Славендар
Шрифт:
– Големша! Послал же Бог!
От навязанной големши было не отвязаться. По закону, если у вас не было своего домашнего голема, вы были обязаны на две недели в году брать в семью приёмыша – «большак» изучал взаимодействие интеллекта своего голема с гражданами, не желавшими приобретать сию тварь даже в кредит. Отказаться было невозможно, разве что по медицинским показаниям. Но и тогда Большой мог навязать голема, чтобы изучить того, кто «по медицинским показаниям» не желает иметь голема… пока не желает. Государство всячески поощряло големоводство, ничего не попишешь.
– Роза, – сказал батя, – Ишь… Роза!
Големша даже не выглянула, разумно посчитав, что ее на этот раз не зовут. Батя повернулся ко мне и начал вещать, грозно выкатив глаза, будто я его оппонент.
– Дать паршивой големше человеческое имя… да раньше лошадям запрещалось давать человеческие имена! Лошадям! Живым тварям, не этой химии!
– Да не то слово, – сказал я, – Роза – это еще и цветок, тоже живой, между прочим. Роза благоухает и призывает к любви… а эта дура к чему призывает?
– Ни к чему, – согласился батя, – Живая роза способствует расцвету жизни, она благоухает феромонами, она зовёт самца розы. Вы знаете, что роза пахнет феромонами? Вы, когда нюхаете розу, на самом деле нюхаете ее половые органы.
– Фу-у, Коля, – недовольно скривилась мать, – Зачем сравнивать розу и человека? Тем более, что феромонами пахнут не… эти, а подмышки.
– Я не хочу нюхать подмышки розы! – заорал батя. – Я человек! Меня создал Бог, а не… очкасто-задрипанный хомо дигиталус… которого скоро будут питать по трубочке, пока он валяется… в виртуальных очках… без порток… синий, как слива.
В принципе, я с батей был согласен по всем пунктам. Даже с тем, что батю создал Бог, я был согласен. Некоторые товарищи уж точно от обезьяны произошли, а мой батя от Бога. Здесь нет никакого противоречия, потому что Бог не обязан быть одномерным. Это человек одномерный, у него одно из двух – либо ты от Адама, либо от обезьяны. А у Бога может быть одновременно и то, и другое, и даже третье, например, что человек произошел от инопланетян. Если честно, такая многомерность Бога мне нравилась.
Батя разогнался, и мог бы вещать до утра, но из кухни совершенно не вовремя снова выползла Роза, уже с бужениной на подносе из нержавейки. Выползла, и зачем-то остановилась. Наверное, на батю обиделась, они же всё слышат, как собаки.
– Розочка, иди сюда, роботуля, – засюсюкала мама.
Розочка опомнилась, подкатила к столу, и аккуратно поставила поднос в самый геометрический центр.
– Спасибо, Розочка, – сказала моя мама, добрая душа.
– Сахарок ей в пасть кинь, ей спасиба мало, – ворчливо посоветовал батя.
– Кушайте на здоровье, – грудным голосом отозвалась Роза, база данных, которую научили говорить «я».
У людей архетип матери – это корова, а у големов – Роза, подумал я. Ей бы еще передничек… ага, и бигуди… да ну их в баню, такие мысли! Тоже мне, корова Роза.
– Проваливай, – буркнул я, чтобы поддержать батю.
Мама на меня зыркнула, но промолчала. Роза развернулась и отчалила.
– Картошечку там, и все остальное, – виновато попросила вдогонку мама.
Не оборачиваясь, Роза кивнула. В написании ее софта участвовали талантливые психологи.
В честь исчезновения Розы возникла легкая пауза, повисела над столом немного, и была развеяна батей – сегодня он был в ударе. К его чести стоит заметить, что он подождал целую минуту, пока мама пилила и раскладывала по тарелкам съестное. Делая это, она даже покраснела виновато, мол, хоть так могу послужить семье.
– Хватит, спасибо, – поднял ладонь батя, – Это съем, потом еще положишь
Мама послушно опустила гигантскую раздаточную вилку с куском буженины обратно на поднос, словно «мазерати» припарковала.
– Завтра Юрьев день, – сказал батя, – Выгоню Розу… всех бы выгнал.
Мы с мамой переглянулись: надеюсь, не нас он имел в виду? Или только всю эту роботизированную шушеру, что понабилась в квартиру самым тараканьим образом? Пресловутый утюг с интернетом, способный определять тип ткани под собой и автоматом выставлять температуру, даже матери уже надоел. Да и все остальное изрядно обрыдло.
«Ничего, стану луддитом, разберусь с этим дерьмом», неожиданно услышал я свою мысль. Вот те на… что, и впрямь я этого хотел?
«Юрьев день» по-шуточному, или День смены Большого производителя, действительно маячил на горизонте. Но по факту мало кто менял «большака». Ибо себе дороже!
– Розочка хорошая, – сказала мама робким голосом.
– Я тоже хороший, – возразил батя.
А я не понял, к чему он это сказал, вот честное слово! Полет батиной мысли заковырист, местами смел, и зигзагообразен. Никогда не угадаешь, куда залетит его мысль.
Я сидел и терпел – потому что мне очень не хотелось всё это оставлять. Маму, батю, буженину, приемную дуру Розу, весь этот мирный дом, в котором прошло… да никуда оно еще не прошло, моё детство. Пока над столом маячило теплое, обнимавшее меня наше «мы», я тихо млел, жевал буженину, и слушал батину чушь. Он что-то говорил, говорил, говорил… а я жевал, как корова, и разве что изредка выворачивал свое внимание наружу.
– … я и говорю, что вербунов этих развелось море, – сказал батя, имея в виду вербовщиков Больших производителей, – Синоптики бы так погоду просчитывали, как они нас. Давеча один мне прямо на тротуаре попался…
Я снова отключился от его слов, возвращаясь в страну тепла. Представил на полсекунды, как вербун почему-то сидит прямо на тротуаре, и хватает проходящего мимо отца за ноги. Прямо скажем, не лучший способ разрекламировать свой «большак», пусть и за полпроцента от пожизненного страхового пая гражданина. Разве что, ты работаешь на Рысакова: тут еще как-то можно связать в кучу ноги, тротуар, транспорт.