный штраф…
Пенязь смотрел на него, на штандарт за его спиной и автоматически думал, что матрасная гамма российского триколора откровенно портит строгий деревянно-кожаный стиль дорогих кабинетов. Не стоит ли ввести в качестве государственного флага, скажем, монархический бело-желто-черный?..
— Хохма в том, что руководство СУ лоха Шалагина, считай, только на этой теме дважды поимело, — осклабился следователь. — До кризиса завод каждый месяц продавал кирпича на пятьдесят с хреном лимонов. А Шалагину они один раз че-то откатили, мелочь какую-то — и типа хватит с него. Там нюанс еще в том, что бывший собственник завода пялил сестру Шалагинской жены, а потом со скандалом бросил; а у жены следак, говорят, вот тут, — он показал кулак. — Так что новые владельцы, наверное, решили, что моральное удовлетворение Шалагин получил, на хрена ему еще бабки?.. Он, естественно, хотел процент с этих лямов. Ему — вот, — Павло изобразил помахивание членом. — Че им с шестерой делиться, когда крыша у ребят — его начальство?.. — губы мента издевательски кривились.
— А сейчас оно его почему слило?
— Говорят, башню у пацана совсем сдуло. Какой-то самостоятельный слишком стал. Отморозился. Непонятно чего творит… У начальства, думаю, на него до фига всего, но они же хрен покажут. Хотя даже тут, — он стукнул пальцем по верхнему листу в папке, — в принципе, достаточно, чтоб его закрыть. Подлог, фальсификация, укрывательство, злоупотребление служебным положением… — он закрыл папочку, потер подбородок, поднял взгляд на Пенязя. — Или вот еще… Там у них полковник, ментовский, и в его «помойке» есть пэпс один, лейтенант, что ли, который с этим Шалагиным варился лет пять или больше. Так он готов про него наговорить, — Павло наметил жестом некий безграничный объем, — на пожизненное. Но полкан этот денег хочет, много.
— Ну сколько?
— Ну, поллимона.
— Зеленых?
— Не рублей же…
— Я имею в виду: баксов или евро?
— Ну я так понял, что баксов…
— Рыло его не треснет?.. — поморщился Пенязь. — В Москве за триста штук дела открываются-закрываются… А что с Балдаевым?
— Балдаевым?.. А, этот зимогор… В федеральном розыске он. Шалагин сказал, что Балдаев пропал. Я так понимаю, ему велено было где-то Балдаева держать после того, как тот типа по подписке вышел — и то ли он его упустил, то ли отпустил, то ли грохнул. Я ж говорю, неадекватный. Ну, когда его закроют, прессанут, выяснится… Да даже если Балдаев твой и правда ландонул — все равно он в розыске: найдем рано или поздно…
Пенязь озабоченно цыкнул:
— Понимаешь, хотелось бы его найти раньше, чем кто-нибудь другой. А то с этим козлом геморрой один…
Глава 23
За большой комнатой была еще одна, узкая, тесноватая. Там стояла кровать, а на кровати лежала незнакомая девка в мятом платье, со спутанными волосами. Видимо, та самая, привезенная вместе с Владом, а потом брошенная в Кириллову каморку: это после нее его матрас обзавелся запашком мочи и несколькими небольшими ржавыми — кровавыми — пятнами (присмотревшись и принюхавшись, он его вынес, а ночевал теперь в обнаруженном на прелой свалке соседнего чулана древнем и тоже изрядно грязном ватном спальнике). Правое девкино запястье было приторочено к низкой спинке капроновым хомутом-стяжкой (наручники так и остались на закопанном Владе) — так, чтоб пленница имела возможность, задом сползя с кровати, присесть на гремучее металлическое ведро. Раз в сутки Кирилл опорожнял его в дыру сортира. От ведра в комнате стоял запах, заставлявший Шалагина материться, если Кирилл недостаточно плотно притворял дверь. Он хотел было открыть пыльное окно (одна форточка явно не справлялась), но обнаружил, что оно не открывается в принципе.