Слава богу, не убили
Шрифт:
В намерении добраться до бабла важняк был неколебим и церемониться с коммерсом не собирался. И не церемонился. Ни с ним, ни со втыкухой его. Сначала Шалагин и сам думал использовать ее, чтоб Смирницкий быстрей кололся, — и когда тот ожидаемо запел, что ни про какие машины и лимоны знать не знает, Серый первым делом развернул перед его носом суку раком и, расстегивая ширинку, объяснил ушлепку, что сейчас будет. И не успел тот вякнуть свое «не надо», как Серый обнаружил, что уже выполняет обещанное — с неожиданной для самого себя энергией. Коммерс, правда, на это глядя, понятливей не стал — наоборот, впал в истерику и выпал из процесса общения. Серега, который, надо сказать, в этом дурдоме и сам уже мало что соображал, стал выводить его из ступора радикальными методами — и так круто за дело взялся, что далеко не сразу допер: не будет больше от мудака толку. Никогда. Серый до сих пор мог только догадываться, что произошло: болевой шок? Или, как его, не болевой — от боли на самом деле не умирают (что там Володя-дуборез рассказывал) — травматический?.. Короче, так этот Смирницкий и не раскололся. Серега готов был его второй раз убить.
А потом подумал: че я, не следователь прокуратуры?.. Кто в этой стране хозяин?..
Развил напряженную деятельность, даром что официально числился в отпуске. Нарисовал бумаги, типа уголовное дело, замутил проверку счетов Смирницкого, посмотрел все операции за календарный год. Денег на счетах хватало, но никакой семерочкой, конечно, не пахло. В банковской его ячейке тоже. Как раз к тому времени Смирницкого и телкины родители созрели заяву о пропаже без вести накатать. Шалагин пошел к ментам, заведшим розыскное дело, вскрыли квартиру. Ни фига. Поговорил с этими родителями, заставил показать обе дачи. Все подвалы и чердаки там облазил. Пусто. После этого Серый нагужевался так, что шмонь эту, на которой теперь всласть отрывался, чуть следом за мужем не отправил.
А тут еще Виталь, пидор, пропал. Сначала че-то уклончивое мычал по телефону, а потом вообще перестал на звонки отвечать. Вот это Сереге совсем не понравилось. Что делать, если он и правда перессал и слить Серого готов? Этот же говнодуй такого понарассказать может…
И Денисыч как-то странно себя стал вести. Особенно после Шалагинской новости, что Балдаев слинял. Похоже, не слишком он поверил Шалагину…
Короче, нельзя было больше рисковать — с этими тут сидеть. Серега глотал, морщась, водку, жевал, морщась, раскаленные пельмени, поглядывал на Балду и думал: пора. Прям сегодня. Прям сейчас.
Радио за спиной нудило: «…Россия сумела сохранить духовность. Очевидно, что Запад сейчас испытывает острейший идеологический кризис. Западное общество позиционирует себя как постхристианское. Но человеку жить в духовном вакууме невозможно, тем более что, как уже было сказано, атеизм изначально не был свойствен европейцу. Таким образом, Россия может стать для Запада тем идеологическим, духовным маяком, той точкой, из которой в Европу и Америку станут возвращаться утраченные ими ценности…»
Бывало, по пьяни у Сереги обострялась какая-то специфическая наблюдательность — вот и тут он уловил, что козлик, кажется, чует, к чему дело. Смотреть за ним, сукой, внимательней — а то еще решит что-нибудь отмочить с перепугу… Тот и сам, по ходу, понял, что Серый его расколол — заметив, с каким видом обдристыш покосился на демонстративно выложенную рядом с тарелкой плетку, Серега испытал свирепое злорадство. А когда козел вдруг собрался телкину глину вынести, Серый аж в голос заржал: говночист по работе соскучился! Хотел велеть ему вернуться, но подумал: пусть в натуре поработает под конец, не мне ж этим заниматься. Пришлось высунуться вслед за петушаном во двор, проследить, как он тупо ковыляет под дождем в сортир и обратно. Убежать решил на полутора ногах, чмо хромое… Серега привычно накручивал себя, глуша страх, с которым водяра с каждым днем справлялась все хуже.
Виталь, сука… Вот с ним че делать, непонятно. То есть понятно, конечно… Его ведь не закроешь… Серый брякнул на комнатный стол бутылку и ПМ, с усилием потер горящую рожу. Вот же крыса… Перессал… Пэпс, дебил…
Но бабки… Я не пойму… Какого хера?! Бабки!..
Суки!!! Куда мои бабки делись?!
Глядя на Максовы «болты» — вытаращенные слезящиеся глазки с расширенными зрачками, Брега убедился, как его, беднягу, кумарит. Впрочем, это и по телефонному его голосу было ясно. И по нетерпеливости, с которой он просил стрелкануться. Это было как раз то, что надо. Не успел Макс увидеть благодетеля, как тут же принялся, шмыгая носом, канючить хотя бы чек — но Брега, естественно, велел сначала показать тачку.
Темный универсал «Ниссан Примера» стоял на задах заброшенной котельной, куда вели параллельные колеи с четким узором, чернеющим в снегу, первом в этом году, покряхтывающем под ногой. Брега нарочито неторопливо закурил, оглядел Максову добычу с демонстративной брезгливостью, попинал колеса. Лет пятнадцать пепелацу. В каком-то гараже на окраине он его нашел…
— На ходу хоть? — осведомился без особого интереса, сплевывая.
Макс поспешно подтвердил, нервно топчась рядом, косо улыбаясь наполовину беззубым ртом. Джинсы его были прожжены в нескольких местах пеплом, упавшим с сигарет, которые он, вмазанный, вечно забывал в пальцах.
— Че там? — кивнул Брега на черные объемистые мешки, забившие багажник «Ниссана». Вроде как мусор.
— Не знаю, — отмахнулся Макс. — Сколько дашь? — заглянул в глаза просительно, по-собачьи.
Брега неуступчиво пожал плечами:
— Щас проверим, как он бегает…
Продавец забубнил что-то почти бессмысленное, недовольное. Подобно всем опиушникам, сонно-невозмутимый под кайфом, на излетах он делался возбужденно-истеричен — то есть был сейчас как раз в требуемой кондиции. Выщелкнув окурок, сплюнув, Брега с прежним гадливым видом уселся за руль. Впереди щетинились голые кусты, так что он сдал назад, чувствуя, как машина проседает на корму. Не мог выкинуть, урод, — подумал про Макса и мусорные мешки. Вообще ни хера в башке, кроме шировья…
Накануне Брега взял у Валька полкило гердоса по оптовой цене, за двести пятьдесят штук. Отсыпав на кухонный стол серо-коричневую, цвета грязного снега горку, он поворошил ее пальцем, пригляделся и различил белые крупинки — скорее всего, обычная лактоза. В худшем для Макса случае — стиральный порошок или там мел… Но пакуя в фольгу граммовые чеки, Брега от требуемого количества Вальковой смеси отделил еще чуть больше трети, а убыток в весе восполнил толчеными таблами димедрола — которым традиционно бодяжил сбываемую дурь (не ностальгия ли по юности, по срочной службе на Камчатке, где нарезавшись паленой водяры — разведенной водой и для эффекту приправленной «димой» — прямо у себя на боевом посту в кочегарке, он заблевал шинель пытавшемуся его распинать капитану?..). Это, кстати, давало ему повод считать себя человеком сознательным и заботливым — во всяком случае, по сравнению с теми, кто подмешивал в чеки крысиный яд…
Собственно, «купцом» Димон Брежнев не был — ну, банчил при случае. Как бывший мент дилеров он не то чтобы крышевал — но помогал крышевать их (и не только их) ментам действующим. А не так давно он подкинул идейку и предложил посильную помощь майору здешнего УБОПа (их, УБОПы, тогда еще не надумали расформировывать). Вскоре на цыган, снабжавших под крышей Главдури весь Новик ханьем, бавленным клофелином, феназепамом, сахаром, кофе и чем только не, менты устроили масштабную облаву. Наркополицаи красиво и мощно соснули, пяток авторитетных цыганов загремели на нары, а прочих с благословения УВД, потихоньку опекавшего здешних скинхедов, стали прессовать бритые младопатриоты — причем почти официально: дело-то благое, борьба за здоровье нации, вот и православная общественность всячески поддержала. Перепадало, вестимо, и покупателям — например, был обычай шлендившим за дозу девкам (таковыми, впрочем, считались все попадавшиеся наркушки) забивать в «рабочий» орган бутылки… В итоге УБОПовцы нахватали звездочек и взяли под крышу Валька, ставшего практически монополистом, — то есть перевели трафик под себя. Брега же некоторых личных знакомцев из числа сидящих на системе снабжал по возможности сам — в итоге тот же Макс, гонимый вечным своим зовом, за последние месяцы перетаскал его подопечным-барыгам все мало-мальски пригодное к продаже с пустующих домов «частного сектора» и оставленных на зиму пригородных дач.